— Жаль. А следовало бы. Потому что тогда бы вы наверняка заметили, что ордер был выдан вследствие запроса, посланного полицией Индианы.
— Мой старый приятель Брюер!
— Конечно. Вспомнили его?
— Что ж, тогда могу предположить, что у них там, в Индиане, судьи отличаются крайней снисходительностью, поскольку у них не было никаких оснований рыться в моих вещах или просить, чтобы вы сделали это за них.
— Вот как? — Тарджент положил ладони на стол и наклонился ко мне. — Штука в том, что Брюер не стал обращаться за ордером вчера, когда он арестовал этого вашего приятеля, частного детектива. Он взял ордер сегодня утром, после того как подтвердился один факт, который лично я нахожу весьма любопытным. Помните те десять штук, которые вы предположительно послали этому парню по почте? Две пачки по пять тысяч в каждой банкнотами по пятьдесят долларов? А сегодня утром Брюер получил сообщение из банка в Кливленде, в котором они подтвердили, что бумажные полоски, скреплявшие пачки, идентичны тем, которыми пользуются в их банке. Какой банк, спросите вы? Гайахога Вэлли Кредит Юнион — именно тот, в котором Алекс Джефферсон снял пятьдесят тысяч наличными за неделю до того, как его убили.
Он навис надо мной и сверлил меня тяжелым взглядом, от которого у меня вновь пересохло во рту, а в горле внезапно встал сухой, колючий комок. Потом этот комок провалился в желудок, стал ледяным и принялся расти, пока не заполнил все мои внутренности.
— Ах да, еще кое-что, — спохватился Тарджент. — Наличные, которые выдали Джефферсону, состояли из пятидесятидолларовых купюр.
— У них по-прежнему нет ничего, что связывало бы тебя с этими деньгами, — упрямо заявил Джо. — И это уже хорошо. Они не обязаны верить, что это был не ты, а кто-то просто воспользовался твоим именем. Но им придется изрядно попотеть, чтобы доказать обратное.
Мы с Джо стояли на крыльце моего дома. Тарджент с Дэли наконец-то убрались.
— Да ну? Ладно, тогда ответь мне на один вопрос: сколько, по-твоему, им понадобится таких вот косвенных улик, прежде чем они решат, что можно идти к судье за ордером на мой арест?
Джо не нашелся, что ответить.
— Я-то было решил, что эти типы вчера ночью сыграли мне на руку, — с горечью пробормотал я. — Когда они обстреляли мой тренажерный зал, я подумал, что это мне поможет. Даже Тарджент при всей его тупости и упрямстве вряд ли подумает, что я сам все это организовал, чтобы обелить себя. Но, похоже, я ошибся.
Джо покачал головой.
— Что тебя так удивляет? В конце концов, вчера он здорово тебя прижал, вернее, даже не он, а Брюер, когда арестовал того парня в Индиане. Так что если ты солгал и захотел бы убедить его в своей невиновности, то для этого тебе понадобилось бы нечто весьма убедительное. Например, чтобы кто-то превратил твой зал в стрельбище. Кстати, неплохая идея.
— Это просто смешно! — фыркнул я.
— Так ли? Вспомни, звонок насчет денег Карен раздался как раз в тот момент, когда тебя тут поливали свинцом. Все правильно, к этому не придерешься. Однако, будь я на месте Тарджента, знаешь, о чем бы я в первую очередь подумал, глядя на то, что осталось от твоего тренажерного зала? Решил бы, что все это сильно смахивает на то, что кто-то очень старался доказать, что ты не имеешь к этому делу никакого отношения, ну и слегка перестарался. И еще в одном Тарджент, безусловно, прав — почему эти типы пытаются связаться с Карен исключительно через тебя? Это же нелогично. Если, конечно, они не затеяли все только ради того, чтобы разделаться с тобой.
— Дорэн — если, конечно, это Дорэн — упомянул о том, что есть, мол, кто-то, кто был бы рад вывести меня из игры. Так сказать, предоставить мне еще одну, последнюю возможность выйти из игры, но тогда я просто не обратил внимания на эти слова. Возможно, они решили меня наказать. Я упустил свой шанс убраться подобру-поздорову, и вот теперь они мстят. Мстят тем, что втягивают меня в это дело.
— Ты уже рассказал Тардженту о Дорэне?
— Еще нет.
— Может, не так уж глупо с твоей стороны. Ладно. Как бы там ни было, нам нужно что-то такое, что напрямую связало бы его с Джефферсоном. Держу пари — если мы расскажем Тардженту о том, что нам удалось накопать, он просто посмеется над нами, поскольку все, что у нас есть на сегодняшний день, основывается на одной-единственной фразе, которую тебе бросил тот тип, а подтвердить этого никто не сможет.
Его слова заставили меня вскочить на ноги. Тарджент, Брюер, а вместе с ними десятки людей, которых я даже в лицо никогда не видел и знать не знал, какую роль во всем этом они играют, из кожи лезут вон: кружат вокруг меня, стягивая сети потуже, ставят ловушку, в любую из которых я мог угодить. Один я ничего не делаю, беспечно просиживаю штаны на крылечке, дожидаясь, пока они сделают свою работу.
— Нужно что-то предпринимать, Джо. Эта история в Индиане… А вдруг это еще не конец? Что-то мне подсказывает, что так оно и есть. Уж если они не останавливаются ни перед чем, делают все, чтобы науськать на меня копов, с чего бы им вдруг бросить свои попытки утопить меня? Нет уж, если они твердо настроились подсунуть меня полиции в качестве основного подозреваемого, тогда, черт возьми, пришло время и мне подсуетиться и подбросить копам кого-то другого.
Джо энергично закивал.
— Верно. Давай вернемся к делу Дорэна. Попробуем что-то накопать против него. И если получится, тогда, может, нам и удастся убедить Тарджента отнестись к этому серьезно.
— А если не удастся?
— Ну… тогда придется позаботиться о том, чтобы на твоем тюремном счету было достаточно денег, чтобы хватило на сигареты.
Джо пытался шутить, но нам обоим сейчас было не до смеха.
Как оказалось, Донни Уорд жил в шести милях от винокурни, рядом с которой была убита Моника Хит. Дом, в котором он обитал, производил довольно странное впечатление: типичный «кривой домишко» — скособочившаяся крыша, покосившиеся стены, во дворе трава по пояс, в которой шнырявшие по нему четыре громадных пса скрывались с головой, иногда пропадая из виду. Тонкая струйка дыма криво поднималась из старой трубы к небу — разливавшийся в воздухе аромат неопровержимо свидетельствовал о том, что хозяин дома трогательно заботится о сохранении живой природы, поскольку, судя по разливавшейся в воздухе вони, печку в доме топили исключительно мусором. Джо постучал в дверь. Одна из собак, гончая с изорванными в клочья ушами, забившись под крыльцо, громко зарычала.
— Хороший мальчик, — залебезил я.
Словно в ответ, пес ощетинился и грозно щелкнул зубами.
— Неплохо у тебя получается находить с ними общий язык, — одобрительно хмыкнул Джо.
— Может, сам попробуешь поладить с этим чудищем? — огрызнулся я.
На наш стук никто не ответил. В доме и на участке стояла полная тишина, если не считать не смолкавшего ни на минуту рычания собаки.
— Можем подождать, а можем приехать еще раз, попозже, — предложил Джо.
— Предпочитаю последнее, — бросил я, не сводя глаз с собаки, которая в это время, набравшись мужества, выбралась из-под крыльца и сделала шаг в нашу сторону.
Но не успели мы повернуться к двери спиной, как увидели вывернувший из-за угла старенький грузовичок-пикап, который, гремя и содрогаясь всеми своими внутренностями, катил к дому. Удушливая струя черного дыма вырывалась наружу из проржавевшей, готовой в любую минуту отвалиться выхлопной трубы, окутывая такой же древний белый капот, по цвету на удивление не вязавшийся с остальной частью грузовичка, еще носившей на себе остатки голубой краски. Водитель припарковал пикап позади машины Джо, и все четыре пса, моментально забыв о нас, закружились вокруг него, восторженно скуля и подобострастно виляя хвостами. Я с некоторым удивлением воззрился на эту сцену: все собаки — грязные, шелудивые — имели запущенный вид, который ясно говорил о полном пренебрежении к ним хозяина, а бедняги, судя по всему, искренне радовались возвращению этого типа.
— Вероятно, это Донни, — предположил я.
— Думаю, ты прав.
Стоя на крыльце, мы смотрели, как водитель, выбравшись из кабины, здоровался со своими псами. Это был худощавый мужчина, поджарый и жилистый, точно состоящий из одних мускулов. Несмотря на то что день выдался прохладный и даже на солнце термометр едва-едва показывал десять градусов, на нем была рубашка с коротким рукавом. На голове у мужчины красовалась старая, выцветшая добела бейсболка, из-под которой на шею падали клоки черных волос. Когда восторг собак немного утих, он выпрямился, сдвинул на затылок бейсболку и покосился в нашу сторону.
— Мистер Уорд? — окликнул его я.
— Угу. — Мужчина зашагал к крыльцу. — Вы насчет моих собак?
— Нет.
— А, тогда ладно. — Он выудил из кармана ключ и отпер дверь. — Тут одна сука по соседству взялась меня изводить — каждый божий день звонит шерифу, вопит, что у меня по участку бегают совершенно жуткие на вид, неприрученные псы. Ну просто курам на смех, верно? Они же все кастрированные! То есть, пардон, одну я стерилизовал, потому как она у нас дама. Но не в этом дело — я хочу сказать, что все мои собаки через это прошли. У меня тут шесть акров земли, а они хотят, чтобы я держал этих ребят в конуре да еще на цепи! Да будь я проклят, если соглашусь, пусть бегают на свободе. Видели когда-нибудь собаку в конуре? Я имею в виду, никогда не обращали внимания, какие у них глаза? Просто сердце разрывается, будь я проклят!
