— Моя война закончилась там, под снарядами наших пушек в чеченских горах, — ответил он Быстрову на утренней беседе. — Систему не пересилить.
— Ты не понял, — стал разубеждать его Виктор. — Всё меняется. Я уже говорил: во власть идут новые люди. Всё будет по-другому! А Систему эту гнилую — под корень!.. Но нужны те, кто будет работать по-новому.
— Витя, ты же умный мужик, — устало улыбнулся Иванов. — Ну как эта Система даст себя сломать? Она может, соответственно обстоятельствам, поменять окрас, но будет оставаться всё той же нерушимой Системой с прикормленными стаями чиновников, которые, как вороны на помойке, засидели все «тёплые» места. Ворон можно попытаться вспугнуть, но они тут же перелетят на другую помойку. И ничего не поменяется, кроме названия. Чтобы сломать эту Систему, потребуется революция. А ещё одной революции Россия не переживёт.
— Но я же с тобой тут сейчас беседую о том, о чём ещё год назад нельзя было даже заикаться! — не сдавался Быстров. — Я знаю многих из тех «новых», что совсем скоро придут в Кремль. Это люди, в большинстве своём, порядочные!
— Интересно! Порядочные — во власти! — искренне усмехнулся Иванов. — Это действительно что-то новое. Только, по-моему, мы с тобой даже сейчас беседуем о том, что выгодно Системе сегодня и о чём она позволяет нам говорить. Да, ей надо измениться соответственно духу времени, так сказать, поменять оттенки окраса соответственно обстоятельствам, чтобы выжить. И она меняется — не спорю. Но, несмотря ни на что, остаётся незыблемой Системой. И имя этой Системы — Государство! А в России Государство — в первую очередь не аппарат, гарантирующий безопасность и равные права всем гражданам, а аппарат принуждения большинства во благо жирующему меньшинству! Значит, по сути своей эта Система несправедливая. Поэтому служить ей я больше не хочу. И погоны я снял уже три года назад.
— Ты пессимист, Саня, — вздохнул Быстров, не имея желания спорить дальше. — Но я понимаю: Система больно ударила тебя. Так борись! Добивайся того, что считаешь справедливым!
— Я решил просто жить, — сообщил Иванов. — Хватит борьбы. У меня семья, которая имеет право быть счастливой, несмотря ни на что. А пессимист — это тот же информированный оптимист, товарищ подполковник.
— Так я не понял, ты станешь нам помогать?
— Помогать буду. Надо закончить с делами «фирмы». Но никаких контрактов ни с кем подписывать не стану, — твёрдо сказал Иванов.
— Ну, это тоже немало! — улыбнулся Быстров.
— Организуй мне встречу с Сизовым… — потребовал Иванов.
— Зачем?
— Мне нужны фамилии и данные бойцов Чугуновского спецназа.
— И что ты думаешь с этим списком делать?
— Есть одна идейка…
В сопровождении офицера охраны Иванова привели в камеру к Дмитрию Сизову. За повидавшими не одну покраску железными дверями находилась самая настоящая тюремная камера-одиночка — с нарами и «парашей». Небритый и растрёпанный Сизов напомнил Иванову образ «зэка» из фильмов про политических заключённых.
Они поздоровались сурово, пожав друг другу руки.
После ухода сопровождающего, убедившись, что дверь закрыта и за ними никто не наблюдает, Иванов присел на старый деревянный табурет серого цвета, одиноко стоявший посередине камеры, а Сизов — на застеленные солдатским одеялом откидные нары. Иванов осмотрелся:
— Мрачновато тут у тебя. Мебели никакой.
— А у тебя весело? — Сизов окинул побритого и причёсанного Иванова нехорошим взглядом. — Где Батурин?
— Не знаю, — пожал плечами Иванов. — Мы с ним расстались на дороге, после того, как нас чуть не взяли в посёлке. Решили, что каждый пойдёт самостоятельно. Может, сумел уйти?
— А как тебя повязали?
— На посту ГАИ остановили машину, в которой я ехал. Дальше — проверка, установление личности…
— Понятно. Видно, тебе здесь хорошо.
— Как бы ни было, Дима, а контроля над собой терять нельзя, даже в мелочах, — философски заметил Иванов. — Почему не бреешься?
— Чего тебе надо? — грубо прервал Сизов.
— Ты что такой невежливый? — улыбнулся Иванов. — Не рад гостю?
После минутного молчания взгляд Сизова смягчился, он расслабил напряжённую позу и тоже попытался улыбнуться:
— Извини. Допросы все нервы вымотали.
— Часто вызывают?
— Два раза регулярно: утром и после обеда. Часа по три выспрашивают, писать заставляют. Ведь про всё знают, суки! Откуда? — Взгляд Сизова снова стал тяжёлым и подозрительным. — Ты не раскололся случаем?
Иванов выдержал направленный на него взгляд. К этому разговору он был готов.
— Я так же, как и ты, стал давать показания, — спокойно произнёс он. — Передо мной поставили два условия: или я начинаю сотрудничать, или никогда больше не увижу жену и ребёнка.
— И ты что?.. — напрягся Сизов. — Ссучился?!
— Ты так это называешь? — зло бросил в лицо собеседнику Иванов. — Убивать безоружных, грабить и обворовывать Родину, помогать террористам — это не ссучился! А как это, по-твоему, называется? Не отворачивай морду, ответь мне, товарищ старший лейтенант! Как это называется: служить в милиции и работать на бандитов? Расстреливать в лесу пацанов, а через день призывать их родителей к порядку?
Сизов, опустив взгляд, молчал.
— Я сам попросил свидания с тобой, — спокойно продолжил Иванов.
— Зачем? — не поднимая взгляда, Сизов сидел тихо.
— Посоветоваться нужно.
— О чём?
— Обо всём, что произошло и что может ещё произойти.
— Что ты им успел рассказать? — Сизов поднял глаза. Иванов понял, что тот не поверил ему.
— Всё, — глядя в глаза собеседнику, Иванов притронулся указательным пальцем правой руки к уху. Сизов еле заметно кивнул. Они понимали, что их могут прослушивать. — Всё, что знал.
— А чего от меня хочешь? — теперь Сизов внимательно следил за выражением глаз Иванова.
— Мой следователь оказался нормальным человеком, — тихо продолжил Иванов. — Он сообщил, что ты тоже тут, рядом со мной, и что тоже не молчишь. Но они нам не верят. Думают, что мы не всё рассказываем и покрываем главного. Следователь велел подумать, потому что уже на следующем допросе к нам применят спецсредства. Вот я и попросил свидания с тобой.
— Что за спецсредства? — во взгляде Сизова промелькнуло беспокойство.
— Психотропные. Дураков из нас с тобой сделают, Дима. И мы им сами всё расскажем, что знаем, и даже то, о чём давно забыли.
Сизов заметался на нарах:
— А потом?
— А что потом?
— Что они потом с нами сделают?
— Обычно отсюда в «психушку» не отправляют, — Иванов говорил серьёзно. — Канем в неизвестность, как и тысячи других. Поэтому я и пришёл посоветоваться с тобой. Что делать будем?
Сизов, опустив взгляд в пол, не отвечал.
— Дима, ты меня слышишь? — напомнил о себе Иванов. Сизов поднял глаза:
— Меня уже спрашивали. Я из главарей только Чугуна знал да Сашку Батурина. Кто стоит за всей организацией в области — понятия не имею. Может, оно и лучше? Может, «фирма» нас с тобой и наши семьи не сразу «спишет» из этой жизни! — Дальше Сизов заговорил быстро. — Ты видел Чугуна в деле? Поверь, таких, как он, у «фирмы» много. Нет, я лучше сам сдохну здесь! А мои жена и дети пусть ещё поживут. Может, «фирма» зачтёт мне это и моих не обидит.
— Не уверен, — возразил Иванов. — Просто так, как ты говоришь — «сдохнуть», здесь нам с тобой не дадут. Сначала мы им всё расскажем. Уж в этом ты будь уверен. А что потом сделает «фирма» с твоей семьёй, ты подумал? Если Батурин дошёл до Чугуна, то уже сейчас там знают о твоём предательстве. Ты ведь Батурину звонил.
— Я себе башку разобью! — воскликнул Сизов и выразительно поглядел на серые каменные стены.
— Не будь дураком, Дима, выход для нас должен быть.
— Какой? — Сизов с надеждой посмотрел на товарища. Иванов еле заметно кивнул головой и приложил палец к уху. Батурин понял.
— Выйти на свободу и самому защитить своих. Только так! — Иванов говорил тихо, но искренне.
— Самому? — усмехнулся Сизов. — Силёнок не хватит.
— Нам помогут, — не повышая голоса, уверенно произнёс Иванов. — Следователь обещал.
Сизов поднял глаза:
— Что требуется от меня?
— Ты мне сейчас напишешь имена и фамилии всего Чугуновского спецназа и как их найти.
— Ты уже всё решил?! — процедил сквозь зубы Сизов.
— Решил, — не стал отрицать Иванов. — Этих головорезов надо нейтрализовать. И чем раньше, тем лучше. Подумав, ты придёшь к такому же выводу, Дима. Присягу на верность Родине, надеюсь, ты ещё не забыл?
— Причём тут Присяга? — Сизов до боли сжал кулаки.
— Мы с тобой, Дмитрий, русские офицеры, и наш долг — защищать свой народ, а выходит, что мы помогаем кавказским террористам уничтожать россиян. Вот это — настоящее предательство!
