Проникавшего в окошко бледного света едва хватало, чтобы разобрать рукописный текст, ее итальянский хромал, но и его оказалось достаточно. Все это время ее сердце колотилось так, словно готово было выскочить из груди.
48
Когда я проснулся, Александра уже успела встать и завернуться в простыню.
– Вставай, – сказала она. – Расчетный час в полдень, зачем тебе платить за лишние сутки.
Она пошла в душ, и мне захотелось к ней присоединиться.
Там она пожаловалась на «похмелье от проклятой граппы» и подставила лоб под струи горячей воды, а я помассировал ей шею. Потом она вымыла шампунем голову, и я помог ей смыть пену. Я готов был провести с ней в душе весь день, но Аликс скоро вышла, вытерлась полотенцем и велела мне не смотреть на нее, потому что вид у нее наверняка ужасный. Это было не так: без косметики и с мокрыми волосами она выглядела восемнадцатилетней красавицей.
Когда я потянулся, чтобы поцеловать ее, она вручила мне полотенце и велела прикрыться. Потом я смотрел, как она торопливо причесывается, намазывает губы блеском и натягивает смятую одежду. Несколько раз я пытался остановить ее, придержать и затащить обратно в постель, но Аликс каждый раз меня отпихивала.
– Разве тебе не нужно в библиотеку, выполнять свою секретную миссию? – напомнила она, и на ее лице, наконец, сверкнула озорная улыбка.
– Ой, и правда, у меня же секретная миссия… – Я попытался притянуть ее к себе и поцеловать, но она снова отбилась. Тогда я спросил, не жалеет ли она о случившемся.
Прошло несколько секунд неловкого молчания. Александра собирала влажные волосы в хвостик на затылке.
– Нет, – наконец, сказала она. – Просто это случилось слишком… неожиданно. Мне нужно… привыкнуть к этому.
– Давай будем вместе привыкать, сегодня вечером?
Она отвела взгляд в сторону и, поколебавшись, ответила:
– Хорошо.
Взяв ее за плечи и повернув к себе, я спросил:
– Правда, все нормально?
На долю секунды встретившись со мной глазами, она отвела взгляд и только тогда кивнула.
– Пора идти, а то еще за сутки возьмут.
Я ответил, что это не имеет значения. Я был готов заплатить втрое больше, лишь бы Аликс осталась или хотя бы не вела себя так, словно ей до смерти хочется сбежать. Спросив, чем она будет заниматься сегодня, я получил ответ, что у нее куча всяких дел. Как всегда, уклонилась от ответа. Но я не стал допытываться. У меня тоже имелись дела, о которых я ей ничего не говорил.
49
– А я все ждал, когда же ты позвонишь.
– Вот, позвонила.
– Ну, как тебе Флоренция? Развлекаешься?
– В каком смысле?
– Просто спросил.
– Ты никогда просто так не спрашиваешь.
– Да я только «за», милая, сколько угодно развлекайся, главное – не отвлекайся.
– Во Флоренции трудно не отвлечься. Здесь на каждом углу мировые шедевры.
– Есть немного, – согласился коллекционер, взглянув на стену с ярко освещенными картинами.
– Мне нужно еще денег.
– Хорошо, – снова согласился он, разглядывая поверхность краски на полотне шестнадцатого века, где изображалось Святое Семейство: несколько вытянутый младенец Иисус, Мадонна, а за ней Иосиф. Краска на лице Иосифа сильно потрескалась, что, конечно, снижало заявленную стоимость картины – 15 миллионов долларов. Но картина была просто украдена десять лет назад со стены больницы Санто Спирито в Риме. [59] Как раз во время концерта Мадонны, такая вот ирония. Коллекционер отвернулся от поврежденного Святого Семейства, чтобы посмотреть на свою новую добычу, и произнес в телефон:
– Счет тот же?
– Да.
– Столько же?
– Да.
Он подвинулся ближе к картине и провел пальцем по слегка улыбающимся губам, удивляясь, до чего они похожи на настоящие.
– Мне пора, – произнесла Александра. – У меня встреча с подругой.
– Я и не знал, что у тебя есть подруги во Флоренции.
– Есть одна… Мы в школе вместе учились.
– Правда? Как мило. Но погоди-ка. Ты так и не сказала, что тебе удалось выяснить.
Александра пересела с кровати на стул, посмотрела на балкон своей съемной квартиры, потом на часы. Прошло почти два часа с того момента, когда она рассталась с Люком. Интересно, что он делает. Гораздо интереснее, что она сама, черт побери, делает.
– Алло, ты слышишь?
– Да. – Она боролась с собой, оттягивая тот момент, когда нужно будет рассказать ему это, но понимала, что рассказать придется, и наконец, выложила все, подробно описав страничку, которую нашла в рюкзаке Люка, и пересказав ее содержание.
– Хорошая работа! – похвалил коллекционер. – Ты действительно заработала эти деньги.
Александра закончила разговор, не попрощавшись. Несмотря на принятый в гостинице душ, она чувствовала себя грязной и решила помыться еще раз. Но сколько она не лила на себя горячей воды, сколько не мылилась, ее не покидало ощущение, что она запачкалась, и это не имело отношения к сексу с Люком. Она вспомнила, как он спал: мерно дышащая обнаженная грудь, красивое лицо, татуировки…
Он сам, как татуировка, проник ей под кожу, неожиданно пробудил какое-то чувство, которого она не хотела испытывать, потому что лучше от этого не становилось. Только хуже.
50
Сколько я не перечитывал украденную страничку, там не нашлось объяснения, как распознать подделку. Говорилось лишь, что для этого потребуется увеличительное стекло. Сделав себе пометку, что нужно будет его приобрести, я опять пошел в библиотеку читать дневник.
Во дворе мне встретился один из тех научных работников, которых я почти каждый день видел в читальном зале. Тот, что с пучком волос на затылке. Когда я уже направлялся к входной двери, он вдруг обратился ко мне:
– Вы ведь художник и искусствовед из Америки, правда?
У меня не было настроения вступать в разговор, но я не мог не полюбопытствовать в ответ, откуда он это узнал.
– Кьяра сказала. Она считает своей обязанностью знать все обо всех в библиотеке.
Мне оставалось лишь надеяться, что обо мне Кьяра еще не все разузнала.
– Марко Пизано. – Ученый протянул мне руку. – Преподаю историю искусства во Флорентийском университете искусств, специализируюсь на современном итальянском искусстве, а еще точнее – на трансавангарде.
– Кучи, Чиа и Клементе.
– Так вы знакомы с их работами!
– Очень даже знаком. Я читал лекции по трансавангарду в Америке. Я большой поклонник Франческо Клементе.
– Жаль, что вас не было здесь в прошлом месяце. Посмотрели бы его выставку в арт-центре «Le Murate Progetti Arte Contemporanea».
– Ле Мурата? – Это слово привлекло мое внимание. – Разве это не название старой тюрьмы?
– Это и есть та самая тюрьма, – Марко объяснил, что нижняя часть здания была реконструирована организацией художников, но большая часть здания сохранилась в прежнем виде.
Мне до сих пор не приходило в голову, что тюрьма еще может существовать.
Менее чем через час мы с Марко уже сидели за столиком модного ресторана «Caffe Letterario», буквально высеченного из куска тюрьмы. Когда я сказал ему, что мои научные поиски имеют отношение к этой тюрьме, он позвонил своей знакомой, которая оказалась директором той самой организации художников, и она пригласила меня на экскурсию по зданию. За соседним столиком молодые люди ели пиццу и пили пиво, громко разговаривали и смеялись, а я думал о том, что в этих каменных стенах находился в заключении мой прадед.
Художественный руководитель «Le Murate Progetti Arte Contemporanea» Валентина Генсини, темноволосая женщина с оливковой кожей, была столь же привлекательна, сколь и интересна. Она спросила, над чем я работаю, и я сказал ей правду, хотя и не всю: что мой прадед сидел в этой тюрьме, а я хочу написать книгу о его жизни. Ее реакция была для меня немного неожиданной: «Книга – это прекрасно! Когда напишете, приезжайте к нам опять, мы организуем для вас чтения».
