— Что делать, — притворно вздохнул Бородянский, — времена меняются. При этом для некоторых они остаются лучшими, а для остальных нет. Видите ли, я все делаю очень аккуратно — чего, кстати, всегда недоставало вам. Я ведь должен перед покупателем отчитаться за сумму, которую собираюсь принять от него в качестве оплаты? Не могу же я продать ему за 15 рублей вещь, которая стоит всего четыре…
— Значит, за 15… — хрипло сказал Чеботарев. Бородянский снова торжествующе улыбнулся.
— Мы хорошо понимаем друг друга.
— Но я не понимаю, как…
— Очень просто. Разрешите, кстати, представить вам — будущий совладелец завода, — и Бородянский протянул руку в сторону Марины, которая сидела неподвижно, как изваяние. — Думаю, что в этом качестве она пробудет не долго, поскольку так же планирует реализовать свою долю, купленную на денежном аукционе, все тому же покупателю.
Чеботарев выглядел совершенно убитым.
— Вот как, — тихо прошептал он.
— Уважаемая Марина, я хотеть вам сказать, что мы более не нуждаться в ваших слугах, — гордо сообщил господин Витас Жальгирис, выдергивая из кармана платочек и протирая им совершенно сухой лоб.
— Как угодно, — холодно произнесла девушка, отворачиваясь от негодующего "эстонца". Бородянский с удовольствием наблюдал за происходящим, потом продолжил:
— Кстати, вам, наверное, интересно, как я подстрахуюсь от возможных уверток с вашей стороны? Очень просто: деньги — эти самые 5,5 миллионов — будут переведены в акции "Золотого Крюка". Именно не в сертификаты, которые вы дурачкам из народа скармливаете, а в акции, так, чтобы я стал старшим пайщиком. А если у вас нет акций — оформлены в виде паевого взноса за 90 % от доли предприятия. После этого ни одно ваше действие не пройдет за моей спиной. Но… — Бородянский решил проявить гуманность, — лично вы, Сергей Степанович, можете сохранить за собой рабочее место консультанта. Сколько сейчас составляет ваша зарплата? Я думаю, не больше тысячи в месяц? Ладно, я ее за вами сохраню.
Чеботарев смолчал, и Бородянский принял это за согласие.
— Другими словами, можно ли считать, что мы договорились? Если да — произведем необходимые подсчеты.
— Ага, произведем, — произнес пришедший в себя от шока Чеботарев, — и не забудьте при этом сумму неустойки, которая вписана в договор между трестом и "Золотым Крюком" на случай, если одна из сторон решит расторгнуть договор до истечения срока его действия. Вы, я полагаю, рассчитывали на обоюдное согласие, акт о расторжении и тому подобные расшаркиванья? Могу вас обоих огорчить: ничего подобного не будет. Мне редко приходится встречаться с такими… такими… — он запнулся, подбирая слово похлеще, но пределах литературной речи, как на помощь пришел плохо владеющий русским языком господин Жальгирис:
— Мудаками, — предложил он.
— Попрошу вас, — вскипел Лев Семенович, но Марина вдруг оказалась сзади него, накрыла своей ладонью его плечо и сказала:
— Да шут с ними, пусть бесятся. Это же агония, не видишь?
— Ну да, ты права, — согласился начальник треста, поглаживая девушку по руке. — Слушай, Сережа, надо ведь уметь проигрывать! Так что держи себя в руках.
— Покупатель не достанется ни мне, ни вам, — угрюмо заявил упрямый Чеботарев. — Срок нашего договора истекает только через 4 месяца. А столько времени Александр Сергеевич ждать не будет.
— Слушайте, причем тут Пушкин, а? — разозлился и господин Жальгирис. — У меня такой чуйств, что меня водят за ноздри. О каком покупатель вы все время талдычить? Я только хочу пускать супербетон.
— Сами расскажете, или помочь? — зло спросила Марина.
— Не ожидал я от вас такой подлости, милая… От кого угодно, но не от вас. Можете рассказывать: главное — что господин Жальгирис все равно планирует довести работы до конца, согласно графику. Хоть со мной, хоть без меня.
— Тут вы правы, — Марина задумалась, потом обратилась к Бородянскому, — не стоит палить его перед моим соотечественником-эстонцем пуще времени. Еще пригодиться.
— Вы хотите спалить мой завод? Это что, мафия? — орал господин Жальгирис.
— А чего нам его беречь? — не обращая внимания на вопли эстонца, хладнокровно поинтересовался у Марины Бородянский. — Все равно он нам помочь не хочет.
— Так, может, захочет… Он прав — у них, в Прибалтике, если договор подписан, то работы должны быть сделаны в срок. Ни раньше, ни позднее. Дикие люди, ничему от нас не научились… — добавила Марина с нотками презрения в голосе. — Ну, так пусть пока работают, господин Жальгирис в нашем приватизационном законодательстве все равно ничего не понимает, согласие на скупку ваучеров дал исключительно под моим давлением — дескать, исключительно доходные ценные бумаги, прогарантированные государством.
— А эти не так? — уточнил эстонец.
— Нет, конечно, — расхохоталась Марина. — Газеты читать надо.
— Как же мои деньги? — жалобно захныкал Витек, поворачиваясь к Чеботареву.
— А деньги ваши, уважаемый, можно было бы спасти, если бы товарищ не упорствовал, — сердито ему ответил Бородянский. — Это же просто: мы не будем расторгать договор с "Золотым Крюком", следовательно, и неустойку платить не будем. Вы сами приватизируете завод, благо ваучеров у вас уже завались, можно стены заводские оклеивать, чтобы на краске сэкономить. Таким образом, никто никому не должен будет платить никаких неустоек. После чего его у вас незамедлительно приобрету я, через подставное лицо. Я его тоже сразу перепродам, но в договоре оговорю, что клиент вступает в права владения не раньше марта следующего года. Ведь договор с вами у треста истекает в конце февраля, не так ли? Так что господин Жальгирис благополучно завершит утилизацию и с него взятки будут гладки.
— Как хорошо! — господин Жильгирис разве что в ладоши не захлопал. — Я вижу, коспотьин Бородавкин, вы сдесь единственно честный человек. Сначит, вы платить нам 5,5 миллион доллары?
— Ну, это вы загнули… Миллиона четыре разве что. Согласитесь, даже сейчас наш завод большего стоить не может. Даже при условии, что из Бурунди все-таки привезут саженцы баобабов, — Бородянский чувствовал себя хорошо, как никогда: враг был повержен и молил о пощаде. Правда, если я куплю вашу долю дешевле, чем стоят ваши ваучеры согласно рыночному курсу, это может вызвать подозрения. Поэтому вы получите сначала полтора миллиона, которые незамедлительно откатите мне назад черным налом, и потом уже — собственно, ваши четыре миллиона. Идет?
— Это уж чересчур, значит, с нас еще и проценты за обнал пойдут? — попробовал возразить Чеботарев, но Витас его перебил.
— Помолчите, милость делая… С вами мне будет еще говорить сегодня вечером. Я не возражать, господин Бормоглотский.
— Бородянский, моя фамилия — Бородянский, запомните уже, наконец!
— Запомню, я вас на всю жизнь запомню, спаситель-выручатель вы мой, — и неугомонный Витек со слезами радости на глазах полез через стол до начальника треста, чтобы его расцеловать, но тот успел загородиться какими-то бумагами.
— Ну, не стоит благодарности. Мне приятно, что мы обо всем договорились. Я полагаю, всем следует разойтись по своим местам и продолжить наше взаимовыгодное сотрудничество… Пусть все, что мы наметили сейчас, делается параллельно, а то и вправду времечко поджимает. Да, еще хотел вас попросить о необходимой детали: поскольку на первых порах клиенты вашего "Золотого Крюка" станут как бы совладельцами этого завода через ваше представительство, то было бы неплохо, если бы их число резко сократилось. То есть пора выкупать обратно свои сертификаты.
— Все? У нас денег не хватит, — сказал подавленный Чеботарев.
— И не может хватить — мне ли не знать, как действуют финансовые пирамиды. Так что оставьте, кого сочтете нужным — скажем, сотрудников моего треста, им то я голоса подать не позволю… Или вот Тщедушного, чтобы знал на будущее, каково бывает, когда не на ту лошадку ставишь…
Сергей Степанович только кивнул в ответ.
Господин Витас Жальгирис, прощаясь, долго жал руку начальнику треста. Чеботарев ушел молча. От дверей треста они молча добрели до угла, свернули — и только там начали так орать и скакать на месте, что Бородянский, заприметив их сейчас, решил бы, что горестные новости повредили их рассудок. Впрочем, еще до того, как к такой же мысли могли придти шарахающиеся от них прохожие, приятели прыгнули в такси и умчались восвояси.
Бородянский остался с Мариной наедине и посмотрел на нее взглядом победителя.
— Ну, как я с ними? Поймут теперь, на кого наехали.
— Не рано ли вы меня раскрыли, — спросила Марина. — Это пока не входило в мои планы. Можно было предупредить заранее.
— Не волнуйся, Мариночка, — Лев Семенович взял девушку за руку и стал все настойчивее притягивать к себе. Слишком сильно упираться не получалось, и ей пришлось взгромоздиться на его колени. Бородянский почувствовал запах ее духов, и кровь еще сильнее заиграла в нем.
