− Вислоухая морда? Ты никогда так не разговаривала, Аура, − Кристина поспешила за мной, прижимая к груди учебники.
− Правда? – с сарказмом уточнила я. – Я подумала, что мне не нужно быть такой милой, когда вокруг меня образовалось царство лжецов. Может быть, если я стану такой как эти люди, мне удастся выжить?
Кристина легонько взяла меня за локоть, останавливая:
− Аура, о чем ты говоришь?
Она была обеспокоена, а я не могла больше держать мусор, что скопился на протяжении всех этих дней внутри меня. Я не хотела вываливать на нее все подробности моей жизни, но это было сильнее меня.
С горечью, контролирующей мой голос, произнесла:
− Я говорю о том, что со мной случилось в прошлом. Когда убили моих родителей со мной кое-что случилось. Три года назад я каким-то чудесным образом встретила Экейна и стала с ним встречаться. Мы были вместе, несмотря на то, что все говорили, что это плохая идея. И, так и вышло, Кристина. Я на целый год исчезла, а когда вернулась, ничего не помнила. За то кое-что произошло. Мои родители мертвы. А я не помню, что со мной случилось той ночью. Что, если он накачал меня наркотиками? Я думала, эта история закончилась, пока не узнала, что Экейн на протяжении всех тех двух лет, что я сидела в психушке, навещал меня. Все время. А теперь его милый брат, твой лучший друг, затеял со мной забавную, на его взгляд, игру «угадай, что я помню из того, что случилось с тобой, Аура». – Я замолчала, поняв, что перегнула палку. Кристина выглядела ошарашенной и напуганной, словно я внезапно сказала ей, что она никогда не окончит университет и не получит ученую степень. Мое сердце на миг сжалось. – Прости… я должна идти в библиотеку… правда, прости. Я не хотела вываливать все это на тебя.
Я ушла, смешавшись с толпой студентов, спешащих на занятия. Кристина осталась позади, шокированная и напуганная моим поведением. Меня захлестнуло чувство вины и в то же время злобного удовлетворения: теперь она не будет такой поверхностной, когда будет говорить о Лиаме. Теперь она знает причину моего поведения.
Это должно было случиться. Рано или поздно я должна была сказать ей, почему все это творится со мной. Но я не должна была вести себя так эгоистично по отношению к ней.
Мучаясь от чувства вины, я добралась наконец до здания библиотеки.
Парк, окружающий библиотеку, был пустым и неуютным. На хмуром небе, затянутым тучами, не было ни намека на солнце. Оно было таким же серым, как и мое настроение. Отвратительно серым. Небо должно пролиться слезами, сокрушаясь от того, как плохо я вела себя в последнее время. Я злилась на Адама, подозревая его и обвиняя во всех грехах, а оказалось, что ему было просто любопытно, почему я веду себя так, словно у меня появилась сестра-близнец. Я сорвалась на Кристине, которая не была в чем-либо виновата. Она просто решила, что, если я буду знать о том, что Лиам и Экейн – братья, я могу с предубеждением отнестись к ее другу.
Я плохой человек.
− Неужели думаешь, кого бы тебе еще соблазнить, мерзкая жаба? – прелестным голоском спросила Маритт, появляясь за моей спиной, и я вздрогнула от неожиданности.
− Я никого не хочу соблазнять, – процедила я сквозь зубы, ускорив шаг. Они – эти девушки – мое наказание.
− Так уж и не хочешь, – с издевкой протянула Мишель, хватая меня под руку так резко, что я чуть не выронила сумку. Со стороны могло бы показаться, что я иду со своими подругами. Я зажмурилась. Вспомнила их разговор с сестрой в примерочной. Обо мне и Адаме. Распахнула глаза и посмотрела на сестер, оценивая, как сильно они меня ненавидят. Очень сильно.
− Нет, не хочу, – подтвердила я. − Меня это не интересует. Оставьте меня в покое.
− Оставить в покое? – переспросила Мишель с насмешкой в голосе. Маритт наклонилась ко мне и прошипела, заставляя меня вздрогнуть:
− Мы не оставим тебя в покое, наша милая принцесса-лягушка. Пока ты не оставишь в покое Адама. Моего Адама.
− Делайте что хотите, – изможденно протянула я, вырываясь вперед и взбегая по ступеням в библиотеку. Я вошла в старое здание с высокими потолками и витражными окнами, показала свой пропуск сонной библиотекарше, и отправилась в раздел естественных наук.
Мне не нужно было прикасаться к книгам или разглядывать их; достаточно того, что они просто окружали меня, возвышаясь плотной стеной, защищающей от жестокого мира снаружи этих стен.
Мама тоже любила книги. Кэмерон, после того как увидел, что в госпитале я иду на поправку, много рассказывал о ней и папе. Он любил рассказывать. А я всегда внимательно слушала. Не столько из-за того, что мне было интересно (ведь я все-таки не всю память потеряла), а из-за того, что нравилось наблюдать за старшим братом, когда он говорил о прошлом. В те минуты он выглядел юным и обаятельным, каким и должен быть. Он выглядел счастливым. Его глаза от восторга расширялись, и он часами напролет вспоминал, как я училась в школе или как мама любила путешествовать. И что отец всегда притворно ворчал по этому поводу, но всегда говорил, что будь мама обычной, он бы, наверное, не влюбился в нее.
***
Два года назад
Я не чувствовала себя живой. Знала, что очнулась, что попала в свой дом, но не чувствовала, что жива, что сердце бьется. Там были люди и повсюду кровь. Их мертвые тела, мертвые лица, мертвые глаза – и я посреди всего этого.
Я с криком выбежала во двор и упала на колени. Меня стошнило.
О Боже.
Это мама и папа! Я посмотрела на свои руки – они были в крови. Закричала и стала судорожно вытирать их об изношенные джинсы, но, когда опустила на ноги взгляд, поняла, что я ВСЯ в крови. И мое лицо в крови.
Я вновь закричала. Этот крик смешался с моим плачем. Я обхватила себя за живот, едва не падая на землю, на которой пробивалась трава.
− Нет! Нет!
Я замолчала, подавившись рыданиями, и вскинула голову. На меня, через покосившуюся калитку, уставилась женщина в старомодном берете. Ее рот напоминал букву «О», и ее ошарашенный взгляд метался от меня на земле, к двери дома, которую я не успела закрыть.
Шок этой женщины прошел, и она завопила:
− О Боже! О Боже! Тут убийство! На помощь! На помощь, скорее! Скорее!
Я, совершенно ничего не соображая, вскочила на ноги и побежала к калитке, за которой стояла женщина. Она испуганно отскочила и заорала еще громче:
− Убийца! Убийца!
Она решила, что это сделала я. И я не уверена, не я ли это, ведь очнулась в переулке и ничего не помню.
Я выбежала на дорогу, и обладательница берета сначала отбежала от меня, словно опасаясь, что я наброшусь на нее, затем бросилась в погоню за мной, с криком:
− Бен! Бен! Бенджамин! Она убила их! Убила Марка и Фелицию! Бен! О Боже!
Я бежала, едва разбирая дорогу от слез, застилающих глаза. Болело все тело, а особенно в горле и в груди. Отвращение к себе и к людям, к миру и человеку, сотворившему те ужасные вещи с мамой и папой, давило на мозг с такой силой, что я едва держалась на ногах.
Если остановлюсь – погибну.
Нет. Я больше не могу об этом думать.
Я вытерла непрошеную слезу со своей щеки и вернула книгу на место.
Лампы над потолком мигнули, и я рефлекторно вскинула глаза, внутренне напрягшись. Бороться со страхом темноты сейчас не хотелось.
− Почему ты плакала?
Я испуганно обернулась и увидела невозмутимое лицо Адама. Его волосы были влажными и встрепанными. Он показал мне книгу по программной инженерии, словно думал, что если не оправдает свое появление, то я испугаюсь его.
− Вспомнила кое-что… что не хотела бы помнить, – уклончиво пробормотала я, оборачиваясь к книгам. Адам встал рядом, пристально следя за мной, и я, хоть и не произнесла вслух, внутренне испытала облегчение оттого, что он появился, готовый отвлечь меня от грустных мыслей; облегчение оттого, что рядом есть кто-то честный, кто-то, кто не утаивает ничего от меня.
− Ты все еще злишься на меня? – Адам едва заметно вскинул брови.
− Уже нет. – Я со смешком взяла первую попавшуюся книгу, чтобы спрятать взгляд, который рвался посмотреть на парня. – Но я все еще думаю, что ты поступил плохо, позволив себе пользоваться Маритт словно она твоя вещь.
