Как-то раз, много лет назад, Мартин коснулся ее руки – это произошло в салоне, которым он владел, через несколько минут после их первой встречи, – и ее тут же пронзил разряд тока, что немедленно отразилось в ее глазах. И в тот же момент она поняла, что если немедленно не повернется и не уйдет, то рано или поздно будет с ним спать, как бы она ни старалась убедить себя в том, что это невозможно. Конечно, никуда она не ушла. Осталась. Мартин, словно соблюдая негласное соглашение с ней, не нажимал, не ускорял события – их отношения не выходили за рамки чисто профессиональных и не вызывали ничьих нареканий. Элдер между тем все чаще и все дольше задерживался на службе, занимая все меньше и меньше места в жизни Джоан, и жизнь их становилась все более скучной и однообразной, обыденной, как когда лежишь в постели спиной друг к другу. В конце все было почти банально – вечеринка, чуть-чуть больше вина, чем надо, и то, что началось на заднем сиденье машины, закончилось в огромной овальной кровати напротив зеркальной стены, отражавшей и передразнивавшей все метания их потных тел.
После этого было дано и нарушено множество обещаний – обещаний Фрэнку, обещаний самой себе. Иногда они с Мартином не встречались месяцами, не оставались наедине, не прикасались друг к другу; когда он пытался развить свой бизнес в Америке, они не виделись почти год. У него были другие женщины, она знала это, и девушки – а она ведь все еще была замужем, у нее в постели все-таки был собственный муж, чего ей было жаловаться? А со временем горевший в них обоих огонь поугас, как это всегда бывает.
К тому времени, когда она перебралась в Ноттингем, они с Мартином были уже деловыми партнерами и добрыми друзьями. Он руководил работой своих салонов в Лондоне, остальное все в большей степени переходило в ее ведение. Когда он иногда наезжал к ней и оставался ночевать, они лишь ужинали вместе, и ничего более. Но затем, как будто повернули выключатель, все изменилось. Она вдруг захотела его – это было как болезнь. Лихорадка. И Мартин ответил тем же, возбужденный этой переменой. Они стали видеться все чаще, готовые идти на риск; однажды она позвонила ему среди ночи, тайком выбралась из дому, и они занялись любовью прямо на дорожке в соседском саду, совершенно голые, лишь укрывшись старым плащом Фрэнка, который она прихватила с собой.
Элдер в конечном итоге все равно должен был обо всем узнать. Некоторое время она даже была уверена, что он уже знает, но по каким-то причинам не хочет об этом говорить. Она все чаще и чаще намекала ему, но он не обращал на это никакого внимания. А потом она вдруг все ему рассказала, во всем призналась, и выглядело это так, как будто он никогда ни о чем не подозревал. Ее слова, холодные и тяжелые, как камни, режущие, как осколки стекла… Фрэнк, я опять с ним встречаюсь…
Он никогда раньше не бывал в этом доме. Знал о нем, знал, где он расположен, не раз проезжал мимо; однажды, листая журнал о новых архитектурных изысках, который кто-то забыл в кафе в Корнуолле, он даже наткнулся на статью об этом доме – цветные фото, интервью с архитектором. На одной из фотографий – очередной вид роскошного интерьера – был и сам Мартин, руки в карманах свободного белого костюма, стоит босиком возле винтовой лестницы. На другом фото они с Джоан сидят рядышком на кожаном диване, держась за руки.
В тот день его познакомили с другими членами их розыскной группы, и он не заметил с их стороны никакого особого возмущения. Некоторых он помнил по прежним временам, другие лица были незнакомыми. Он просмотрел все протоколы допросов зрителей, что присутствовали на выступлениях в тот субботний день, потом уединился с видеодвойкой, в которую вставил кассету с камеры слежения, установленной в магазине сувениров в Раффорд-парке. Кадры, на которых были засняты Эмма, Элисон и Эшли, помечены и выделены: вот они, все трое, смеются, переходят от прилавка к прилавку, хватают то одну вещь, то другую, примеряют, пробуют. Потом еще несколько кадров, снятых позднее, – Элисон и Эшли, очень спешат, почти бегом обходят все отделы в последней отчаянной попытке найти Эмму, пока автобус еще не ушел.
Но Элдер хотел увидеть нечто другое. Шейна Доналда.
Спустя почти два часа он, просмотрев все, вернулся к одному кусочку записи, который стал прокручивать вновь и вновь: мужчина, стоит у самого края кадра, почти выпадая из рамки, и виден всего несколько секунд, можно заметить только руку, смазанное лицо и снова руку, а затем спину, когда он поворачивается – темная рубашка, короткая стрижка, и ничего более, – поворачивается на чей-то зов или окрик. Секундное изображение, опознать по нему невозможно. А в центре кадра – ее лицо, очень оживленное, тоненькая девушка со светлыми волосами, что-то держит в руках, какую-то ювелирку, бусы или браслет, трудно определить, держит, высоко подняв, словно хочет сказать: «Эй, смотри!» – но тут камера отворачивается в сторону, а когда возвращается в это же положение, ни девушки, ни мужчины там уже нет.
Неужели Доналд? Элдер попросил одного из техников перевести эти кадры на диск, чтобы их можно было увеличить, усилить четкость изображения и распечатать. Он все еще думал об этом какой-то частью мозга, когда стоял перед дверью в дом Майлза и ждал, пока ему откроют.
На лице Джоан отразилось удивление, потом она улыбнулась:
– Мог бы и позвонить, Фрэнк.
– Чтобы дать тебе время уехать?
– Мартина нет.
– Какая жалость.
Джоан секунду поколебалась и отступила, впуская его в дом:
– Заходи.
Холл был весь отделан светлым деревом, солнечные зайчики прятались по углам. В конической вазе – единственный цветок.
– Проходи внутрь.
Он последовал за ней в гостиную, высоченный потолок и голубые стены которой создавали впечатление полета в открытом пространстве. С внешней стороны, во внутреннем дворике, на равном расстоянии друг от друга сияли огни, горевшие в посеребренных фонарях, хотя еще не было темно.
– Принести тебе выпить? Хочешь вина? Или пива?
– Пиво было бы кстати.
Элдер неотрывно следил за своим отражением в раздвижной стеклянной двери, словно сам не представляя, что он сейчас сделает.
– Надеюсь, тебе понравится. – Джоан передала ему открытую бутылку, холодную на ощупь, с уже образовавшимся на стекле конденсатом. – Любимое пиво Мартина. Французское, кажется.
Элдер ничего не ответил.
Она стояла напротив, в руке бокал с белым вином, немного напряженная, и изучающе на него смотрела.
– А раньше ты заметно лучше выглядел, Фрэнк.
– Ничего, бывало и похуже.
На ней была юбка кремового цвета, который, кажется, принято называть бежевым или светло-коричневым, и синий верх, обтягивавший ее чуть плотнее, чем следовало бы, и Элдер вдруг почувствовал к ней ненависть – за то, что она такая красивая.
– Итак, Фрэнк, чему мы обязаны такой честью?
– Мы?
– Мартина нет, у него какая-то встреча…
– Ты уже говорила.
– Кэтрин еще не вернулась с тренировки. Она часто задерживается с друзьями.
– Стало быть, мы тут с тобой только вдвоем.
– Как в старые времена.
– Нет.
Джоан вздохнула, словно уже устав от этой игры, которую они тут затеяли.
– Так в чем дело, Фрэнк?
– Дело в этой девушке, которая пропала несколько дней назад…
– Да-да, это было в «Новостях». Эмма…
– Харрисон.
– И что?
– Я занимаюсь расследованием. Консультант. С сегодняшнего дня.
– Почему именно ты?
– Потому что я этим занимался раньше, а эти дела, возможно, связаны друг с другом. Ничего определенного пока.
– Ох, Фрэнк, – она чуть отвернулась в сторону, – я уж думала, с этим покончено.
– Так, наверное, не бывает.
Джоан села на софу, опустив голову и держа бокал с вином обеими руками.
– Я решил, что надо тебе сообщить, – продолжал Элдер. – Это значит, что я некоторое время буду в здешних местах. Дольше, чем рассчитывал.
– И что?
– Это же не очень большой город, Джо, сама понимаешь.
– Понимаю.
– Я хотел, чтобы ты знала, это из-за Кэтрин, вот и все.
– У тебя будет возможность чаще с ней видеться.
– Да.
– Она будет рада.
– Надеюсь.
Джоан попыталась улыбнуться, но у нее это плохо получилось.
– Еще пива хочешь?
– Я и это едва пригубил.
– А я еще вина выпью.
Ни один из них не сдвинулся с места. Снаружи донесся звук автомашины, проходящей поворот улицы. Что-то – может, кошка? – переместилось в дальнем конце патио, отвлекая внимание Элдера. Когда он вернул взгляд в комнату, Джоан уже стояла, держа в руке пустой бокал. Передняя дверь открылась, потом захлопнулась.
– Фрэнк! А ты какого черта здесь делаешь?
Мартин Майлз, широко улыбаясь, стоял у самого порога, пиджак наброшен на одно плечо, указательный палец продет в вешалку у воротника, удерживает его на месте. Волосы взъерошены, словно он ехал, опустив верх машины, щеки пунцовые.