– Он сорок пятого калибра. Я храню его в ящике своего письменного стола в клубе под надежным замком.
– Вы уверены, что это именно сорок пятый, а не какой-нибудь иной калибр?
Джонни Фей посмотрела на него с удивлением.
– Да.
Уйди от этой темы, мысленно подсказал себе Уоррен, иначе она может что-то заподозрить.
– А тот пистолет, который вы носили в сумочке, всегда был заряжен?
– Да.
– И его предохранитель стоял в позиции “On”?
– Да.
– Вы знали, что оружие находится в вашей сумочке в тот вечер, когда вы с доктором Оттом пошли в ресторан “Гасиенда”?
– Да, знала, но я вовсе не думала об этом.
– Только да и нет, – сделал предупреждение Уоррен.
Джонни Фей нахмурилась.
– Да.
– А доктору Отту в тот вечер было известно о том, что вы принесли с собою пистолет?
– Я не знаю.
– Отлично, – сказал Уоррен. – Это правильный ответ. Фактически Альтшулер, вероятнее всего, и не спросит об этом, а если спросит, то я заявлю протест. Вы понятия не имеете, что знал или чего не знал Клайд Отт, и внимательно следите за тем, чтобы не попасться в ловушку и не начать раздумывать. Хорошо. Говорили вы доктору Отту в тот вечер, что у вас имеется оружие?
– Нет.
– В ресторане “Гасиенда”, где вы ужинали с доктором, между вами произошел спор, не так ли?
– Это он спорил.
– Он вел себя оскорбительно по отношению к вам?
– Да.
– И вы тоже оскорбляли его?
– Нет, я сидела с закрытым ртом и слушала.
– Доктор Отт пил в тот вечер, когда вы после ужина вместе вернулись в его дом?
– Да.
– Вы тоже пили?
– Да, но я не была пьяна так, как он.
– Свой “мерседес” вы поставили рядом с его домом, не так ли?
– Да.
Уоррен подумал о том, что бы он мог спросить про “мерседес”: Это ваша единственная машина? Не ездил ли на ней еще кто-нибудь? Не было ли у вас каких-то аварий за последнее время?
Нет, не будь дураком! – сказал он себе. Держись подальше от этого. Она ждет. Уоррен почти слышал, как работает мозг Джонни Фей.
– Следовательно, когда вы вернулись из “Гасиенды” к его дому, у вас была возможность сразу же уехать на своем автомобиле, если бы вы захотели?
– Верно… да, я думаю.
– Но вы этого не сделали, не так ли?
– Нет. Подождите, – сказала Джонни Фей. – Разве я не могу объяснить, почему я сразу же не поехала домой?
– Нет, пока он вас об этом не попросит, – а он не станет этого делать. Он не задаст вам ни одного вопроса, начинающегося с “почему”. И он никогда не спросит вас, как вы объясните то-то и то-то, потому что это тоже своего рода “почему”. Но подобные вопросы вы во множестве услышите от меня во время первоначального опроса свидетеля. Вот тогда вы можете рассказывать, сколько захотите, – так что к тому времени вы успеете объяснить, почему не уехали домой сразу же. Хорошо, давайте продолжим. Мы немножко забежали вперед. Миз Баудро, позднее, после того, как вы с доктором Оттом спустились по лестнице, куда вы пошли?
– В коридор, который он называл вестибюлем.
– В коридор у входной двери?
– Да.
– Доктор Отт был пьян, говорил оскорбительные вещи и угрожал вам?
– Да, он делал все это.
– А вы тоже еще были пьяны?
– Да.
– Ведь вы могли сразу же покинуть дом через входную дверь, не правда ли?
– Нет, не могла.
– Он загородил вам дорогу?
– Да.
– Вы первой спустились по лестнице, он последовал за вами и все же сумел преградить вам путь к двери?
– Да, он догнал меня в вестибюле.
– Хорошо, – сказал Уоррен. – Я не спрашивал вас об этом, но все равно получилось замечательно. Это естественный ответ. А теперь, миз Баудро, расскажите, как вы из вестибюля попали в гостиную.
– Он втолкнул меня туда.
Уоррен остановился, чтобы сделать некоторые записи.
– Правильно, – сказал он. – Затем вы схватили кочергу, чтобы защитить себя, но он ее у вас отнял. Он ругался, угрожал вас убить. Где вы в тот момент стояли, миз Баудро?
– За софой.
– И вы уже стояли с направленным на него пистолетом?
– Нет.
– Когда вы достали пистолет из сумочки?
– Когда он поднял кочергу, явно собираясь ударить меня ею.
– И он начал наступать на вас с поднятой над головой кочергой?
– Да.
– И тогда вы выстрелили в него?
– Да.
– Он нападал на вас, когда вы его застрелили?
– Да.
– Он не проявлял каких-то колебаний? Не останавливался?
– Нет.
– Вы прицелились ему в голову и нажали на курок?
– Нет, я вообще не целилась. Я была ошеломлена.
– Вы нажали на курок три раза, не так ли?
– Нет, только один.
– Но ведь было сделано три выстрела, разве это не факт?
– Да.
– Вы взвели курок, когда вынули пистолет из сумочки, верно?
– Я не помню.
– А вы знали, что в этом пистолете был сточен спусковой рычаг?
– Я до сих пор не очень представляю себе, что это такое.
– Вы практиковались в стрельбе из пистолета, правда?
– Лишь однажды, пять лет назад, когда я его только купила. Я даже не думаю, что попала в цель больше двух-трех раз.
– Отлично, – сказал Уоррен, сделав еще несколько записей. – Достаточно на сегодня. Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, – сказала Джонни Фей, сверкнув глазами.
– Да, я доволен. Давайте повторим это где-нибудь на следующей неделе. В среду я начинаю другой свой процесс: буду участвовать в подборе присяжных заседателей. Я позвоню вам.
* * *
Чуть приоткрыв штору, Уоррен наблюдал за тем, как “мерседес” перескочил через обочину, выехал на Монтроз и исчез в длинных вечерних тенях по пути к университету Святого Томаса.
Уоррен опустился во вращающееся кресло, откинул его спинку назад и, задрав ноги на стол, сцепил пальцы рук за головой.
Совпадение. Это, скорее всего, просто совпадение, подумал он. Потом достал из стола дело “Куинтана” и бумажный конверт с пачкой фотографий, который дали ему два сержанта из отдела расследования убийств. Уоррен внимательно рассмотрел снимок синего автофургона, принадлежавшего Дан Хо Трунгу, пригляделся к кремового цвета царапине, отлично видимой справа, на внешней стороне заднего бампера. Этой царапины, как клялась миссис Трунг, не было там, когда утром в день своей смерти ее муж выезжал из дома.
Хорошо. Но ведь это могло случиться в любое время того самого дня. Трунг мог столкнуться с любым количеством автомобилей кремового цвета.
И вместе с тем был только один кремового цвета автомобиль с пятном синей краски, въевшимся в облицовку его левого переднего крыла. Синее пятно было ярким, отчетливым, словно нарисованным от руки. И характер владелицы кремового “мерседеса” тоже был очевиден. “Косоглазые не бывают хорошими… Да будь моя воля…”
Уоррен вспомнил ту недоказанную историю, о которой мимоходом упомянул Альтшулер: “Мы считаем, что она между делом отправила на тот свет одного корейского мальчишку, который работал в ее клубе и огрызнулся на нее, когда она отказалась дать ему повышение. Думаете, я блефую? Я это точно знаю”.
Такого не может быть, подумал Уоррен. В этом не было никакого смысла. Никакой видимой связи. Если Джонни Фей Баудро и была в прошлом убийцей, то убивала она по вполне очевидным мотивам. Шерон Отт – для того, чтобы сделать Клайда свободным. Динка – потому что тот слишком много знал и был опасен. Ронзини (если он действительно мертв) – по той же самой причине. Клайда Отта – в целях самообороны, если она говорит правду. Если же она лжет, следовательно, у нее и не существовало никакого иного мотива, кроме неконтролируемой ярости.
Но если в случаях с Клайдом и тем парнем, который работал на ее клубной кухне, произошло именно это, тогда почему то же самое не могло произойти и в случае с Дан Хо Трунгом?
Потому что между этим убийством и ею не существовало никакой связи. Никакой, кроме синего пятна на ее автомобиле.
* * *
Почти весь понедельник Уоррен провел у себя в офисе, готовя вступительное заявление по делу “Куинтана”, намечая в своем адвокатском блокноте порядок свидетельских выступлений и ломая голову над общей стратегией защиты. Критерии такого рода стратегий заключались не в юридической уместности, а в степени их убедительности. Этого-то как раз было маловато. После того, как обвинение представит суду суть дела, на свидетельское место выйдет Гектор и расскажет суду присяжных свою версию: “Я не делал этого”. Спорно с точки зрения уместности, к тому же и вряд ли убедительно.
После полудня Уоррен навестил Гектора, чтобы убедиться, что тот одет подобающим образом, и заодно напомнить ему, как нужно вести себя в зале суда. Гектор был мрачен и учтив. Несколько раз Уоррен пытался начать вежливую беседу насчет тюремной жизни, но мало преуспел в этом и ушел оттуда в подавленном состоянии. Этот человек не мог совершить такое, был убежден теперь он. Куинтана невиновен. А я не знаю, как доказать это, думал Уоррен.
