— Разумеется, у охраны. — Елена Николаевна тоже поднялась. — Пойдемте, без меня для вас никто архивы поднимать не станет, придется вам еще один запрос делать, уйдет время…
Игорь благодарно закивал. Но когда увидел несколько пухлых журналов, он понял, что времени это займет немало.
— Это только за период последнего обострения, когда Николай снова лечился у нас, — уточнив даты по календарю, уверила его Елена Николаевна. — Позволить вынести, увы, не могу. На номерах палат или том, к кому там конкретно указано, сильно не циклитесь, люди врут. Хотя в первую очередь обратите внимание на тех, кто указывает непосредственно Рассохина, или на записи, где не указан номер палаты. Посетители, которые записаны к лечащим врачам своих родственников, часто потом идут к пациентам.
Игорь благодарно кивнул и под подозрительным взглядом охранника углубился в записи. Ему повезло. В первом же журнале он наткнулся на фамилию «Савельев» с инициалами «Т. А.».
«Сава, — понимающе кивнул Игорь. — Статью писал».
Но внутри все замерло в предвкушении. В нескольких просмотренных журналах он находил чаще всего имена родителей Николая, однажды попалась фамилия Васятко, но это была не Анна, инициалы другие. На всякий случай Игорь сфотографировал на телефон эту запись. А в предпоследнем журнале он неожиданно увидел размашистую подпись под убористым «Вахан Арикян».
Он дважды перечитал, не в силах поверить, что действительно видит это имя и фамилию. Игорь посмотрел на дату и понял, что к этому моменту Анна и Вахан встречались едва ли неделю.
И эту запись он тоже снял на телефон. Информации для размышления было достаточно. Дальше пусть тут копает Вероника.
Глава 31
Александр не понимал как, но он снова оказался в больнице. Снова те же стены, те же таблетки и те же лица. Равнодушные, словно неживые. Александр на одно очень длинное мгновение успел испугаться, что ничего не было — ни свободы, ни шаурмы в вонючей забегаловке, ни убитого мента. Но глянул на горсть таблеток и тотчас успокоился. Их цвет пусть чуть-чуть, но отличался от тех, что давали ему в больнице. Значило ли это, что его тут не было? Или это значило другое. Он пожаловался медсестре с неживым кукольным лицом, что ему тяжело дышать. Это же он сказал и своему доктору. И успокоился.
Александр всегда был здоров, и, если что-то происходит с ним изнутри, значит, что-то изменилось снаружи. Ведь так оно и работает, он был в этом уверен.
Оказалось, достаточно было понять, что он никак не может находиться в больнице, как свобода вернулась, а с нею и дыхание. Зрение стало острее, сил прибавилось. Тогда он едва мог доковылять до привычной площадки в больничном дворе, сейчас же он снова шел в парк, словно его туда что-то тянуло. Может, в глубине души он мечтал, чтобы его взяли на месте преступления, и в то же время противился этому.
Жажда не ушла. Это Александр чувствовал точно, и потому он снова пробирался через кусты к оврагу, подходя с другой стороны, чтобы в случае чего не наследить.
Тело он увидел издалека. Хотя оно было припорошено снегом и напоминало очертаниями несколько склонившихся серых кустов, Александр помнил, как скатил сюда тело, и видел его совершенно отчетливо. Разочарование хлынуло в него, подпитывая и усиливая жажду. Хотелось убивать, душить и оставлять на самом видном месте.
Александр видел, как за кустами, отделяющими овраг от ближайшей тропинки, проходят люди, но удержал себя. Это были обычные люди. Не полицейские. Ему не были нужны эти крикливые мамаши с детьми или подростки с наушниками в ушах, хотя тощие шейки последних так и просились под его пальцы.
Чтоб успокоиться, Александр сунул руку в карман и сжал пакет с перчатками. Полегчало. Он напомнил себе о тех трех днях, что провел в парке бесцельно, и попытался перестать думать об убийстве. Он же свободен, легко дышит, не зависит ни от кого. Мысль перескочила дальше. Свобода была неполной, и Александр это прекрасно понимал.
Он знал, куда должен пойти. Там вряд ли найдется серая или синяя форма, но он надеялся справиться без нее. В крайнем случае закроет глаза.
Александр брел по улице так же, как и в первый день, низко опустив голову и едва волоча ноги, и оттого такой неожиданностью стало, когда его окликнули.
— Добрый день! — Девушка — невысокая и совсем юная. Александр расслабился и даже попытался улыбнуться. Девушек он не трогал. — Вы меня не помните?
Это было сложнее, Александр нахмурился. У него было плохое зрение, если эта дурочка и впрямь знала его, то должна знать и это!
— Ксения Романова. — Девушка не отставала. — Я так рада увидеть вас вот просто на улице! Хотела сказать вам спасибо за вашу работу!
Александр вздрогнул всем телом и постарался улыбнуться. Если он и ждал указания сверху, то вряд ли оно могло быть более явным.
— И вам спасибо, — хрипловато произнес он и откашлялся. — Ксения.
К счастью, непонятная девица после этого смутилась и убежала, а Александр пошел дальше. Только уже куда быстрее. На беду, Александр позабыл опустить голову и буквально через несколько метров наткнулся взглядом на группу в форме. Пять или шесть — на таком расстоянии Александр не мог разобрать. Внутренняя пружина распрямилась, требуя немедля напасть на ближайшего, протянуть к нему руки, вдруг удастся? И не было рядом доктора, что мягко и аккуратно заломил бы руку, наклонил голову. Пришлось справляться самому.
Александр опустил голову так низко, что подбородком уперся в грудь, и зашагал быстро чужим уверенным шагом, лишь бы не столкнуться, не посмотреть вблизи.
«Нельзя убивать не серых, потому что не за что, нельзя убивать серых, потому что их много, — бормотал Александр себе под нос, торопясь прочь от опасно открытого и людного места. — Разве я такой?»
Это тоже было ново, и Александр замер. Раньше ему в голову не приходило думать, таков он или нет. Он просто был, разве этого мало!
Рука снова нырнула в карман и сжала пакет. Все хорошо, он все тот же Александр. Просто хитрее и умнее, чем был до попадания в больницу. Так и должно быть, люди меняются. Он изменился и теперь так легко не попадется. Что до жажды, которая так и не прошла после смерти мальчишки в сером, то Александр мог еще ее утолить. Но сейчас он шел не за этим.
Дом тоже был серым, и Александр неожиданно для себя отметил это как знак, хотя дом был точно таким же, и когда Александр был еще мальчишкой. Ненавидел ли он тогда ментов, он не знал, и вспомнить никак не получалось. Но пока еще можно было спросить.
Он поднялся на четвертый этаж — сорок шесть ступенек, включая крыльцо, однажды он посчитал их, и с тех пор ничего не изменилось, дом ветшал, он рос и менялся, а ступенек было ровно сорок шесть. Если только можно было сказать «ровно» — про такое число. Александр снова отвлекся, а руки привычно пошарили под ковриком. Еще одна константа — коврики, разве их до сих пор держали перед дверями, в век, полный преступлений! Как его только не утащили! И ключ под ковриком. На мгновение кольнуло неясное чувство, похожее на нежность. Ключ все еще там… для него? Но чувство тотчас прошло, стоило Александру вспомнить, что ключ был в том числе и для соседок. Она больше всего боялась умереть и пролежать мертвой несколько дней одна. И в этом тоже был виноват Александр.
— Саша? — послышался голос, и мать выбралась из комнаты, где из телевизора громко орала реклама. Если бы шел сериал, она бы не сдвинулась с места, даже если бы случился пожар. Александр поморщился. Сашей его звали доктора, мать звала «эй ты» и иногда, когда особенно злилась, «Фролов». У самой матери фамилия была другой. И может, она злилась на этого Виталия Фролова, что дал отчество Александру и не пожалел ему фамилию, а матери не оставил ничего. Только разве это проблема Александра?
К тому же он сомневался, что ничего. Он смутно помнил большого человека в их квартире, был ли это отец, он не знал. Мать не отвечала, когда он был маленьким, а став старше, перестал спрашивать уже он.
