– Вы уверены, что я не могу ее повидать?
– В субботу сможете.
– А сейчас? Хотя бы на минутку?
– Нельзя даже на минутку.
– У нее есть дочь, – зачем-то сказал Ричер.
– Вы разбили мое сердце, – ответила женщина.
– Когда вы ее увидите сами?
– Через каждые пятнадцать минут, хочет она того или нет. Мы не должны допустить самоубийства, хотя ваша подруга не того сорта. Такие вещи сразу видны. Она крутая особа. Так мне кажется. Но правила есть правила, верно?
– Передайте ей, что приходил Ричер.
– Кто?
– Ричер. Скажите, что я буду рядом.
Женщина кивнула, словно хотела показать, что все это уже не раз видела. Впрочем, так оно, наверное, и было.
– Уверена, что она будет в восторге.
По дороге к мотелям Ричер вспоминал о том, как работал в тюрьме в самом начале своей карьеры. Едва ли он мог, положа руку на сердце, сказать, что вел себя лучше, чем женщина, с которой он только что познакомился.
Ему пришлось дойти почти до самой автострады – только тогда он нашел мотель, где номер стоил менее тридцати долларов. Он разбудил ночного портье и получил ключ от номера, находившегося почти в самом конце ряда. Все внутри было старое, покрытое слоем неотмывающейся грязи, указывающей на леность обслуживающего персонала. Простыни были слегка влажные, воздух в номере сырой и жаркий – видимо, они экономили электричество и выключали кондиционер, если в номере никто не останавливался. Однако здесь можно было жить. У бывших военных есть одно преимущество перед всеми остальными людьми: они в состоянии жить где угодно. Ведь им есть с чем сравнивать.
Ричер спал плохо и проснулся в семь часов. Он принял душ – вода была тепловатой – и отправился позавтракать в кафе, где купил пончиков. Кафе открывалось очень рано и рекламировало техасские пончики. Они оказались больше обычных, да и стоили дороже. Он съел два пончика и выпил три чашки кофе. Потом отправился на поиски одежды. С тех пор как закончился его короткий роман с собственным домом, Ричер вернулся к прежней системе. Он покупал дешевую одежду, а старую выбрасывал, вместо того чтобы заниматься стиркой. Получалось неплохо. Главное, ему больше не грозило постоянство.
Он отыскал дешевый магазин, который был открыт в столь ранний час. Здесь продавали все – от плохой туалетной бумаги до рабочих ботинок. Ричер нашел целый стеллаж с брюками из хлопчатобумажного твила, на которых кто-то срезал этикетки. Возможно, они были бракованными. Или крадеными. Он отыскал брюки подходящего размера и рубашку цвета хаки из тонкого материала, скроенную по типу гавайской, причем стоила она дешевле техасского пончика. Потом Ричер подобрал себе нижнее белье белого цвета. В магазине не было возможности примерить одежду, однако Ричер уговорил продавца впустить его в туалет для персонала. Он надел новую одежду и переложил вещи, лежащие у него в карманах. Он все еще таскал с собой восемь гильз, которые подобрал после пробных выстрелов Кармен из «Лорейна». Взвесив их на ладони, Ричер засунул гильзы в карман новых брюк.
Старую одежду он выбросил в ведро для мусора. Вернувшись в торговый зал, он заплатил тридцать долларов наличными. Он мог прожить в этой одежде три дня. Десять долларов в день только на одежду – сначала это казалось слишком большой суммой, но Ричер быстро изменил свою точку зрения, когда выяснил, что стиральная машина стоит четыреста долларов, сушилка еще триста, а подвал, где их можно установить, предполагает владение домом, на покупку которого придется потратить никак не меньше ста тысяч, а потом платить десятки тысяч в год на налоги, содержание, страховку и прочую чепуху. После таких подсчетов десять долларов в день на одежду уже не казались глупостью.
Ричер ждал на тротуаре под тентом, в тени, до тех пор, пока не пробило восемь часов. Он решил, что судебный пристав сменяется в восемь часов. Такой режим выглядел разумным. Он не ошибся. В пять минут девятого уже знакомая ему женщина вышла из тюрьмы и уехала на запыленном «шевроле». Ричер перешел на противоположную сторону улицы и решил вновь попытать счастья. Если тебе не поможет ночная смена, может быть, ты сумеешь договориться с дневной. Те, кто работают ночью, всегда жестче. Им приходится меньше общаться с другими людьми, да и начальство посещает их не слишком часто. В результате они начинают считать себя самыми главными.
Однако дневная смена оказалась не менее суровой. Мужчина, чуть помоложе, чем женщина, но такой же плотный и неуступчивый. Разговор получился таким же.
«Могу я ее повидать?» – «Нет». – «А когда?» – «В субботу». – «Она в порядке?» – «Насколько это можно ожидать в ее положении». Такие разговоры ведут обычно врачи после операции. Ричер получил подтверждение, что только адвокату разрешен неограниченный доступ к арестованным. Ему ничего не оставалось, кроме как отправиться на поиски адвоката.
События прошлой ночи произвели на обитателей красного дома ошеломляющее впечатление. Кроме того, в нем осталось гораздо меньше людей, что вполне устраивало убийц. Двое наемных работников исчезли, высокий незнакомец тоже. Отсутствовали также Кармен Грир и ее муж. Остались только старуха, второй сын и внучка. Всего трое в большом доме. Был понедельник, но ребенок не пошел в школу. Автобус подъехал к дому, но девочка так и не вышла. Она болталась вокруг конюшни, иногда заходила внутрь и вновь появлялась. Девочка выглядела вялой и безразличной. Как и все остальные. Что ж, так за ними было проще наблюдать. Они превратились в более удобные цели.
Двое мужчин прятались за скалой, расположенной напротив ворот ранчо. У них было очень удобное убежище, поскольку скала находилась двадцатью ярдами выше по склону. Они все прекрасно видели. Женщина высадила их в трехстах ярдах к северу от ранчо и уехала в Пекос.
– Когда? – спросили они у женщины.
– Когда я скажу, – ответила она.
На перекрестке в центре Пекоса Ричер свернул налево и зашагал по улице, тянущейся параллельно железной дороге. Он прошел мимо автобусной остановки и оказался в районе, где все занимались обслуживанием тех, кто был как-то связан с судом. Судебный пристав дала ему совершенно точную информацию. Сквозь стекла Ричер видел ряды письменных столов, рядом с которыми стояли стулья для посетителей. Столы были завалены горами бумаг, на стенах адвокаты прикрепили записки и объявления. В двадцать минут девятого здесь кипела напряженная жизнь. Возле каждого стола скопились небольшие очереди, на стульях сидели озабоченные клиенты. Некоторые поодиночке, но чаще семьи, нередко с детьми. И все они были латиноамериканцами. Как и часть адвокатов. Мужчины и женщины, старые и молодые, полные надежд и отчаявшиеся. Всех объединяло одно – застывшая на лицах тревога.
Ричер нашел единственное место, где рядом со столом адвоката оставался свободный стул. Он уже успел пройти до середины улицы, стол стоял в дальнем конце помещения, и за ним сидела молодая женщина лет двадцати пяти с густыми, коротко подстриженными черными волосами. Она великолепно загорела, а вместо рубашки на ней был белый спортивный топик. Кожаная куртка висела на спинке стула. Женщину почти скрывали две высокие стопки бумаг. Она говорила по телефону и едва не плакала.
Ричер подошел к столу и стал ждать, пока ему жестом не предложат сесть. Женщина никак на него не реагировала, и тогда он сел без приглашения. Она бросила на него быстрый взгляд и отвернулась, продолжая разговаривать по телефону. У нее были темные глаза и белые зубы. Она довольно медленно говорила по-испански с акцентом Восточного побережья, так что Ричер почти все понимал.
– Да, мы победили… но он не будет платить. Просто не будет. Он отказывается.
Время от времени она замолкала и слушала. Потом начинала повторять снова: «Мы выиграли, но он отказывается платить». И снова слушала. Вероятно, у нее спрашивали: «И что мы теперь будем делать?», поскольку она отвечала: «Мы вновь обратимся в суд, чтобы заставить его заплатить». Следующий вопрос, очевидно, звучал так: «И как долго это будет продолжаться?», поскольку женщина заметно помрачнела и ответила: «Год. Может быть, два». Ричер понял, что на другом конце провода молчат, и внимательно всмотрелся в лицо женщины. Она была расстроена, смущена и унижена. Сморгнув слезы разочарования, она сказала: «Llamaré de nuevo más tarde». И повесила трубку. «Я вам еще позвоню».
Потом она повернулась к Ричеру, закрыла глаза и начала глубоко дышать через нос, положив обе ладони на стол. Возможно, в юридическом колледже ее научили расслабляться. Однако Ричер видел, что у нее ничего не получается. Открыв глаза, она убрала папку в стол и принялась изучать бумаги, лежащие перед ней.
– Проблемы? – спросил Ричер.
Она пожала плечами и одновременно кивнула. Универсальное выражение страдания.
