Зара еще смотрела, как этот Игнат, хрустя галькой, уходит от них по пляжу, когда Мирза вдруг вскочил и бегом ринулся за ним. Догнал милиционера, остановил и стал говорить с ним о чем-то, горячо жестикулируя.
Зара встала, пошла к ним. Но Мирза уже шел к ней навстречу.
— В чем дело? — спросила она.
— Ничего. Сюрприз.
— Что ты хотел от него?
— Завтра, Зара-ханум, завтра узнаете!
Сюрпризом был старенький «Иж».
Утром, когда Зара и Мирза еще завтракали, под окнами столовой санатория послышалось тарахтение мотоцикла, и Мирза, не доев, вскочил из-за стола.
— Куда ты?
— Вы ешьте. Я счас…
Она доела своей завтрак и выглянула в окно. Игнат Коваль — уже не в милицейской форме, а в дешевых «самопальных» джинсах и клетчатой ковбойке — показывал Мирзе, где у мотоцикла рукоять газа, где педаль тормоза и т. п.
— Да знаю я «Иж»! У меня права шофера второго класса. Я в армии комдива возил, — успокаивал его Мирза.
— Доброе утро. Зачем тебе мотоцикл? — подошла к ним Зара.
— Экскурсия по родным местам. — Мирза оседлал мотоцикл и показал Заре на сиденье позади себя: — Садитесь, Зара-ханум!
— А нас не арестуют?
Мирза вручил ей какую-то бумажку. Это была доверенность, заверенная нотариусом.
«Я, Коваль Игнат Антонович, доверяю свой мотоцикл „Иж“ Сеидову Мирзе и Бешметовой Заре сроком на один день для посещения ими могилы моего деда Игната Коваля, похороненного в деревне Привольное…»
Зара глянула в глаза молодому Ковалю. Дать свой мотоцикл крымским татарам для путешествия по Крыму — это был рискованный и отважный поступок. Но Игнат только смежил ресницы, сказал негромко:
— Ничего. Езжайте. Там теперь моих никого нет. Так что деду от меня тюльпаны положите. Он любил цветы.
— Спасибо, Игнат. Подожди, Мирза, я брюки надену.
Ревел мотоцикл.
Встречный ветер парусиново бил в лица.
Тряская грунтовая дорога то крутыми петлями взбиралась в горы, то опадала к обрывам в ущелья, то снова круто уходила вверх под кроны кипарисов и сосен. На ровных участках Мирза развивал сумасшедшую скорость и почти не сбавлял ее на поворотах. Зара в страхе закрывала глаза, мертвой хваткой сжимала его за пояс и приникала к нему всем телом.
— Тише, Мирза! Умоляю!
Но он не слышал ее или делал вид, что не слышит. Даже сквозь одежду она чувствовала жар и ликование его сильного молодого тела.
— Смотрите! Смотрите! — кричал он через плечо, когда на очередном повороте сбоку открывалась картинная панорама синих горных холмов, маковых полей и зеленого моря на горизонте. — Это все наше! Наше! Этот лес — смотрите! Видите, какие правильные посадки! Это наши предки сажали!
А иногда останавливал мотоцикл, выключал мотор и говорил тихо:
— Гляньте на эти холмы, Зара-ханум. Сосредоточьтесь. Узнаете?
Она не узнавала.
— Еще смотрите, внимательнее. Два пологих холма, а справа озеро — неужели не узнаете? Иванов, «Явление Христа народу». Помните? Поставьте вот здесь фигуру Христа, и — точно, один к одному! Ну как они могут отдать нам такую красоту! Они же устроили тут кремлевский охотничий заповедник. «Охотничий заповедник» — не слабо по языку, правда?! Шестьсот квадратных километров реликтового леса — только для них, они тут охотятся! Дачи, охотничьи домики, форельные пруды! У Брежнева тут было кресло, на котором он сидел с ружьем, а на него выгоняли оленя. Однажды подходят: «Леонид Ильич, что же вы не стреляли? Олень вот тут пробежал, Леонид Ильич!» А он спит, аж похрапывает…
— Откуда ты это знаешь?
— Я? Я перевез сюда сто сорок шесть наших семей. Три года работы. Но только четыре семьи сумели прописаться. Остальных вышвырнули обратно. Поехали, Зара-ханум. Я вам еще кое-что покажу.
Он действительно знал тут каждый лесок, горный склон и минеральный источник. Он показывал ей старинные христианские капища и места заброшенных археологических раскопок… Лес, где юному Кутузову турки выбили глаз… Следы древних татарских селений и уникальные «энергетические колодцы».
— Вы не смейтесь, Зара-ханум! Идите сюда! Медленно идите! Еще медленнее! Видите этот «стонхендж»? Ну, каменный крест в траве. Казалось бы, с чего какие-то кочевники две тыщи лет назад выложили тут этот крест? На горном склоне, вдали от воды, дорог? Но прислушайтесь к себе…
— Тише! Замолчи! — Она вдруг ощутила, как слабый ток тысячами мелких иголок пошел по ее телу — по ногам, рукам, затылку… — Что это?
— Ага! Поймали? Замрите на месте! Идет подзарядка!
— Какая подзарядка?
— Энергией земли и космоса! Да, да, не смейтесь! Тибетские ламы приезжали сюда! Специально, чтоб заряжаться! А потом поднимались вон туда, на Шай-Даг, в катакомбы, и неделю голодали там, медитировали! Когда мы вернемся в Крым насовсем, я огорожу эту поляну и стану миллионером — экстрасенсы будут приезжать сюда со всего мира, чтоб зарядиться этой энергией.
— Поехали, миллионер!
Зара ощутила в кармане какое-то тепло, достала оттуда бабушкину брошь и удивилась — брошь явно посветлела, почти сияла.
— Что это? — спросил Мирза.
— Ничего. Просто амулет. — Зара опустила железку в кожаный мешочек-брелок и сунула мешочек обратно в карман. — Поехали.
Не столько глазами, сколько сердцем она медленно узнавала свою деревню. О Аллах, какими маленькими стали дома и какой узкой — улица, по которой Рахмет катался на велосипеде! Это, конечно, потому, что она сама стала больше и старше, а деревня, которая в детстве казалась огромным миром, осталась просто деревней.
Зара шла впереди Мирзы, узнавая и не узнавая прошлое в настоящем. Да, кажется, ничего не изменилось — так же, пропустив ногу в велосипедную раму, катит впереди какой-то пацан и оглядывается… Но — водопроводная колонка? Разве была колонка, а не колодец? И гуси — хотя да, гуси были, она их всегда боялась… Свинья купается в пыли… Ах, так вот почему все тут как бы и неродное — запахи не те! Нет запахов татарских тандымов, нет дыма кизиловых дров, а пахнет картошкой, жаренной на свином сале! И за новыми заборами — расписанные на украинский манер наличники новых ставен, «Запорожец» или «Москвич» почти в каждом дворе, даже гамаки! Куры, гуси, псы на цепи и, конечно, свиньи — огромные хряки или свинья с поросятами возле каждого сарая.
Да, сытно и привольно устроились новоселы в домах тети Фатимы и других Бешметовых! Стены нарастили, крыши покрыли черепицей и железом, провели водопровод, свиней развели и распахали под картошку весь горный склон аж до Конского перевала! Даже деревню переименовали — из татарской Бешметовки стала Привольным.
Только почему так пусто — ни лица за окном, ни детей во дворах?
А вот наконец изба Ковалей — тоже с крышей из новой черепицы. А за ней — ее, Бешметовых, дом. Хотя нет, не ее это дом, от ее дома только две стенки остались да бочка для дождевой воды, которую новые жильцы покрыли крышей и переделали в детский домик для игр. Игрушки возле этого домика, трехколесный велосипед и тряпичная кукла. О Аллах, неужели?!
Зара невольно посмотрела через улицу в сторону бывших пещер под горой. Туда она бежала прятать свою куклу… Но лаза в те пещеры даже не было видно, все там осыпалось камнями и заросло бурьяном. И все-таки — неужто это ее тряпичная кукла с подрисованными глазами валяется во дворе? Зара непроизвольно шагнула в открытую калитку и тут же в изумлении оглянулась на вскрикнувшего Мирзу:
— Назад, Зара-ханум!
Но поздно! Словно жители деревни, прячась за окнами, только и ждали этого неосторожного шага — разом распахнулись двери в домах, и взорвалась криками тишина в деревне:
— Бей татар! Бей их! Фас!
С лопатами, граблями и топорами наперевес бежали к ним мужчины, женщины, даже подростки. А из дома Зары вырвался серый волкодав и кинулся к ней. Пряча руки от пса, Зара сунула их в карманы, наткнулась правой рукой на кожаный мешочек с бабушкиной брошкой и сжала в кулаке это свое единственное оружие. Нет, не двигаться! Если остановиться и замереть, собака, даже подскочив вплотную, вряд ли укусит. Если, конечно, она не лагерно-сторожевая, но и там псы бросаются на людей, только пройдя особый курс тренировок.
Оцепенев в ожидании броска волкодава, Зара до боли в суставах сжала брелок с бабушкиной брошью и мысленно поставила барьер перед собой. «Нет! Стой! Замри!!!» — безмолвно крикнула она псу. И вдруг…
Пес — уже в прыжке — словно с лету наткнулся на какую-то незримую стену. Нет, он не просто упал, он вдруг переломился, визжа, в воздухе и рухнул оземь. Но у Зары уже не было времени удивиться этому — толпа разъяренных сельчан была в пяти шагах от нее и Мирзы. Злобные лица, крики, вилы наперевес…
«Стоять! — снова не голосом, а мыслью крикнула им Зара. И уже осознанно сжимая бабушкину брошь и чувствуя какую-то особую энергию, которая передается от нее к ее руке и мозгу, жестко очертила взглядом стену-барьер вокруг себя и Мирзы. И повторила споткнувшейся толпе: — Стоять! Ни шагу! Замрите!»
