— С полчаса уже, — скосив глаза на циферблат «Сейко», бросил Козлов и продолжал: — Зашел, вижу, ты сидишь… вроде смотришь. Потом все вышли, а тебя все нет и нет…
— А про что спектакль-то? — с некоторой неловкостью поинтересовался Богданов (облажался так облажался, чего уж там…).
— Эк, братишка! — заулыбался Ромка и с недоверием спросил: — Всю кину продрых? — Приняв неопределенный майорский кивок за подтверждение, он причмокнул губами: — Жаль, а я-то у тебя как раз о том же спросить хотел. Сегодня первый прогон.
Такого Богданов не ожидал и вовсе.
— Так ты что же, сам и не смотрел, получается?
— В начале, немножко, — поморщился Роман и уточнил: — Не сегодня, раньше, когда только начали. Не люблю я подобных… философско-иллюзионных феерий… Хрен ли тут смотреть?
«Если ты так же смотрел, как я…» — подумал Богданов.
— Ага, вон пришли.
Процент уставился на сцену, майор посмотрел туда же.
И без «пришли» Козлова стало ясно, что явились те, кого ждали актеры. Важные типы оказались довольно не примечательными на вид субъектами. Один из них в течение семи-восьми минут сделал несколько замечаний артистам, особенно тому из них, кто был облачен в костюм средневекового придворного.
Пока шло обсуждение, Валентин успел узнать, что говоривший — консультант.
— Ты ж говорил, он с бородой и в маске? — выпучил глаза Богданов, опасаясь, что Процент скажет ему: «Ты что, братишка, ку-ку?»
Роман кивнул:
— Извини, я-то думал, ты забыл про это, тот и верно, консультант, не помню, как его… черт, а Сагнималенис… Да не латыш, кликуха, то есть псевдоним у него такой, а этот зам его, тоже, блин, Агоферис или Инфигеркус. Вообще-то он и есть режиссер, только слова этого не любит. Я их маестрами зову, так способнее.
Но Богданова, столько лет отдавшего службе в самой серьезной организации страны, никакими Сагнималенисами и Инфигериусами, а уж тем паче маестрами запугать было нельзя.
— Человеческие имена у них есть?.. Нет? А как же они деньги получают?
— Деньги? — усмехнулся он. — Ну ты даешь! Ты еще у него декларацию о доходах спроси… Нет, не на общественных началах. Наликом, наликом, старичок, отстегиваю из того же бумажника, что и всем прочим, а оформляем? Оформляем потом, долго, что ли, офор-мить-то?
Богданову пришлось пока удовлетвориться таким ответом. Вопрос: «А откуда же он взялся, этот твой Агасферис-Сингуларис?» был пока отложен и задан другой:
— А второй кто?
— Англичанин, Шарп, я же говорил тебе.
— Ты говорил — американец… Как это — адна хэр?
— Так. Он американец, бизнес имеет в Англии, живет в Норвегии, а ошивается у нас. Тоже вроде того, фокусник-любитель.
Слово «Норвегия» насторожило Валентина. Он попытался зачем-то выяснить у товарища, в какой именно части этой страны проживает вышеупомянутый господин, но услышал нежное: «Пошел ты на…»
Когда обсуждение кончилось, Козлов, как показалось майору, испытал заметное облегчение. Процент, наверное, уже перестал радоваться тому, что привел сюда Богданова.
Консультант или, вернее, его помощник оказался человеком внешности весьма ординарной. Невысокий ростом, белокожий, черноволосый, гладко выбритый, словом… обычный человек, разве что глаза… голубые глаза у брюнета?
«Ну, а кожа-молоко тебя не удивляет? — заспорил сам с собой Богданов. — При черных, как у кавказца, волосах? Они все смуглые. Хотя и не кавказец он, глаза с раскосинкой…»
Второй — англо-американский норвежец Уилфред Шарп оказался… типичным иностранцем: то есть, как определил его для себя Богданов, «улыбчивым и этаким жизнерадостным сукиным сыном»;. Шарпу было, пожалуй, за шестьдесят, невысокий, хотя довольно широкоплечий, простенько одетый, тускловато-бледный или бледновато-тусклый, согласно приговору, вынесенному ему бывшим контрразведчиком. Однако у Шарпа также присутствовала особая примета, правый глаз когда-то был, очевидно, серьезно поврежден, отчего казалось, будто старичок подмигнул кому-то да так и остался с хитрым прищуром.
Все были представлены друг другу (Богданов, как ученый), что вызвало бурный восторг со стороны Шарпа, который быстро залопотал по-английски. То ли оттого, что у господина иностранца во рту была каша, то ли ввиду переоценки Богдановым собственного уровня владения языком международного общения, так или иначе, кроме существительных «сайнтист» и «Раша», а также сопутствовавших им определений «янг» и «талентфул», он ничего разобрать не смог. Однако, выслушав переводчицу Зину, Богданов несколько удивился, оказалось, что главный смысл речи гостя он все-таки ухватил: господина Шарпа весьма обрадовал тот факт, что в России не перевелись еще ученые, особенно молодые и талантливые. Последнее людовед Уилфред, надо полагать, прочел по глазам Богданова. На дежурный вопрос: «Над чем сейчас трудитесь?» ответил за майора шустряк Козлов.
— Над особенностями поведения серых хищников в условиях вечной мерзлоты при… ограниченном количестве алкоголя в крови.
Неизвестно, что (кстати, абсолютно не моргнув глазом) возвестила гостю хорошенькая (да просто сногсшибательная), как принято говорить, жгучая брюнетка Зина, однако тот ничуть не удивился и, истово закивав, с восторгом пропел:
— So great![32]
— Сенкью, — вякнул Богданов и, совершенно неожиданно для себя, обращаясь к фокуснику, заявил: — Очень хорошее шоу.
— Да? — проговорил Игнифериус, и Валентину показалось, что в этом негромком возгласе прозвучала плохо скрываемая насмешка. — Я рад. Однако это всего лишь репетиция.
«Сейчас спросит: «И что же вам больше всего понравилось?» — отвечу: «Декорации», нет, к черту декорации — «Ящерица» — вот что надо сказать!» — подумал майор, покрываясь липким потом конфуза.
Положение спас иностранец.
— Карош, карош, — закивал он. — Very wonderful show![33]
Распрощавшись с таинственным Игнифериусом и с «восторженным придурком» Шарпом, а также с сопровождавшей его Зиной, Богданов и Козлов вышли из зала, в фойе на них набросился какой-то тип с рыжеватой бородой и попытался завладеть вниманием Процента, который ловко «ушел из-под удара», указав явно нежелательному субъекту куда-то в сторону, когда же тот, не увидев там ничего, повернулся, чтобы спросить Романа, что же так заинтересовало его там, Козлов, прибавив шагу и перейдя едва ли не на бег, крикнул:
— Я занят! Занят, понятно тебе?! Зайди завтра!
— А когда?..
— Часиков в двенадцать — в три, — отрезал Процент, поднимаясь по лестнице на второй этаж, там, где находился его «служебный кабинет с секретаршей».
Какими бы краткими ни были несколько десятков секунд, понадобившиеся старым друзьям, чтобы достичь «берлоги» Романа, майору пришлось дважды в течение их испытать удивление. С высоты стало видно, что Игнифериус никуда не ушел, его перехватил какой-то тип и, размахивая руками, принялся что-то ему доказывать. Маг отвечал спокойно, но в позе его Валентину отчего-то почудилась некоторая напряженность. Слов не было слышно.
«Это не артист и вообще некто, в спектакле не участвовавший», — подумал Богданов. Немного странноватое заявление для человека, не видевшего представления.
Как раз в тот момент, когда друзья закончили подъем (Игнифериус и споривший с ним неизвестный вот-вот должны были исчезнуть из виду), вследствие какого-то необъяснимого акустического явления или же иным (следует тогда предположить, что фантастическим) способом до ушей Богданова долетел обрывок фразы: «…же так, Игорь Владимирович? Если не собираетесь издавать, отдайте книжку…»
— Кто это? — придержал Богданов Процента и показал рукой на собеседника консультанта.
— Хрен знает, пошли.
— А этот? — вновь спросил Валентин, указав на прогуливавшегося внизу и бросавшего нервные взгляды на все ту же парочку, что так привлекла внимание майора, типа, столь ловко отшитого Козловым.
— Рядовой Фуфляк! — отмахнулся тот. — Пошли, мне после всей это братии охота горло промочить.
Но Валентин, хотя и последовавший за другом, настаивал:
— Кто он?
— Амбросимов, — презрительно бросил Процент. — Выгнал бы взашей, если бы Аркашка не попросил. Завтра приму, а второго не знаю, тоже говно, наверное.
«Так, — воспрянул духом Богданов, — вот это уже кое-что, с этим уже можно работать: Амбросимов плюс Игорь Владимирович… Не издают книжек фокусники! Хотя издают… нет, свои, а это, выходит, чужая… И еще — Аркаша. Спокуха, Дбцент-Процент! Ты мне все выложишь!..»
Войдя в дверь, майор буквально остолбенел.
«Что это за чушь?! — И было тут от чего прийти в замешательство: за столом в «предбаннике»-секретар-ской сидела жгучая брюнетка. — Зина?.. Когда же она успела и как же без нее норвежец Шарп?..»
— А я не Зина, — обиделась красотка, наделенная телепатическими способностями.
