Я ценю в Риардоне честность и принципиальность — он не направит дело в суд, если не сможет доказать вину обвиняемого. Он сделает все, чтобы найти улики, но если их нет, значит, их нет. За тридцать лет он ни разу не обвинил в убийстве невиновного. Но если Лэнди считает кого-то убийцей, то судья с присяжными придут к такому же выводу и упрячут его за решетку, не исключено, что до конца жизни.
Он вел дело Джилианы Кемп с самого начала. Четыре месяца назад у него был сердечный приступ, и врач рекомендовал ему уйти в отставку. Он нашел другого врача. Я подхожу, встаю рядом, и мы оба смотрим в одностороннее зеркало. Мы не здороваемся. Он считает всех адвокатов подонками и ни за что в жизни не опустится до того, чтобы пожать мне руку.
Свэнгер в допросной один: сидит, явно скучая, откинувшись на спину и водрузив ноги на стол.
— Что он сообщил? — спрашиваю я.
— Только свои анкетные данные и сразу попросил позвать тебя. Сказал, что читал о тебе в газетах.
— Так он умеет читать?
— Коэффициент интеллекта у него сто тридцать. Это с виду он придурок.
Что есть, то есть. Пухлое лицо с двойным подбородком; крупные коричневые веснушки от самой шеи; голова практически выбрита — на ней лишь очень короткий ежик, какой был в моде лет шестьдесят назад, еще до эпохи «Битлз». Чтобы привлечь к себе внимание, либо просто для смеха, он носит очки в неестественно большой круглой оправе со стеклами цвета морской волны.
— А что с очками?
— Куплены в аптеке, дешевые и без диоптрий. Ему не нужны очки, но он считает себя мастером по изменению внешности. Вообще-то не без оснований. В последний месяц он несколько раз он уходил от слежки, но всегда возвращался домой.
— А что на него есть?
Лэнди тяжело и устало вздыхает.
— Немного, — признается он, и я отдаю должное его честности.
Он отличный коп и не станет со мной откровенничать, но я ему верю.
— Достаточно, чтобы предъявить обвинение?
— Увы. Даже для ареста и то мало. Начальник хочет подержать его неделю-другую. Попрессовать, а там, глядишь, он и расколется. Но это все так, в расчете на авось. Черта с два! Наверное, придется его снова отпускать. Если честно, Радд, предъявить ему нам особо нечего.
— Но подозрений хватает?
Лэнди хмыкает и смеется:
— С этим у нас все в порядке. Для подозрений достаточно просто на него взглянуть. Я бы сразу дал ему десятку в одиночке за одно только первое впечатление.
— Может, пятерку, — по привычке не соглашаюсь я.
— Поговори с ним, если хочешь, а дело я тебе покажу завтра.
— Ладно, поговорю, но я никогда раньше не видел этого парня и не уверен, что стану его адвокатом. Гонорары еще никто не отменял, а он не выглядит особенно состоятельным. Если денег у него нет, то пусть им занимается департамент полиции, а я умываю руки.
— Твое дело.
Свэнгер убирает ноги со стола, поднимается, и мы знакомимся. У него твердое рукопожатие, он смотрит в глаза, разговаривает спокойно и без малейшей тревоги. Стараясь сохранить хладнокровие, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не попросить его снять очки. Если ему они нравятся, то меня просто бесят.
— Видел вас по телевизору, — говорит он. — Дело бойца, убившего рефери. Что с ним стало?
— Дело еще на рассмотрении и ждет суда. А вы сами ходите на бои без правил?
— Нет. Я смотрю их по телевизору вместе с матушкой. Но несколько лет назад подумывал о том, чтобы в них поучаствовать.
Я с трудом сдержал смех. Даже сбросив тридцать фунтов и тренируясь по восемь часов в день, он не смог бы протянуть в клетке и десяти секунд. Он бы потерял сознание еще в раздевалке. Я сажусь за стол и спрашиваю:
— Так о чем вы хотели поговорить?
— О деле той девушки, вы наверняка в курсе. Тут считают, что я в нем как-то замешан, и не дают мне проходу. Уже несколько месяцев ходят за мной по пятам, стараясь не попадаться на глаза, словно я не вижу. Второй раз притаскивают меня сюда, прям как в кино. Вы смотрите «Закон и порядок»? Эти ребята явно насмотрелись, но актеры из них никакие, улавливаете мою мысль? Тот старый седой коп — Риардон, кажется, — ему отведена роль хорошего полицейского, который хочет докопаться до истины и пытается мне помочь. А тощий, Баркли, приходит и сразу начинает орать. И они меняются. Хороший полицейский, плохой полицейский, как будто я не в курсе, что происходит. Но это не первое мое родео, приятель.
— Но первое обвинение в убийстве, верно?
— Минутку, обвинения мне еще никто не предъявлял.
— Ладно, допустим, что предъявят. И вы хотите, чтобы я взялся вас защищать?
— А иначе зачем мне нужно было вас вызывать, мистер Радд? Я не уверен, что сейчас мне нужен адвокат, но вижу, что дело к этому идет.
— Понятно. Вы работаете?
— Урывками. За сколько вы беретесь защищать в деле об убийстве?
— Зависит от того, сколько клиент может заплатить. В таком случае, как ваш, мне надо десять тысяч долларов сразу, и это только за ведение дела до предъявления официального обвинения. Участие в суде потребует совсем других денег. Если мы не договоримся, то вам придется поискать адвоката в другом месте.
— В другом месте — это где?
— В конторе государственных защитников. Там занимаются почти всеми убийствами.
— Понятно. Но только вы, мистер Радд, не приняли во внимание резонансность дела. Такие громкие процессы бывают нечасто. Красивая девушка, влиятельная семья, да еще и ребенок. Если она родила ребенка, то что с ним стало? Пресса будет сходить с ума. Так что надо учитывать: этот процесс наверняка окажется на первых полосах газет, причем уже сегодня. Я видел вас по телевизору. Я знаю, как вам нравится лаять, рычать и делать стойку перед камерами. Для моего защитника это дело станет настоящей золотой жилой. Разве не так, мистер Радд?
Он абсолютно прав, но признать это я не могу и отвечаю:
— Я не работаю бесплатно, мистер Свэнгер, даже если дело резонансное. От нехватки клиентов я не страдаю.
— Понятно, что у вас их много. Вы такой известный адвокат. Я и хотел обратиться к человеку серьезному, чтобы спасти свою шкуру. На кону моя жизнь, приятель, и с этим не шутят. Деньги я так или иначе раздобуду. Вопрос в том, возьметесь ли вы за мое дело.
Обычно к этому моменту первой встречи обвиняемый уже успевает опровергнуть обвинения. Я мысленно отмечаю, что Свэнгер этого не сделал, как и вообще не затронул вопрос о своей виновности или невиновности. На самом деле впечатление такое, что ему хочется стать обвиненным, центральной фигурой в громком судебном процессе.
— Да, — говорю я, — я согласен вас защищать, если мы договоримся о гонораре и вам действительно будет предъявлено обвинение. Не исключаю, что последнее весьма вероятно. А пока не говорите копам ни единого слова. Это понятно?
— Понятно, приятель. А вы можете сделать так, чтобы они сбавили обороты и перестали на меня давить?
— Постараюсь.
Мы снова жмем друг другу руки, и я выхожу из комнаты. Детектив Риардон на прежнем месте. Он наблюдал за нашей встречей, а может, даже и слушал разговор, хотя это незаконно. Рядом с ним Рой Кемп, отец пропавшей девушки. Он смотрит на меня с нескрываемой ненавистью, словно несколько минут, проведенные с их первым и довольно сомнительным подозреваемым, являются прямым доказательством моей причастности к исчезновению его дочери.
Мне искренне жаль этого человека и его семью, но он сейчас мечтает всадить мне пулю в затылок.
У входа в здание уже прибавилось репортеров. Увидев меня, они бросаются навстречу, но на все идиотские вопросы я отвечаю стандартным «без комментариев». Один из них громко кричит:
— Мистер Радд, ваш клиент похищал Джилиану Кемп?
Мне хочется подойти к этому клоуну и поинтересоваться, способен ли он придумать вопрос еще глупее, но вместо этого пробираюсь сквозь группу журналистов к фургону и усаживаюсь рядом с Напарником.
В шесть часов ведущие новостей сообщают, что в деле Кемп появился подозреваемый. По телевизору идут репортажи, в которых показывают, как Арча Свэнгера осаждают репортеры, когда он выходит из здания департамента полиции вскоре после моего отъезда. Согласно информации, понятное дело от неназванных, но, несомненно, находящихся внутри здания источников, он был допрошен полицией и вскоре будет арестован и обвинен в похищении и убийстве. Адвокатом он нанял Себастиана Радда, что только подтверждает его виновность! Показывают меня, недовольно косящегося на камеры.
Наконец Город может вздохнуть с облегчением. Полиция схватила убийцу. Чтобы ослабить давление, запустить процесс обработки общественного мнения и создания презумпции виновности, полицейские, как обычно, подключают прессу. Пара утечек тут и там, и сразу появляются камеры, показывающие человека, которого все заждались. Журналисты послушно отрабатывают свой хлеб, и Арча Свэнгера уже можно считать осужденным.
