Ной возвратился вместе с Уоттсом и протянул Брайсону ключ.
— Здесь есть отдельный выход для ваших членов? — поинтересовался Брайсон.
— Я собирался предложить вам воспользоваться лифтом. Он располагается рядом с комнатой номер тридцать три. На нем вы можете подняться на главный этаж, а потом выйти через отдельный выход, который ведет на задний двор.
— Вы имеете в виду переулок позади здания?
— Да. Члены нашего клуба дорожат уединенностью и хотят сохранить свою личную жизнь в тайне. Я уверен, что вы меня понимаете.
— Обещаю, что мы постараемся вести себя как можно более осмотрительно и осторожно. Комната, в которую вы нас отведете… В ней есть еще выход?
— Нет, сэр. Одна-единственная дверь выходит в коридор.
— А как насчет камер наблюдения? У вас есть кто-то, кто присматривает за порядком на этом уровне?
— Конечно, нет, — с негодованием ответил Ной. — Камеры наблюдения нарушили бы уединение и право наших клиентов на неприкосновенность их личной жизни.
Брайсон попробовал связаться с Лангом с помощью микрофона на отвороте куртки. Тот не отвечал. «Должно быть, я спустился слишком глубоко под землю, — подумал Брайсон. — Стены не пропускают сигнал».
А вот с сотовым телефоном повезло больше. Сигнал был слабым, но устойчивым. Он рассказал Лангу, где они находятся.
— Повтори, тебя плохо слышно, — попросил Ланг.
— Мы собираемся вывести Флетчера в переулок позади здания клуба. Расставь людей по местам. Если через двадцать минут от меня не будет известий, можешь брать клуб штурмом.
Как же поступить с бритоголовым? Брайсону не хотелось оставлять его здесь одного. Он вполне мог вызвать управляющего. Или охранников. Да и вообще: ради того чтобы сохранить работу, он мог сделать что угодно. А Брайсон хотел провести операцию тихо и без нервов.
— Показывайте дорогу.
Ной двинулся вперед и привел их в коридор, белые плитки и тусклое освещение которого позволяли скрывать лица посетителей. Из бассейна доносился резкий запах хлорки. За запертыми дверьми раздавались приглушенные голоса. В дальнем конце коридора внезапно вскрикнул мужчина — то ли от боли, то ли в экстазе, а может, и от того и другого вместе.
Ной остановился перед дверью с номером тридцать три. Из комнаты напротив доносилось удовлетворенное пыхтение. В двери имелось отверстие, забранное решеткой. Внутри было темно, но Брайсон разглядел неясные очертания человеческой фигуры. Мужчина был привязан к столу, а на лице у него была надета кожаная маска.
— Сильнее! — вскрикивал мужчина. — Сильнее!
Женщина засмеялась.
Брайсон вынул из кобуры пистолет и приложил ухо к двери номера тридцать три. Он услышал шум льющейся воды и знаком подозвал Ноя.
— В комнате есть душ? — прошептал Брайсон.
— В каждой комнате имеется собственная ванная.
— Где она расположена?
— Когда откроете дверь, она будет слева.
— Замки?
— Да, в двери ванной есть замок. Ключа у меня нет. Если нужна дополнительная помощь, я могу позвать сотрудников нашей службы безопасности.
— Нет. Пожалуйста, отойдите в сторону и стойте там. Вот так.
Ной отступил на шаг и прижался к стене. При этом у него был такой вид, словно он вот-вот лишится чувств. Брайсон обернулся к Уоттсу.
— Я вхожу первым, ты меня прикрываешь. Если он хотя бы пошевелится, вали его.
Уоттс кивнул, по лицу его ручьями струился пот. В коридоре было очень душно из-за пара и влажного воздуха, вырывавшегося из бассейна и сауны. Брайсон сунул ключ в замок и, прежде чем повернуть ручку, на мгновение затаил дыхание. Нельзя распахивать дверь слишком резко. Она может удариться о стену, внезапный звук насторожит Флетчера и даст ему время добраться до своего пистолета. Ну… начали.
Моментальные снимки в мерцании свечей, отпечатавшиеся на сетчатке глаза: массажный столик в углу, на покрытой тканью скамье кучей свалена одежда, на полке рядом со свернутыми полотенцами расположился целый арсенал: игрушки, наручники и бутылочки с лосьоном.
Чисто. Брайсон резко развернулся в сторону ванной, в которой горел свет, и с облегчением отметил, что дверь чуточку приоткрыта. Он врезался в нее плечом и ворвался в небольшое помещение, полное густого пара. Чисто. За ним в комнату влетел Уоттс и рванул в сторону душевую занавеску.
Из душа хлестала струя горячей воды, повсюду клубился тяжелый пар, но в кабинке никого не было.
На полу валялся металлический цилиндр, по форме напоминавший баночку из-под содовой воды, вот только у него была ручка и кольцо, как у гранаты. Сквозь шум льющейся воды Брайсон расслышал грозное шипение.
Внезапно на пороге ванной грохнул выстрел. Уоттса как будто ударили в спину кувалдой. Он повалился в душевую кабинку, а Брайсон развернулся, готовый открыть огонь. В это мгновение сверкнула вторая вспышка, и детектив почувствовал, как обжигающий металлический кулак врезался ему в солнечное сплетение.
Брайсона отшвырнуло к стене ванной, и он ударился спиной, хватая воздух широко раскрытым ртом. Железный кулак ударил его снова, на этот раз в грудь. Он перекатился через Уоттса и врезался в душевую кабинку.
Сердце готово было проломить ребра и выскочить из груди, легким катастрофически не хватало воздуха. Брайсону нечем было дышать, но пистолет по-прежнему оставался в руке. Судорожно раскрыв рот, он поднял оружие, намереваясь выстрелить в клубы пара, как вдруг откуда-то появилась рука в черной перчатке, схватила его за запястье и резко дернула. Хруст костей. Брайсон попробовал крикнуть, но с губ его не сорвалось ни звука. «Беретта» упала на пол. Он попытался поднять ее. Перед глазами мелькнули ноги в черных брюках, и страшный удар в живот сотряс его тело.
Кофе и булочка рванулись наружу. Чья-то нога прижала его лицо к полу в душевой кабинке. Руки ему завели за спину и сковали чем-то похожим на пластиковые наручники. Брайсон почувствовал, как жесткий пластик впился в кожу. Он не сводил глаз с шипящего цилиндра, который по-прежнему лежал на плитке пола сбоку от него.
Настала очередь лодыжек изведать на себе прелести пластикового зажима, а затем рука в перчатке сорвала у него с отворота куртки микрофон. Его грубо потянули за волосы, поднимая голову. Брайсон ощутил, как в шею впилась игла. Он попытался отклониться, но не смог. И почувствовал долгое, медленно расходящееся по телу жжение. Вдруг его подняли на ноги и вышвырнули из кабинки на пол ванной.
Брайсон лежал на боку. Его тошнило, но желудок был уже пуст и лишь мышцы болезненно отзывались на очередной рвотный позыв. Что-то пошло не так! Глаза жгло, как огнем, и он почувствовал, как новая волна тошноты выворачивает его наизнанку.
Флетчер выволок его в соседнюю комнату. Уоттс лежал вниз лицом на полу ванной. Руки и ноги его были стянуты пластиковыми наручниками, и вода из душевой кабинки смывала кровь у него с лица. Напарника вырвало на кафельный пол.
Прозвучал зуммер пожарной тревоги. Флетчер захлопнул дверь ванной и волоком потащил Брайсона по полу. Ковер обдирал щеки, и его снова тошнило всухую. Но вот жжение прекратилось, и он понял, что лежит лицом вниз на прохладной плитке в коридоре. Вокруг, пытаясь уразуметь, что происходит, стояли завернутые в полотенца женщины и мужчины.
По коридору катился небольшой цилиндрический предмет, из которого валил густой серый дым. Позади него раздалось шипение, и Брайсон, которого волокли в кабину лифта, увидел, как из ванной комнаты в коридор выкатилась лежавшая там жестянка.
Завыл мотор, двери закрылись, и лифт пополз вверх. Тимоти Брайсон лежал на животе на грязном и замусоренном полу лифта. Он повернулся на бок, его опять стошнило, но он успел бросить взгляд на свой живот. Крови не было.
Этого просто не могло быть! Он же явственно видел вспышку выстрела, почувствовал, как пуля разрывает ему внутренности, а вторая попадает в грудь. Он должен был истекать кровью!
Над ним стоял Малколм Флетчер, голос которого из-под небольшой маски, прикрывающей нос и рот, звучал приглушенно, неразборчиво.
— Вы знаете, кто я такой, детектив?
Брайсон кивнул, и его снова затошнило.
— Тогда вам известно и то, для чего я здесь.
Брайсон не ответил. Флетчер снял респиратор и сунул его в карман пиджака.
Лифт остановился. Двери разошлись, открывая темный коридор.
Малколм Флетчер нажал кнопку аварийной остановки. В руке, которую обтягивала плотная черная перчатка, он держал охотничий нож.
Брайсон почувствовал, как его охватывает паника, которая неожиданно сменилась ощущением полного спокойствия. Он понимал, что должен испугаться до смерти, но тело, похоже, наотрез отказывалось признать угрожающую ему опасность.
— Если ты будешь хорошим мальчиком, Тимми, и скажешь правду, я отпущу тебя. Но если ты не захочешь говорить ее, если я почувствую, что ты не раскаиваешься в своих грехах, тебе некого будет винить, кроме себя самого.
