На этот раз я решил не следовать советам женщины из динамика. Выбрал путь через Сведалу, на северо-запад Сконе. На заправке возле Сведалы решил перекусить. В последний раз я ел с Бодиль Нильссон в «Замковом парке», в Мальмё. Я купил отвратительную жирную сосиску. Казалось, предназначение этих сосисок лишь в том и состоит, чтобы вращаться в застекленном цилиндрическом гриле позади кассы.
Меня обслуживала двадцатилетняя девушка с короткими темными волосами и серьгой в виде скалящегося черепа в правом ухе. Не знаю, считается ли комбинезон работников бензоколонок униформой, но женщины в форме всегда относились ко мне, как полицейские к малолетнему хулигану, то есть доверительно и с сочувствием.
Эту звали Юханна, судя по беджику.
– Вам, случайно, не в Мальмё? – спросила она, когда я расплачивался.
– Нет, а почему вы спрашиваете?
– Я освобождаюсь через полчаса и ищу, кто бы меня подвез. К сожалению, автобусы не подстраиваются под мой график.
Я мог бы ехать и через Мальмё, однако не имел никакого желания ждать тридцать минут. Кроме того, мне было о чем поразмышлять в одиночестве.
– К сожалению, мне в другую сторону, – вздохнул я.
Я открыл дверь машины и принялся за сосиску. Когда снова вышел на площадку, чтобы бросить обертку в мусорный ящик, подул ветер. Вымпел на флагштоке развевался.
GPS-женщина направила меня по объездной дороге вокруг Мальмё, так что я мог был взять Юханну, освободись она пораньше. В конце концов, не такой уж большой крюк.
Похоже, собирался дождь.
Над Данией висела большая туча, которая разрасталась с правой стороны, пока я двигался в направлении Сольвикена.
Интересно, что делает сейчас Бодиль Нильссон и что будет с ее барбекю, когда разразится гроза? Мне вдруг захотелось увидеть дом Бодиль Нильссон и расспросить ее о бывшем супруге. А гамбургеры для барбекю она сделала сама или купила замороженные? И как зовут ее дочь?
Потом я вспомнил Анн-Луиз Бергкрантц в саду возле «Вонгаваллен» в Треллеборге и ее странную собаку. Я подумал о том, что Анна-Луиз наверняка не работает и живет на пенсию по инвалидности. Помнит ли она меня и наше последнее лето? Или стряхнула с себя прошлое, как ее собака стряхивает… что там стряхивает с себя собака-поводырь?
И стоит ли вообще копаться в прошлом?
Я не знал.
Сведала. Июль
Если он подберет эту девушку, никогда больше не сможет здесь остановиться ни для того, чтобы заправиться, ни даже просто зайти в бутик.
Он видел камеры слежения. Они фиксируют всех, кто стоит у бензоколонок, кто листает за столиками газеты или пьет кофе. Когда он расплачивался, камера смотрела четко в лицо.
Поэтому сейчас он сидит в машине в сотне метров от бензозаправки, вооруженный биноклем.
Наблюдает за ней.
Скоро ее смена закончится, и тогда девушка пойдет на остановку ловить автобус до Мальмё. Он будет тут как тут. «Вас подвезти?»
Или подождет за остановкой, потом ударит ее в солнечное сплетение. В случае с торговкой вином это сработало.
В тот раз он забрал ее ноутбук и жесткий диск из отеля в Гётеборге. Правда, не нашел там ничего, кроме списка покупателей, сортов вина и счет-фактур. Ее бизнес процветал, и это его удивило.
С ноутбуком оказалось сложнее, но тоже не критично. Накануне он прочитал статью о том, что семь самых распространенных паролей представляют собой различные комбинации цифр, от одного до девяти.
На восьмом месте было название американского сериала «Сайнфелд».
Далее шли различные сочетания букв.
Несколько дней он подбирал, экспериментировал.
Потом ларчик открылся.
Он вводил имя ее дочери – Йилль – с разными комбинациями цифр, пока не напал на нужную. Компьютер запел, и он вошел в мир Ульрики Пальмгрен. Она интересовалась садомазо, заходила на сайты по этой теме. Переписывалась с журналистами, пока не договорилась с одним о встрече, «чтобы посмотреть, как оно на деле». Жесткий диск он выбросил в гавани Гётеборга. Компьютер разбил и бросил в мусорный бак в лесу.
Он направил бинокль на бутик.
Она все еще работает.
У нее новые серьги, раньше он их не видел.
На цепочке тоже что-то висит.
Сейчас она принимает деньги от клиента. Смеется.
Ее зовут Юханна.
Она сладкая, но глаза лживые, нехорошие.
Он не понравился ей. Так всегда бывает с женщинами. Он внушает им отвращение или страх, прежде чем успеет что-либо сделать.
Он хотел бы, чтобы Юханна переоделась после смены. В юбку.
Не так-то просто расстегнуть джинсы, особенно если женщина сопротивляется. С юбкой проще.
Только что он кричал в машине.
Боже мой, когда он кричал в последний раз?!
Давненько.
Тогда мать решила задать ему трепку и отправила за розгами. Он нарезал прутьев, все подготовил, убрал в столовой стол и насыпал на него гравий, включил граммофон.
Желтая пластинка. Ричард Клифф, «Living doll».
Эту песню он выучил наизусть.
Оставалось расстегнуть ремень и пуговицы, спустить штаны и кальсоны. Он обрадовался, когда не обнаружил на них грязи. В вопросах чистоты мать очень придирчива. Потому и разозлилась, когда Катя Пальм вываляла его в навозе.
Он снял рубашку, перегнулся через стол и позвал мать.
Она явилась не сразу. Когда мать пьяна, трудно понять, что у нее на уме.
Наказание длилось столько же, сколько звучала «Living doll»: две минуты и тридцать семь секунд, правда мать разнообразила удары как в плане силы, так и темпа. Когда он кричал, она сердилась и била с размахом.
Завидев ее в тот раз, он испугался по-настоящему. Мать была пьяна, ее шатало, и в углу рта дымилась вставленная в мундштук сигарета. Он сам не знал почему, но замер при виде ее, не в силах сдвинуться с места.
– Чего стоишь, – зарычала мать. – Чего ждешь? Ложись и дрочи, гаденыш.
Потом она рванула штаны, вытащила и погасила сигарету о головку его члена.
Тогда он закричал.
И с тех пор ни разу не делал этого, вплоть до сегодняшнего дня.
– И не надейся, что это тебе вместо порки, гаденыш.
«Got myself a cryin, talkin, walkin… living doll…» – пел Клифф Ричард.
Глаза застилала голубая дымка. Он засыпал, и ему снились карусель и сахарная вата и отец, который брал его на руки. Когда же боль вернула его к действительности, пришло время заняться раной. Он давно научился оказывать себе первую помощь.
Сейчас в бутике трое мужчин. Один возится с кофейным автоматом, второй рассматривает диски с фильмами, третий разговаривает с Юханной.
Она смеется.
Флиртует.
А он распустил хвост и сыплет остротами.
Погоди-ка…
Да это же журналист!
Что он здесь делает?
Неужели идет по пятам, выслеживает его? А может, это ловушка?
Сердце заколотилось, кровь бросилась в лицо. Нет, нет, конечно же, все не так! Журналист просто остановился заправиться. Это совпадение. Случаются и более удивительные вещи, разве не так?
Юханна Статойл[44] смотрит на часы, озабоченно качает головой. Да она хочет подсесть к журналисту, уйти от заслуженного наказания!
Журналист возвращается с сосиской и булкой, садится в машину, жадно ест, открыв дверь. Потом направляется к мусорному баку. Кажется, выбросил половину сосиски. Заводит мотор – и машина трогается с места.
Он не смотрит в его сторону.
На флагштоке развевается вымпел.
Даже если это чистое совпадение, его нельзя назвать счастливым.
Потому что журналист беседовал с его будущей жертвой.
А что, если… что, если немного подсуетиться? В конце концов, можно подставить недоумка по-настоящему. Усыпить, напоить, чтобы наутро проснулся рядом с мертвой Юханной.
Хотя догонять поздно. Тем более что подоспел ее сменщик – невысокий мужчина с гребнем волос на макушке и огромной серьгой в правом ухе. Он видел его здесь и раньше.
Она удалилась, а когда вернулась, была в легком летнем платье и джинсовой куртке. И без чулок. Он облегченно вздохнул.
Крепыш с гребнем что-то сказал ей на прощание, она рассмеялась. Махнула ему рукой, вдела в уши наушники от плеера и направилась к автобусной остановке.
Он проехал мимо нее, остановился, вышел из машины и притворился, что рассматривает заднюю фару.
Юханна приблизилась.
– Вы не видели, фара горела, когда я притормозил? – спросил он.
– Что?
Больше он ничего не говорил. Быстро подошел, пару раз ударил в живот и – в солнечное сплетение. Через несколько минут Юханна лежала на полу в задней части машины и жадно глотала воздух.
Руки связаны за спиной.
Во рту теннисный мячик.
Юбка задрана.
Белые трусы.
В ухе серьга в виде скалящегося черепа.
Сольвикен, июль
Облачная громада почти рассеялась, когда я спускался к гавани в Сольвикене. Говорят, Сольвикен назван так потому, что здесь всегда солнечно. Разумеется, врут. Я сам пережил в этом городе несколько по-настоящему ненастных дней. И все же погода действительно балует здесь чаще, чем в других областях Сконе. Есть мнение, что гора Куллаберг раскалывает облачные массы, вдаваясь в небо, подобно гигантскому носу. Что ж, возможно. Я и сам не раз сидел по эту сторону залива Шельдервикен и любовался игрой скопившихся у горизонта туч. Где-то над Торековом и Бостадом громыхал гром и сверкали молнии, в то время как над моей головой светило солнце.
