— Шестнадцать миллионов, — выпалил Бородянский. — Из них три наличными, остальные — на счета, которые я укажу.
Юный финансовый воротила на секунду задумался.
— Не-а, дорого слишком, — сказал он. — Лучше я "Рот Фронт" куплю, конфетами ужрусь. Ну ладно, значит, не вышло. Пошли, Марусь…
— Погодите, — перепугался Бородянский, — а на какую сумму вы сами рассчитывали?
— На четырнадцать миллионов. У меня как раз сейчас такая сумма из оборота выпадает.
— А давайте, чтобы ни вам, ни мне — пятнадцать миллионов!
— "Ни вам, ни мне"? Это вы здорово сказали, — повеселел юноша. — Люблю людей с чувством юмора. Особенно горячими на обед, — прибавил он и залился смехом. Марина тоже вежливо хихикнула, поддержал и Бородянский, обрадовавшийся тому, что настрой покупателя изменился в лучшую для него сторону.
— Пятнадцать так пятнадцать, — сказал Шура, повернулся к Марине и задумчиво произнес: — Четырнадцать то есть хоть сейчас, а вот откуда еще миллион изъять? Сказать, что ли, Клавке, что виллу на Мальорке в следующем году куплю? С одной стороны, уже обещал… А с другой, у нее и без того на Мальте уже три, так что перебьется, — решительно резюмировал он. — Итак, когда я получу акции?
— Это займет 2 недели, — пообещал Бородянский, не помня себя от радости.
— Лучше бы быстрее, неохота мне здесь надолго застревать… Я тепло люблю, а у вас один день дождь, другой — дождь с ветром. Я все оформлю, директором кого-нибудь назначу — да вот, хотя бы Марусю, если захочет — и месяцев на шесть смотаюсь ноги в Атлантике полоскать. Да, и еще, вечером я передам через Марину пол лимона, типа аванса, чтобы наш договор считать уже оформленным. Если передумаете, то возвращать будете в тройном размере, как обычно. А вы пока бумажки готовьте, я подпишу.
— Что же, все по честному, — заверил Бородянский. — У нас, знаете ли, если слово дано — то оно крепче любой бумаги. Документы оформим в лучшем виде. Я, как никак, не первый год на этой работе, знаю, что к чему.
— Так и Маруся про вас говорила, что вас без каши не съешь, — признал Пашка. — Хорошо, а Бородянскому вы скажите — дескать, передумал я. Ну, наврите что-нибудь там. Он, правда, расстроится… Но если всех расстроенных настраивать, никаких денег не хватит, верно ведь? — и он снова рассмеялся, а Бородянский поддержал его на этот раз куда искренней.
Дело было в шляпе. Предстояло подписать с разбитным парнем договор, затем приобрести завод и перепродать его. На фоне грядущей сделки предыдущие суммы, немалыми трудами уворованные, казались мелочью. Потом можно и на покой, на тихий Средиземноморский курорт, в собственный домик этажей в пять…
"Растете, Лев Семенович", — поздравил сам себя Бородянский, наблюдая, как Марина и ее приятель покидают его кабинет.
Получать дивиденды от вложенных в "Золотой Крюк" 350 долларов Булыжник и Филипп доверили Шоре. Сами они не тратили время зря, прочесывая фирмы в поисках сантехника — от Шоры в этом деле все равно никакого проку не было. Правда, их надежды когда-нибудь обнаружить исчезнувшего вора уже основательно подтаяли, но все равно деньги на пропитание надо было каким-то образом добывать, а единственной освоенной профессией у них был рэкет. Дела шли не шибко хорошо, однажды они даже попали в засаду, подстроенную людьми хитрого и осмотрительного авторитета Арцибульдера, и еле ноги унесли.
Шора был рад своему новому поручению. К тому же его не оставляло желание снова увидеть господина Витаса Жальгириса.
Витас, однако, в приемной появлялся редко, а Шору вечно подпирала толпа ожидающих своей доли вкладчиков, так что задерживаться не удавалось. Но он не терял надежды вернуть былое доверие своих боевых товарищей. Для этой цели он даже украл на местном рынке китайский фотоаппарат-"мыльницу" с вспышкой, хотя громадная женщина, которая неслась за ним километра два, ругаясь при этом басом, перепугала его до крайности. Потому пленку Шора воровать уже не стал, а как вполне честный гражданин приобрел в специальном магазине. После чего притаился в засаде неподалеку от офиса "Золотого Крюка", запасся терпением и шоколадками и стал ждать.
Ближе к вечеру очередь у дверей рассосалась, чуть позднее приехала и уехала инкассаторская машина, прошло еще какое-то время, и терпение любознательного сыщика было удовлетворено: из офиса вышли и спустились по лестнице Сергей Степанович, Марина, Витас и Пашка. Шора схоронился за скамейкой шагах в десяти, что было далековато, чтобы фотография получилась отчетливой, но достаточно, чтобы слышать разговор.
— Пора прекращать набор денег, — говорил Чеботарев, — когда Бородянский произведет выплату, нам хватит и на приватизацию, и на возврат части средств.
— Когда произведет, тогда и прекратим, — резонно отвечал ему Пашка.
Шора ничего из сказанного не понял, да и не особо пытался. Сейчас он прикидывал, как бы ему подкрасться поближе. Но перед офисом проходила не слишком оживленная автомобильная дорога, ярко горели рампы в фонарях, пробегали редкие запоздавшие прохожие. Так что подойти к ним незамеченным Шоре не представлялось возможным, и он продолжал ждать в своем укрытии.
— Какие планы на вечер? — спросил господин Витас Жальгирис без тени акцента.
— Мы с Мариной хотим побродить по бульвару. Идешь с нами?
— Нет, спасибо. Согласен быть третьим, но не хочу быть лишним… Тем более, сегодня по телеку футбольный матч. Я тоже, может, в какой-нибудь закрытый клуб загляну, пивка выпить, а потом к Палычу, у него телевизор такой же здоровый, как футбольное поле. Полное впечатление, что на стадионе сидишь.
— Домой по прежнему не едешь? Думаешь, эти уроды тебя все еще ищут?
— Не знаю. Но ведь не нашли — так какая разница? А теперь точно не найдут. Меня теперь родная мама не узнала бы. А ты еще хотел им денег дать, щедрая душа…
"Слышали бы это Булыга с Филиппом, перестали бы на до мной смеяться!" — в сердцах подумал Шора.
— Ладно, смотри, дело твое. Завтра в офисе, в девять. как обычно.
Сергей Степанович тормознул проезжающее такси, усадил в него Марину, еще раз махнул на прощание рукой компаньону, и машина уехала.
Господин Жальгирис некоторое время стоял, засунув руки в карманы и глядя вслед отъехавшей машине. Он размышлял, стоит ли ему сегодня отовариться на ночь какой-нибудь красоткой подороже, или на самом деле поехать к Палычу? Хотя появление соседки пробудило в нем крепко спавший до этого интерес к противоположному полу, он выбрал второе: заодно можно было проверить, как идет строительство завода. Да и день завтра обещал быть нелегким, так что лучше было выспаться под невнятное ворчание старика-сторожа.
Витек неторопливо побрел по дороге, иногда поглядывая через плечо в ожидании очередного свободного такси. Когда расстояние между ним и скамьей, за которой прятался папарацци-самоучка, сократилось метров до пяти, нервы Шоры не выдержали. Он выскочил, как чертик из табакерки, с фотоаппаратом наготове, и щелкнул объективом. Витька озарила неяркая вспышка, он повернулся, но смотреть пришлось против света фонарей, так что разобрать лица Шоры он не мог. Пока он вглядывался в силуэт внезапно возникшего незнакомца, тот еще раз щелкнул фотоаппаратом, и припустил наутек. Витек недоуменно посмотрел ему вслед.
"Журналюга какой-нибудь, за сенсациями охотится", — подумал он. Другие предположения в голову не лезли. Пресса уделяла "Золотому Крюку" немало внимания. Сама Марина внимательно смотрела, чтобы в случае появления в какой-либо газете негативной статьи на следующий же день в двух-трех других, в противовес ей, печатались хвалебные оды по поводу их начинания. Финансовая подпитка "независимой" прессы также составляла постоянную статью расходов "Золотого Крюка". Впрочем, после каждой публикации золотоносный поток людей к их дверям нарастал, так что дело того стоило.
Не придав случившемуся никакого значения, Витек побрел дальше. Шора между тем мчался к станции метро. От офиса "Золотого Крюка" до их с Булыгой и Филиппом гаража ему предстояло проехать на метро шесть остановок, сделав одну пересадку, а затем еще дожидаться автобуса. Путь, короче, предстоял неблизкий. Шора решил не говорить приятелям о подтвержденном им открытии до завтрашнего утра, когда можно будет проявить пленку — а то еще надают фотоаппаратом, кадры засветят, и вся его работа насмарку.
Впрочем, даже на следующее утро Шора все же предпочел говорить с Филиппом в отсутствии Булыжника. Выбор Шоры основывался на том факте, что в случае, если беседа выйдет из под его контроля, то от руки Филиппа у него останется разве что синяк, тогда как от руки старшего брата от него всего только синяк и останется.
Филипп спал, уютно натянув на себя мешковину, в которой Шора привез в Москву свой домашний скарб. Ему снились поля марихуаны, дымящиеся лесными пожарами. Над полем висел сладкий дурманящий дым. Какие-то люди в золотых касках пытались тушить огонь, но Филипп бегал между ними, толкался, пинался и вообще всячески пытался отвлечь их от этого занятия. Долгое время пожарные не реагировали, потом один из них вдруг резко развернулся и плеснул на Филиппа из ведра. Филипп фыркнул от неприятного шороха, и проснулся. Над ним с чайником в руке стоял Шора.
