Фрэнсис неловко поднялась на ноги, опираясь на здоровую руку.
— Моя тоже, — ответила она.
Эдвин изумился: за десять лет брака Фрэнсис ни разу не посмела перечить ему.
— А ты женился на мне, — ее голос наполнился ядом, который обычно она скрывала, — чтобы завладеть семейным бизнесом моего отца после его выхода на пенсию, потому что у меня нет братьев. Ты женился, потому что без меня, без моих денег, без одобрения моего отца, ты бы всю жизнь был простым клерком в чужой адвокатской конторе.
Она зашла далеко и знала это. Но была не в силах больше сдерживаться. Как будто внутри ее прорвалась плотина. Эдвин встал, его лицо побагровело от бешенства. Фрэнсис подняла подбородок и посмотрела мужу прямо в глаза.
— Ты женился на мне, потому что я была первой из женщин, которая была настолько одурачена тобой, что сказала «да».
Эдвин с силой ударил ее по челюсти тыльной стороной руки. Фрэнсис отшатнулась, зацепилась за ковер и упала на пол, ударившись сломанным запястьем. Она закричала от боли. Над ней, с полуулыбкой на красивом лице, возвышался Эдвин.
Он повернул печатку на мизинце. Это кольцо, как подозревала Фрэнсис, муж приобрел в ломбарде, ведь у него не было семьи, чтобы получить такую роскошь по наследству. Кольцо порезало ее лицо, когда он ударил снова.
— Я ухожу. Пришлю доктора, чтобы он посмотрел твою руку. Мы должны выкинуть этот ковер: по нему опасно ходить.
Фрэнсис пыталась снова сесть, но не смогла. Она глубоко вздохнула и сделала еще одну попытку. На этот раз успешную. Комната плыла перед глазами, кровь текла по лицу, но у женщины не было сил, чтобы ее вытереть. Эдвин повернулся, чтобы выти, но остановился, передумав.
— Приведи себя в порядок. На тебя противно смотреть. И еще, Фрэнсис, никогда больше не смей говорить со мной в таком тоне!
Он пнул ее в живот и вышел, не оглядываясь.
Оставшись одна в комнате, Фрэнсис распласталась на полу, чувствуя болезненные спазмы в животе, и горько заплакала.
Глава 54
1855
Вайолет
Я лежала на кровати и смотрела в потолок. Прошло два дня с тех пор, как отец нашел мои картины. Два дня я сидела в спальне, ни с кем не разговаривая. Мне не хватало сил, чтобы встать, одеться, спуститься вниз. Хватит ли когда-нибудь опять?
Стук в дверь заставил подпрыгнуть. Я зарылась головой в подушку.
— Уходи!
Мэйбл зашла в комнату, держа поднос с тостами и вареными яйцами.
— Я сказала, уходи.
— Ну вот еще!
Она поставила поднос у изголовья, затем подошла к окну и раздвинула шторы. Яркий солнечный свет, заполнивший комнату, ослепил.
— Ваш отец уехал в Брайтон. А Филипс хочет, чтобы вы поднялись на чердак.
Я села и покосилась на поднос, чувствуя сильный голод.
— Зачем на чердак?
— И прямо сейчас, мисс. — Мэйбл открыла двери моей гардеробной, вытащила платье. — Неужели думаете, что Филипс вас расстроит?
Я потянулась за куском тоста и покачала головой.
— Ну же… Поднимайтесь и посмотрите, чего он хочет.
Девушка положила платье на кровать:
— Я вернусь через пятнадцать минут.
Но я была готова через десять. Нервничая от неизвестности, я поднялась в студию.
Комната преобразилась: стены в дальнем углу были покрыты темно-красными обоями. Мольберт был разобран и сложен возле двери. Не видно следов ни одной моей картины. Шезлонг стоял под окном, где когда-то красовался мольберт. Мне стало плохо от увиденного. Филипс стоял на четвереньках и подклеивал обои. Он оглянулся, затем вскочил на ноги и ухмыльнулся.
— Не знаю, почему ты так светишься, — грубо бросила я.
— Сейчас поймете.
Он подвел меня к стене, пахнущей обойным клеем.
— Видите разницу?
— Все картины пропали.
— Нет. То есть, да. Но есть еще кое-что. Посмотрите внимательно.
В полном замешательстве я посмотрела на стены, перевела взгляд на окна, потом опять на стены.
— Что ты сделал с маленьким окошком? — спросила я. — Куда оно делось?
Филипс, казалось, вот-вот лопнет от возбуждения.
— Оно за стенкой! — Он похлопал по обоям. — Вот за этой.
Я, все еще не понимая, пожала плечами:
— И?
— Как и все ваши картины.
Мои губы растянулись в улыбке.
— Ты возвел новую стену?
— Сначала я подумал, что мог бы просто замуровать нишу и оставить там ваши картины, чтобы однажды вы могли их снова достать. Но потом, я придумал, что надежнее будет сделать тайник.
Он дотронулся до губы. Только сейчас я заметила, что они распухли, а нос разбит.
Я протянула руку, но он отмахнулся.
— Все в порядке. Смотрите.
Филипс отодвинул шезлонг от стены и наклонился.
— Здесь маленькая дверь.
Он прощупал стену и нашел ее.
— Вам нужно просто нажать, и дверца отворится.
Он тихонько нажал на стену, и вдруг маленькая, не больше метра, дверь открылась.
— Даже я смогу поместиться внутри. Ну а уж вы — тем более. Попробуйте.
Я посмотрела на него, он кивнул. Я опустилась на колени и с трудом протиснулась в маленькое пространство крошечной комнатки, похожей на узкий шкаф. Почти два метра в длину, а может чуточку больше. Полностью вытянуть руки у меня не получилось. Значит, скорее всего, метр в ширину. Потолок нормальной высоты, я спокойно встала. С одной стороны стены находилось маленькое окошко.
— Ну как? Вам нравится?
Филипс смог пролезть в комнатку лишь сжав широкие плечи. Он встал и стряхнул пыль с брюк. Места почти не осталось, и мы вынуждены были встать очень близко друг к другу.
— Чудесно. И необычно. Это действительно часть моей комнаты?
Филипс усмехнулся:
— Я всего лишь замуровал нишу. С другой стороны дома ее не видно. Там трубы. Но все выглядит хорошо. И потом я поменял цвет стен, поэтому кажется, что все другое.
Я в изумлении оглянулась:
— Так это настоящая тайная комната. Как у священников.
Филипс посмотрел на меня.
— Я знаю, у вас неприятности. И знаю, что у мистера Форреста бешеный нрав.
Он снова дотронулся до губы.
— Так это дело рук Эдвина? — Я не могла поверить.
— Лучше, если он ударит меня, чем вас, — ответил Филипс. — Похоже, он бьет свою жену?
Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Я испугалась, что Филипс прав.
— О, не думаю.
Необъяснимо, но мне почему-то хотелось защитить Эдвина.
— Это было только один раз, и тогда был плохой день, ну а потом я сама виновата — разозлила его…
Филипс недоверчиво смотрел на меня. Я умолкла.
— В любом случае. Неважно, — спохватилась я. — Посмотри на эту комнату.
Но Филипс не отводил от меня взгляд.
— Как и сказал, сначала я хотел спрятать ваши работы, чтобы однажды вы смогли взять их. Но после подумал, что вам нужно место, где вас никто не найдет.
Под его проницательным взглядом мне стало неловко.
— То есть мои работы…
— Они здесь. — Парень показал на угол. — Вспомнил, как однажды вы попросили свернуть их. Я убрал картины подальше от окна, чтобы они не поблекли. Куда не доходит солнце, я проверял. И краски ваши тоже там.
В противоположном углу стояли аккуратно сложенные палитра, кисти и краски.
Я ахнула. Все картины были на месте. Все, кроме «Марианны» и нескольких набросков Эдвина, которые я успела спрятать в шкафу на другой стороне чердака.
— Я сожгу мольберт и некоторые рамы, — продолжил Филипс, — чтобы у вашего отца не осталось сомнений. То же самое я сообщил мистеру Форресту. Он хотел заполучить некоторые из картин.
— Правда?
Интересно, не для клубной ли галереи? Возможно, таким образом, он хотел помочь мне, так же, как и Филипс.
— Значит, у него ничего нет?
— Нет. Не видать ему ваших картин!
Филипс вздумал принимать решения за меня. Я почувствовала легкое раздражение.
— В любом случае, это все. Но вам не стоит часто подниматься сюда.
