У памятника никого не было. А у нее — ни копейки денег, нет друзей и некуда деть младенца. Вокруг себя она видела только зловещие тени, слышала проклятия и вопли бомжей, воюющих за места в подвалах.
Ребенок орал, как пожарная сирена, Эмма не могла успокоить его. Она достала последнюю бутылочку смеси. Так, держа бутылочку одной рукой и обхватив младенца другой, она безуспешно пыталась открыть ее. Бутылочка выскользнула из рук, упала и разбилась. Слетелись птицы, высматривающие, нет ли чего-нибудь стоящего. Вдруг какие-то руки схватили ее ребенка.
— Мальчик или девочка? — спросила старуха в плаще.
Кажется, что и младенец был так поражен появлением женщины, что на мгновение затих.
— Девочка, — выдавила Эмма.
— Превосходный выбор. Ты когда-нибудь видела, как тонет на дне пруда кусок хлеба?
— Нет.
— Правильно, потому что все, что опускается на дно водоема, съедает рыба. Я наблюдала за тобой.
— Откуда?
— Оттуда, — она показала на жилой дом, который возвышался неподалеку.
— Как вы можете видеть в темноте?
— Я покажу тебе. Ребенок не должен бродить под дождем.
— Дождь теплый…
— Ага, господь Бог то ли плачет о нас, то ли мочится на нас. Пошли?
— Спасибо. — Эмма помнила, что надо быть вежливой.
— Ты можешь называть меня тетя Фурцева, хотя просто тетя будет достаточно.
Фурцева была похожа на ведьму, которую Эмма видела когда-то давно. Кроме того, она любила рис. Как настоящая ведьма, сделала рисовый пудинг для нее. Поев, Эмма стала таращить глаза на разные фотографии, фигурки и сувениры со всего мира.
— Я не могу добраться до ливней в дикой Африке, поэтому фотографирую те, что идут здесь. А они не очень-то отличаются. Смотри, вот мои львы и буйволы, и шакалы — шакалов особенно много. Я фотографирую их через инфракрасный фильтр. Они не могут меня видеть, но я их вижу отлично.
Фурцева показала Эмме пейзаж — розовые деревья под темным небом, портрет белого круглолицего Егора и группы детей — они бегут с собакой. И вокруг них розовый вихрь.
— Изя и Тито, Милка и я.
Она долго в тишине смотрела на этот снимок.
Аркадий казался себе гребцом в утлой лодчонке, вынесенной в большое море. Главная борьба происходила где-то далеко — глубоко на дне океана; она создавала волнения и выбрасывала на поверхность мириады странных созданий. Как или почему это происходило, он не знал. Движущие рычаги событий были скрыты. Приказы отдавали молча. Почему у него не отобрали пистолет? Те, кто знал ответ, молчали.
По проспекту Мира машины обычно двигались со скоростью черепахи, но сейчас, ночью, водители совсем обнаглели и громко сигналили. Рев моторов слышался со стороны Министерства сельского хозяйства. И это был не шепот «Мерседесов», но дикий рев «Мазерати» и «Феррари».
Дорожные инспекторы беспомощно топтались у своих казенных «Лад», позволяя гонять «Поршам» и «БМВ» — и это было еще одним, наглядным, доказательством того, как низко опустилась наша милиция. «Ауди» и «Мазды» с крутым тюнингом летали, как серфингисты на волнах. Все они участвовали в незаконных гонках по Кольцевой дороге. Пролететь по центру Москвы — словно подняться на пьедестал.
Когда Аркадий почувствовал толчок сзади, он принял это за сигнал уступить дорогу. Он и так несся на предельной скорости «Лады», и несчастная машина начинала походить на биплан. Он пропустил черный «Хаммер» и выскочил на Бульварное кольцо. Спокойно проехал мимо Дома музыки. А затем снова почувствовал толчок сзади, а потом снова и снова и на сей раз — сильнее. Другой «Хаммер». Или тот же самый. Аркадий не мог разглядеть водителя — стекла были с тонировкой. Впереди — высокий хромированный бампер. Аркадий попытался остановиться, «Хаммер» стал выдавливать «Ладу» вперед. Он перевел двигатель на минимальную скорость, но в этот момент заклинило коробку передач.
Аркадий искал глазами заветный синий маячок — его единственный безопасный пропуск в город. Обычно он был на заднем сиденье. Теперь его там не оказалось. Временно установленная дверь «Лады» не запиралась. Кто-то побывал в машине и вырвал проводку. «Хаммер», как экскаватор, толкал «Ладу» перед собой. По шее Аркадия потекла струйка пота. Если бы он мог увидеть водителя и понять, кто с ним борется… Прежде, чем он решился что-то предпринять, они оказались в тоннеле — воздух сжался.
…Освещенные рекламные щиты расхваливали берега во Флориде, рыбную охоту с подводным ружьем в Красном море, плавание в бирюзовых водах Хорватии — и все эти местечки он уже был готов посетить, если бы только смог оторваться от автомобиля позади. Прямая дорога вдоль Кремлевской стены. Ни одного милиционера. Неужели никто не охраняет руководителей государства? Что осталось?.. Если повезет — центробежная сила. За Александровским садом «Лада» сделала резкий поворот и соскользнула с бампера «Хаммера». Аркадий перешел на третью скорость — от резкого поворота задымились покрышки…
Дорожная милиция в блестящих плащах скомандовала Аркадию остановиться. Впервые за время службы он был действительно счастлив их видеть.
— Вы не станете отрицать, что участвовали в гонках?
— Я не участвовал в гонках — я гнал, спасая свою жизнь.
— Превышение скорости обойдется вам в пятьсот рублей. Мы должны конфисковать ваш автомобиль. — Инспектор спокойно смотрел на Аркадия. — Вы должны покинуть свой автомобиль…
— …Хорошо, мы возьмем сотню долларов.
— Я пытался… — Аркадий осмотрелся. На горизонте не было следов «Хаммера».
В «Ладе» зазвонил сотовый. Однако милиционеры не пустили его в машину.
— Э-э-э нет, сначала платите.
— Я должен ответить на звонок.
— Деньги вперед.
— Я — старший следователь.
— Предъявите документы…
Сотни долларов оказалось достаточно.
Но телефон уже не звонил. От Виктора пришло сообщение.
«Сукин сын, твой бывший начальник, прокурор Зурин, считает, что после того, как тебя уволили, никакая запись не может считаться доказательством. Это относится и к признаниям, полученным в ходе „дешевой инсценировки“. Он говорит, что это — бред больного».
Аркадий попытался перезвонить, но телефон Виктора уже был занят. Он попытался дозвониться на сотовый Ане: если Бородиных не арестовали, у них появится возможность попытаться убить ее во второй раз. А это несправедливо. Ответа не было…
Аркадий задумался. Пытаясь избежать смерти, мы несемся прямо ей в объятия. И она неизбежна — на первом светофоре или следующем.
И вот смерть спокойно шла по пятам — черный «Хаммер» с синей мигалкой на крыше — точно такой же, как у Аркадия. Как только переключили светофор, Аркадий развернулся и влился во встречный поток. «Хаммер» последовал за ним, но был слишком большим и не сумел чисто вписаться в поворот, крылом срезал ограждение, но продолжал преследовать Аркадия. Что говорил его отец? «В боевой обстановке офицер должен быть готов к отступлению — но только в самый последний момент». Это было уже не отступлением, а настоящим бегством, Аркадия охватила паника. Он сделал полный круг на Лубянке, влетел в узкие переулки с кафе на тротуаре. Он дал сигнал, но услышал только слабый хрип. К счастью, кафетерий был закрыт. Пирамида сложенных стульев зашаталась и рассыпалась. Где-то в этой гонке «Лада» потеряла боковые зеркала, Аркадию приходилось смотреть в зеркало заднего вида. У «Хаммера» были настолько яркие фары, что в их слепящем свете ничего не возможно было разглядеть. Впрочем, это уже не имело значение, «Хаммер» был совсем рядом.
Аркадий утопил педаль газа, пытаясь выжимать все, на что еще была способна его машина. «Лада» начала разваливаться на части. Выхлопная труба выводила мелодию, царапая мостовую. На следующем перекрестке «Хаммер» поравнялся с «Ладой». Аркадий старался держать нос машины впереди «Хаммера». Водитель опустил стекло. За рулем сидел Сергей. Его мать — рядом. «Мать и сын — семейный портрет», — подумал Аркадий. Сергей приблизился к «Ладе» и выровнял машину, немного пропуская ее вперед. Из окна вырвался белый дым.
Сергей целился в Аркадия. Аркадий навел свой пистолет, «дар русского народа», в ответ. Бородина что-то крикнула, но Аркадий не мог разобрать ни слова. Он вывернул руль, а «Хаммер» так и несся на оранжевое ограждение «Дорожные работы» на другой стороне.
— Я — Бог! — успел прокричать Сергей, когда «Хаммер» въехал в яму на скорости 150 км/ч.
Никто из Бородиных не был пристегнут ремнем. Они оба вылетели через разлетевшееся ветровое стекло. Прежде чем приземлиться на крышу, «Хаммер» сделал пируэт в воздухе.
Он ехал за Аркадием на зеленой пригородной электричке. И делал вид, что занят своими мыслями — как те, кто провожает взглядом пустые деревенские станции и воротит нос от вокзалов в больших городах. Сиденья были деревянными, словно специально сделанные так, чтобы на них было неудобно. Из-за этого ему было трудно двигаться. Он принимал боль как наказание за плохо выполненную работу.
