Она машинально ударила снова: голову вверх, а потом вниз.
На этот раз убийца не произнёс ни звука.
Она скатилась на пол и прижалась к стене, а потом подползла к Портеру, с радостью заметив, что тот пошевелился. Левая сторона его лица была в крови, а сам он держался за ухо, как испуганный ребёнок.
— Портер?
Он не ответил, но перекатился на другой бок и посмотрел на Макензи.
— Уайт?
Он выглядел встревоженным, стирая кровь с лица.
— Чёртов пистолет выстрелил прямо у уха, — громко сказал он. — Я ничего не слышу.
Макензи кивнула, изогнув спину и пытаясь вытянуться, чтобы спина перестала болеть. Но боль не уходила. Она пододвинулась к убийце, чтобы проверить, жив он или мёртв. Оглушённая кипящим в венах адреналином и громким биением собственного сердца, она всё же смогла нащупать у него пульс.
Макензи легла на пол рядом с Портером и медленно достала из кармана телефон. Прокручивая список звонков в поисках номера Нельсона, она выпачкала весь экран кровавыми разводами.
Когда в трубке послышались гудки, она протянула свободную руку и нашла руку Портера. Она сжала его пальцы и через вязкую перчатку из крови почувствовала, как он в ответ тоже сжимает её ладонь.
Через три дня после ареста «Страшилы» Макензи вернулась в больницу, из которой её выписали всего два дня назад с четырнадцатью швами на щеке и пятью швами на тыльной стороне ладони. Она поднялась на третий этаж и зашла в палату, где лежал Портер. Ей было больно видеть его на больничной койке, особенно если учитывать, почему он там оказался.
Он улыбнулся ей, когда она вошла. Левая часть его лица была плотно обмотана бинтами, но Макензи с облегчением отметила, что по сравнению с последней их встречей из его рук уже не торчали трубки для капельниц.
— А вот и ты, — сказал Портер.
Макензи улыбнулась, поражаясь тому, как изменились их взаимоотношения.
— Как ты, Портер?
— Хорошая новость заключается в том, что я тебя слышу, хотя ещё пару дней назад никто не мог мне этого обещать. Плохая новость в том, что я слышу тебя не очень хорошо. Самая плохая — моё правое ухо уже никогда не будет таким, как прежде. Выстрелом оторвало верхнюю часть ушной раковины.
— Мне очень жаль.
— Ну, а что мне оставалось делать? — брюзжал Портер. — Твой дружок из ФБР звонит и говорит, что ты в одиночку отправилась на поиски логова убийцы. Я должен был помочь.
Макензи покачала головой и с благодарностью сжала его руку.
— Я пробрался к тебе домой, — хитро улыбаясь, продолжил Портер, — и увидел твою карту, где все города сводились к центру. Когда я приехал на место, то услышал выстрелы, когда ты накинулась на него в сарае. Я просто шёл на звук.
— Портер, спасибо тебе огромное. Я бы умерла…
Он покачал головой, сжав челюсти.
— Ни черта подобного, — сказал он. — Ты и сама бы с ним справилась.
Пусть и не разделяя его уверенности, Макензи кивнула, тронутая комплиментом. Закрывая глаза, она по-прежнему видела перед собой лицо убийцы, заносящего над ней плеть, собираясь убить. Прошлые две ночи, что она провела дома в одинокой постели, она просыпалась в приступе паники и холодном поту, гадая, сможет ли когда-нибудь избавиться от этих видений.
Отвлёкшись на собственные мысли, Макензи потеряла счёт времени, но слова Портера вернули её в реальность.
— Как твоя спина? — спросил он, быстро сменив тему, словно чувствуя, что в душе Макензи происходит что-то неладное.
Она улыбнулась, заставляя себя отвлечься от гнетущих воспоминаний и настроиться на позитив. В конце концов, она пришла сюда, чтобы повидать Портера, ведь она была ему так обязана.
— С утра сделали последний рентген, — сказала она. — Диагноз не подтвердился: повреждений позвоночника нет, просто сильно потянула мышцы. Мне повезло.
— Глядя на твои швы и моё искалеченное ухо, не думаю, что слово «повезло» нам подходит.
Макензи подошла к стулу, стоящему у изголовья кровати, и посмотрела на Портера с искренним дружелюбием.
— Я пришла, чтобы поблагодарить тебя, — сказала она, — и попрощаться.
Портер напрягся.
— Как это?
Макензи внутренне съёжилась.
— Вот так. Нельсону пришлось принять непростое решение. Когда выяснилось, что я задержала убийцу, будучи снятой с дела, ему пришлось принять меры.
— Он тебя уволил?
— Нет, просто отстранил на полгода, и тогда я подала заявление об отставке.
Портер сел в кровати, с трудом выдавив из себя подобие улыбки.
— И на кой чёрт ты это сделала?
Макензи опустила глаза к полу, не зная, как объяснить.
— Потому что, — начала она, — я слишком много времени потратила на то, чтобы доказать, что была кем-то большим, чем просто молодой наивной девочкой, которая хотела выслужиться, работая среди взрослых дядечек-полицейских. А если добавить сюда титул изменника за открытое неподчинение приказам шефа, то ты видишь, с чем мне придётся жить дальше.
Портер нахмурился и какое-то время молчал.
— И какие у тебя планы? — спросил он. — Ты слишком хороший детектив, чтобы заниматься чем-то другим.
Макензи улыбнулась и ответила:
— Я рассматриваю другие варианты.
Он широко улыбнулся, а потом прыснул:
— Ты собралась в ФБР, да?
Макензи была уверена, что не смогла толком скрыть своего удивления. Она улыбнулась в ответ, и Портер сжал её руку. Это напомнило ей о той последней минуте, когда они были в доме убийцы, и она хотела сказать Портеру о своих планах на будущее. Но промолчала. Время ещё не пришло.
А сейчас он сам до всего додумался, и это её удивило. Он всегда был таким догадливым? Может, под вечными шуточками и раздражительностью он просто мастерски скрывал искреннюю заботу?
— Так и есть, — сказал он, — и я рад за тебя. Давай будем честны — ты рождена для ФБР и слишком хороша для нашего участка. Я это понимаю, и ты сама это тоже отлично понимаешь. Я был к тебе суров, потому что хотел помочь тебе стать лучше. Я хотел, чтобы ты уехала из этого города, и, видимо, я отлично справился со своей задачей.
Макензи ожидала осуждения, но была тронута его искренней радостью и душевной теплотой.
Впервые за очень долгое время на глаза наворачивались слёзы благодарности. Она сумела с собой справиться, давая тишине выразить то, что не могла выразить словами: они стояли, торжественно взявшись за руки в знак запоздалой дружбы.
На то, чтобы собрать вещи, у неё ушло совсем немного времени. Половина гардероба вошла в два чемодана, а вторую половину она упаковала в картонную коробку, на которой маркером написала «НА БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ». В другой коробке находились: несколько книг в бумажном переплёте, старый iPad и магнитофон, который она всё собиралась починить, но так и не починила. Надпись на этой коробке была такой же.
Она позвонила Заку, хотя знала, что он был на работе и не мог ответить. Она оставила сообщение, хотя сейчас, подкатывая чемоданы к двери, уже жалела об этом. Сообщение было коротким и теперь, оглядывая непривычно пустой и чистый дом, она думала, что должна была Заку намного больше, чем просто объяснение.
Хотя это было глупо: если она и должна была перед кем-то отчитываться, то только перед самой собой, чтобы объяснить, как она могла так долго жить такой жизнью.
«Я навсегда уезжаю из города, — сказала она в сообщении. — Аренда дома оплачена до конца следующего месяца. Можешь там жить, если хочешь. Если нет, то скоро аренда истечёт. Твои вещи всё ещё там, поэтому можешь забрать их в любое удобное время. Можешь оставить себе мебель, телевизор и всё то, что мы купили напополам. Я начинаю новую главу своей жизни и думаю, ясно, что тебе нет в ней места. Прошу уважать мои желания и не беспокоить звонками. Пока, Зак».
Часть, в которой говорилось о новой главе в жизни, прозвучало банально, зато правдиво. Именно поэтому она с лёгкостью расставалась с мебелью и техникой, на которые были потрачены тысячи долларов. Эти вещи не стоили того, чтобы ругаться за них с Заком. И именно поэтому она отдавала половину одежды: теперь она могла купить себе новую, ту, что всегда хотела носить, но не решалась купить, думая, понравится ли она Заку, или как отреагируют на неё Портер и Нельсон.
Новая жизнь, к которой она шла, подразумевала и новое видение себя, о котором раньше она могла лишь мечтать. А какой был у неё выбор? Остаться здесь, как-то пережить отстранение, а потом вернуться к работе среди стареющих мужланов, добавив к списку своих недостатков звание пустой угрозы?
Нет уж, спасибо.
В доме ещё никогда не было так тихо. Здесь было почти так же тихо и спокойно, как на увиденных ею местах убийств, и почти так же пусто, как на кукурузном поле, где нашли первую жертву. Жившая здесь когда-то Макензи была мертва. Она осознала это совершенно ясно и потянулась к ручке двери.
