Егору показалось, что тот сейчас его укусит.
Он поднялся; на его место тотчас села Жанна.
– Идите за мной.
Сопровождаемый по пятам Филином, Егор вслед за Вадимом зашел в туалет. Там уже ходил из угла в угол Берг. Увидев Горина, он бросился к нему.
– Что вы делаете? – прошипел он ему в лицо.
– Играю, как вы просили, – с вызовом произнес Егор.
– Что? – задохнулся Берг. – Просили? Мы просили вас выигрывать. А вы… Филин!
Железная рука Филина немедленно ухватила Егора за плечо и впечатала в стену. Свирепые глаза полоснули по его лицу, и Горин понял, что вежливым разговорам пришел конец и сейчас ему придется отвечать за свое легкомыслие.
– Но я же вас предупреждал, – попытался оправдаться он, косясь на кулак Филина.
– Перестаньте! – взревел Берг.
Филин нажал сильнее, и у Егора сразу кончился запас воздуха в легких. Он взглянул налившимися кровью глазами на Вадима.
– Но я не могу приказать шарику остановиться там, где мне хочется!
– Подожди, – остановил Вадим Филина, готового размазать свою жертву по стенке.
Давление немного уменьшилось, и Егор смог дышать.
– Да, вы не можете приказать шарику остановиться там, где хочется, – сказал Вадим. – Но вы должны знать, где он остановится, не так ли?
– Но это оказалось мне не под силу, – возразил Егор.
– Врете! – выкрикнул Берг.
Горин вздрогнул, так как одновременно с выкриком Берга рука Филина снова придавила его к стене.
– Надо, чтобы это оказалось вам под силу, – проговорил сквозь зубы Вадим. – Я прошу вас очень постараться. И кстати, чтобы вы знали… – Он сделал паузу, глядя через плечо Филина в глаза Егору с каким-то новым выражением. – У Жанны в случае вашего проигрыша будут большие неприятности, – отчеканил он. – Очень большие.
– Это почему? – спросил Горин, не ожидавший такого поворота событий.
– А вы подумайте.
Егор немного помолчал. Но под тяжелым взглядом Вадима до него что-то отдаленно начало доходить.
– Но ведь ее вины в моем проигрыше нет.
– Есть, – отрезал Вадим.
Начиная понимать, что все гораздо серьезнее, чем он предполагал, Егор посмотрел на Берга, надеясь, что тот рассеет его подозрения. Но Берг медленно и сурово кивнул, подтверждая слова Вадима.
Егор понял, что они говорят правду.
В сущности, кто для него была Жанна? Никто. Он был ничем ей не обязан и мог со спокойной совестью вверить ее судьбу этим господам. А что они с ней сделают, потеряв свой миллион, ему неинтересно. Тут бы самому остаться живому.
Но тут он вспомнил, как ужинал с девушкой при свечах, а затем испытал давно забытую нежность под распускающимся кустом сирени и как она ласкала Асю у него дома, а он мечтал дотронуться до нее. А затем с каким юношеским пылом ждал ее звонка и как был счастлив, когда она позвонила. И вот сейчас она по его вине начисто проваливала свой экзамен. Поскольку не было никаких сомнений в том, что здесь проверяли не только его, но и ее. И если она окажется им не нужна, они вольны поступить с нею так, как им заблагорассудится. Как? Это стоило выяснить.
– Что вы с ней сделаете? – спросил Егор.
– Не знаю, – пожал плечами Вадим. – Долг так или иначе повиснет на ней. А долги надо платить. Где девушка сможет отработать такие деньги? Не знаете? Про израильские бордели слыхали?
– Вы не посмеете, – возмутился Егор, несмотря на то, что угроза расправы в лице держащего его, как в тисках, Филина все еще нависала над ним.
Вадим только усмехнулся.
– Отпусти его, Филин.
Седой разжал руку, и Егор почувствовал наконец пол под ногами.
– Прошу вас хорошенько подумать, – сказал Вадим. – Как вы понимаете, на кону не только ваша жизнь, но и жизнь Жанны. И не думайте, что мы не исполним наших обещаний.
Последние слова прозвучали особенно зловеще.
– Ну, ну, не будем сгущать краски, – вмешался Берг, вновь становясь светским человеком, хотя злобный огонек все еще горел в его глазах. – Еще не все потеряно. Наш друг, я полагаю, только входил во вкус. Думаю, сейчас самое время начать игру. Как вы считаете, Егор?
Тот молчал, подавленный не столько угрозой расправы над собой, сколько тем, что он услышал относительно Жанны.
В туалет попытались войти, но Филин подпер дверь своим каменным плечом и никого не впускал.
– Ну как? – спросил Вадим. – Мы поняли друг друга?
Перед Егором встали молящие глаза Жанны.
Так вот почему она так смотрела!
– Поняли, – сказал он.
– Отлично. Я в вас не сомневался.
Вадим кивнул Филину, и тот отпустил дверь. В туалет вошел красный от злости мужчина, но, покосившись на Филина, сдержал негодующее замечание.
– Идемте, – приказал Вадим.
В коридоре он бросил в спину Егора:
– Постарайтесь нас не разочаровать. И помните!..
О чем следует помнить, он не договорил. Но Горину и так все было ясно. Оказалось, здесь он должен отстаивать не только свою жизнь, но и жизнь Жанны. В противном случае ей уготована такая судьба, что его злоключения рядом с ней покажутся легкой прогулкой.
Егору хотелось бы думать, что Вадим блефует и что его угроза в адрес Жанны была произнесена с единственной целью оказать на него воздействие. Но тут он вспоминал взгляд Жанны, и становилось понятно, что Вадим сделает то, о чем говорил. Люди они страшные, достаточно вспомнить, как Филин стрелял в крестоносцев, – словно по мишеням в тире. Что им какая-то Жанна? А миллион на дороге не валяется, его еще попробуй заработай.
Значит, вся ее надежда сосредоточена в нем.
Жанна при его появлении поднялась и молча уступила ему место за столом. Когда он садился, они обменялись взглядом. Одним коротким взглядом, но у Егора внутри все оборвалось, и на стул он опустился совсем другим человеком.
Он посмотрел на свои фишки не как на кучку разноцветной пластмассы, а как на эквивалент жизни, и поразился тому, как ничтожен этот эквивалент. В его распоряжении оставалось десять красных и тридцать розовых фишек. Мелочь по сравнению с тем, что он проиграл. И как теперь все вернуть обратно?
– Делайте ставки, господа, – послышался лишенный выражения призыв крупье. – Делайте ваши ставки.
Егор помедлил, не зная, за какие фишки браться. Играть по маленькой, надеясь, что удача рано или поздно снизойдет на него? Попробовать можно, но он уже пытал фортуну, ставя наобум большие суммы, и убедился в ее немилости к нему.
Все-таки он начал делать осторожные ставки то на четыре номера, то на колонну, то на поперечный ряд, – но всякий раз терпел неудачу. Жалкая стопка его фишек таяла на глазах. Он почувствовал, что потеет под своим пиджаком, хотя помещение хорошо вентилировалось и сигарный дым соседа моментально вытягивался наружу.
Очередной проигрыш.
У него осталось всего пять красных и десять розовых фишек. Пятнадцать ставок, если ставить по одной фишке. Но это было равносильно поражению. Пусть замедленному, но поражению, тем более жалкому от предпринимаемых потуг выправить ситуацию, когда выправить ее уже невозможно.
Наверное, лицо Егора выражало в эту минуту мрачное отчаяние, потому что симпатизировавшая ему до сих пор пожилая дама вдруг потеряла к нему всякий интерес. Она тщательно расставляла фишки и строила глазки кавказцу, ведущему если не победоносную, то вполне приличную игру.
Сбоку надвинулась чья-то тень.
Скосив глаза, Егор увидел квадратный торс Филина. Тот окинул взглядом оставшиеся у Горина фишки и побежал назад докладывать.
– Егор, – прошептала Жанна.
Он почувствовал ее руку на своем плече.
Закусив нижнюю губу, он, тщательно примериваясь, поставил две красные фишки на два смежных номера, двадцать и двадцать один, и пять розовых фишек на четыре номера, пять, шесть, восемь и девять. Они так долго не выпадали, что он надеялся увидеть победившим хотя бы один из них. И пусть его выигрыш будет невелик на этот раз, но это все же будет выигрыш. А там, глядишь, и пойдет!
Но шарик, вдоволь попрыгав по кругу, коварно прыгнул в лунку под номером тридцать.
– Тридцать красное, – скучным голосом объявил крупье.
Он ни разу не посмотрел на Егора, должно быть, не считая проигранный им миллион чем-то из ряда вон выходящим. Здесь на одного выбывшего находился десяток желающих занять его место, деньги текли рекой, и случайный гость, даже спустивший миллион долларов, не оказывал на общий ход игры никакого сколько-нибудь существенного влияния.
Егор посмотрел на жалкий остаток – три красные и пять розовых фишек. Это конец.
Он вдруг почувствовал неимоверную усталость. Все опротивело ему до такой степени, что он готов был выйти на улицу и отдаться в руки крестоносцам, только бы быстрее с этим всем покончить. И только мысль о стоящей за ним девушке сдерживала его и заставляла через силу смотреть на стол, по которому сновали многочисленные руки, широкие и узкие, пухлые и костлявые, бледные и волосатые, неутомимо меча фишки по разграфленному полю.
