Виктор Пронин - Ошибка в объекте

Демин подошел к столу, сел, опустил лицо в ладони. «Вот сейчас ты позвонишь девушке Кларе. И будешь говорить легко, по возможности остроумно. А ведь твое состояние весьма далеко от игривого... Потом позвонишь Кучину и включишься в иную игру, станешь усталее, циничнее, чем ты есть на самом деле. Когда же ты бываешь самим собой, а, Валентин Сергеевич? Неужели ты так никогда и не явишь миру свое настоящее лицо? Какой ты, Демин?»

Он поднял трубку телефона, набрал номер и вдруг почувствовал свое сердце. До сих пор его как бы и не было, и тут несколькими упругими толчками оно как бы напомнило о себе. И Демин обрадовался своей робости, ему стало приятно оттого, что и это чувство у него бывает...

– Клара? Добрый вечер. Демин звонит.

– Да уж узнала...

– Вы уже закончили очерк, Клара?

– Да! Вам посвящены самые вдохновенные страницы.

– А вы не могли бы мне прочесть несколько строчек?

– Вы тщеславны?

– Нет, не думаю. У меня много недостатков, но тщеславием я не страдаю. Нет-нет, – повторил Демин, словно успокаивая самого себя. – Только не это.

– Ладно-ладно, – сказала Клара. – Все равно я знаю о вас больше, чем вам хотелось бы, да, наверное, больше, чем вы сами о себе знаете. Вот я написала, что вы на своем месте, что вы вдумчивы, решительны...

– Боже, какая мерзость! Клара, ради всего святого, вычеркните все это!

– А что написать?

– Напишите, что я нерешителен, что я страдаю неполноценностью, хотя нет, не надо, не страдаю, я наслаждаюсь этим своим качеством и не тороплюсь от него избавиться. Кроме того, я разыгрываю из себя следователя, понимаете, я не следователь, я игруля!

– Валентин Сергеевич! – перебила его Клара. – Все правильно. Вы не следователь, я не журналист. А если вы своему начальнику скажете, что он начальник по призванию, по натуре своей – он вам этого не простит. Все мы более или менее удачно исполняем роли, которые нам выпали. В этом наше спасение и наш запасной выход – всегда есть возможность сказать, что, дескать, да, я действительно никудышный журналист, но так уж сложилась жизнь, а вот если бы я была модельером или резчиком по дереву, то кто знает... А какой ваш запасной выход?

– Мой? – переспросил Демин в замешательстве.

– Чем вы оправдываетесь перед собой после провала? В какую лазейку стремится ваша душа? В какую несостоявшуюся судьбу? Где вы отсиживаетесь после провала?

– У Кучина. Друг у меня такой есть... Кучин. Кстати, вы не хотите сходить к нему в гости? Сходим, а?

– Давайте, – неуверенно произнесла Клара. – А что у него?

– Я у него буду, – дерзко сказал Демин. – Это не так уж плохо.

– А кто-то говорил о нерешительности...

– Играю, Клара! Играю решительного, самоуверенного, беззаботного. Неотразимого, если угодно.

– Дождь идет, – сказала она.

– Да, у нас тоже. Отличная погода. Вы любите мокнуть?

– Иногда.

– Идемте на набережную? Мне можно, меня начальник похвалил.

– А мне нужно – меня редактор поругал.

– Под новым мостом через час, годится? – спросил Демин.

– Годится. А кто он, этот Кучин?

– О! Очень милый человек, мягкий, стеснительный, большой шутник, хотя оптимистом его не назовешь...

– Чем он занимается?

– Трупы вскрывает.

– Что?!

– Но это не главное его занятие. Он еще ножи собирает. У него прекрасная коллекция ножей... От обычного кухонного до кинжала для левой руки.

– Это что, очень большая редкость – кинжал для левой руки?

– Не знаю, надо посмотреть.

– А он нас не вскроет из любопытства?

– Не дадимся, Клара! Нас ведь двое!

– Двое-то двое...

– Думаете, маловато? Ничего, когда-нибудь нас будет трое... Четверо...

– Это в каком смысле?

– Все правильно, Клара, все правильно. Я не оговорился. Мне нельзя оговариваться. Работа не позволяет. А тут... слишком случай удобным показался, жалко было упускать.

– Да уж, вы своего не упустите...

– Я правильно понял, что мне не следует упускать своего?

– Все-таки вы следователь, Валентин Сергеевич! Вам мало понять человека, заставить его признаться, вам надо выдавить слова, которые можно в протокол занести. Чтоб потом его носом тыкать в эти слова, как поганого кутенка! Вам нужны такие фразы?

– По телефону ваши признания не будут иметь юридической силы, – улыбнулся Демин. – И мои тоже.

– А вы собираетесь в чем-то признаться?

– Да, мне есть в чем. Как вы думаете, с этим стоит поторопиться?

– До встречи под мостом... Там будет видно. – Клара положила трубку.

Демин надел куртку, взглянул на свое отражение в оконном стекле, поправил беретку и... сел за стол. Некоторое время бездумно смотрел на календарь, перевернул листок. Подумал и возвратил листок на прежнее место, решив, что переворачивать его рано, что день еще не кончился, самое важное впереди. Потом поднялся, подергал ручку сейфа, погасил свет, вышел и запер за собой дверь.

– Ну, ни пуха, старик! – пожелал он себе, когда невидимые в темноте первые капли дождя упали ему на лицо. Увидев двоящиеся в мокром асфальте огни автобуса, побежал к остановке.

Отгрохотали, отмелькали тяжелые фермы моста, растаяли контуры домов на горизонте, сверкнул прощально золоченый купол церкви. И тут же поплыли прозрачные осенние сады, затянутые сеткой дождя. Николай стоял у окна, опершись руками о его верхний край, и на его губах блуждала улыбка, будто он наверняка знал, что сейчас кто-то подойдет к нему, хлопнет по плечу, скажет доброе слово. Но никто не подходил, и косенькая, маленькая улыбочка, как позабытая, осталась на его губах, постепенно становясь скорбной и неуверенной.

– А вы не ждали нас, а мы приперлися... – проговорил он и, уронив руки вдоль тела, вошел в купе. Раньше, всего месяц назад, он одарил бы всех вниманием, шуткой, участием, тут же узнал бы, как зовут грустную девушку у окна, сколько лет мальчугану, который едет с бабушкой, где раздобыл такой портфель мужик с лысиной... А сейчас он и не заметил их, скользнул равнодушным взглядом и сел на свое место. Хмыкнул, вспомнив недавний разговор у железнодорожной кассы.

– Во Львов есть билеты? – спросил он.

– Нет, молодой человек, кончились.

– Что-то слишком много всего последнее время кончается, – проворчал Николай. – А куда есть билеты?

– Вам не все равно?

– Да, мне не все равно!

– На юг есть! В Сочи! – с вызовом, с желанием обидеть ответила кассирша и тряхнула обесцвеченными кудрями.

Николай замечал, что среди кассирш аэропорта, железных дорог, даже на автостанциях появилась мода на обесцвеченные волосы, выбеленное лицо и ярко-красные губы.

– Давайте на юг... В Сочи.

– Вы что, серьезно?! – У кассирши, казалось, даже щеки сдвинулись к ушам от удивления.

– А вы что же думаете, я пришел шутки с вами шутить?! – Николая охватила радостная злость. И даже сейчас, в купе, он все еще ощущал гордость за свою способность вот так поразить кассиршу.

– Покурим, что ли? – предложил лысый сосед.

– Не курю.

– Напрасно, – тот поднялся и с кряхтеньем начал протискиваться к двери.

– У меня другие грехи, – произнес Николай слышанную где-то фразу.

– Это? – сосед неожиданно звонко щелкнул себя по горлу пальцем, издав подобие булькающего звука. – Тогда совсем хорошо! Мы сейчас все и соорудим... А?

– Можно, – ответил Николай и не мог не улыбнуться, глядя, как засуетился мужик. Он с таким жаром потер ладони, что с них, казалось, искры посыпались, распахнул нутро своего роскошного портфеля, вынул бутылку водки, прочно поставил ее на столик, победно посмотрел на Николая – вот так, дескать, у нас! Оглянувшись на старушку и девушку, которые искоса, настороженно наблюдали за ним, он смутился.

– Надеюсь, соседи простят наши маленькие слабости... Мы быстренько, тихонько, аккуратненько... А? Бить посуду не будем, песни петь не будем, душу распотешим, только и того, а?

– Да ладно уж, тешьтесь, – старушка подсадила мальчика на вторую полку, освободив место у стола.

– Стаканчики бы! – простонал мужик.

– Принесу, – коротко сказал Николай.

Проводницы на месте не оказалось. Николай спокойно заглянул в один шкафчик, во второй, нашел стаканы, вынул их из подстаканников и не торопясь двинулся в свое купе.

– Надо же – дали! – удивилась старушка. – А чтой-то ты много посуды принес?

– Нас ведь четверо!

– Я не пью! – вспыхнула девушка.

– И не надо, – ответил Николай. – Нам больше достанется... А вы, бабуля, пригубите?

– А что, пригубить оно не грех, – быстро ответила старушка и опасливо оглянулась на мальчика – не осудил бы. – Авось, – проговорила она, нахмурившись, словно ответила на какие-то свои сомнения. Она опустила руку под полку, достала клеенчатую сумку, вынула из нее несколько соленых огурцов и с достоинством положила на стол.

– Да у нас все как у порядочных получается! – восхитился попутчик и, ловко сорвав алюминиевую нашлепку с бутылки, начал разливать водку, торопясь и позвякивая горлышком о стаканы. Разлил на всех четырех.