В итоге развалилась и семейная жизнь. На деле-то разваливаться она начала раньше. Времени в разъездах Кинг проводил больше, чем дома. При таких обстоятельствах он простил жене сначала первую интрижку, потом вторую. Однако после третьей они расстались. И когда после крушения его мира она дала согласие на развод, Кинг не мог сказать, что долго лил по этому поводу слезы.
И все-таки он пережил все это и выстроил свою жизнь заново. А что теперь?
Кинг повернул катер назад, однако вместо того, чтобы завести его в док, выключил двигатель и бортовые огни и заплыл в бухточку, находящуюся в нескольких сотнях метров от его дома. Рядом с домом описывал круги луч фонаря. Возможно, это журналисты что-то вынюхивают. А возможно, и убийца Говарда Дженнингса пришел поискать себе новую жертву.
Кинг тихо прошел по воде к берегу. Свет по-прежнему рыскал туда-сюда. На подъездной дорожке стоял незнакомый ему синий БМВ-кабриолет.
Он проскользнул в дом, достал пистолет и вышел через боковую дверь. Луч света исчез, и это встревожило Кинга. Затем справа от него, метрах в трех, раздался треск лежавшей на земле ветки, послышался один шаг, второй.
Он прыгнул, с силой ударил пришельца в низ живота и придавил всем своим весом, уткнув пистолет ему в лицо.
Только это оказался не он. Она! И у нее тоже имелся пистолет, который был направлен прямо на него.
— Какого черта ты здесь делаешь? — сердито спросил он, узнав женщину.
— Если ты с меня слезешь, я смогу набрать в грудь побольше воздуху и ответить тебе.
Кинг слез, женщина с трудом поднялась на ноги.
— Ты всегда так мордуешь гостей? — брюзгливо поинтересовалась она, возвращая пистолет в кобуру и отряхиваясь.
— Большинство моих гостей не вынюхивают неведомо что вокруг моего дома.
— Я стучала в дверь, никто не ответил. — Она сложила руки на груди. — Давно не виделись, Шон.
— Правда? Не заметил. Что ты здесь делаешь, Джоан?
— Приехала повидать старого друга, у которого возникли неприятности.
— Да ну? И кто же это?
Она сдержанно улыбнулась:
— Убийство в твоем офисе. По-моему, это неприятности.
— Разумеется. Однако мой вопрос относился к «старому другу».
Она кивнула в сторону дома:
— Я проделала долгий путь. Мне приходилось слышать о южном гостеприимстве.
Он с куда большим удовольствием всадил бы ей пулю в лоб. Однако единственным способом выяснить, что понадобилось здесь Джоан Диллинджер, было смирение.
— Гостеприимство какого рода?
— Ну, уже почти девять, а я еще не ужинала.
— Ты являешься ко мне без предупреждения, по прошествии стольких лет, и рассчитываешь, что я стану стряпать для тебя ужин? Наглости тебе не занимать.
— Ну, тебя-то это не должно удивлять, верно?
Пока он готовил еду, Джоан сидела на краешке рабочего кухонного стола.
— А дом впечатляет, — сказала она. — Я слышала, ты сам его построил.
— В университетские времена я зарабатывал на учебу тем, что строил для тех, кто мог хорошо заплатить. И после решил — какого черта? Возьму да сам все и построю.
За ужином они выпили бутылку «мерло», которую Кинг достал из погреба. Позже, прихватив бокалы, перешли в гостиную. Джоан приветственно подняла бокал:
— Ужин был сказочный, вижу, к твоим дипломам добавился еще и диплом сомелье.
— Ладно, живот ты набила, вина напилась. Зачем ты здесь?
— Когда с бывшим агентом происходит нечто экстраординарное, влекущее за собой расследование серьезного преступления, всем становится интересно.
— И ко мне посылают тебя?
— Я сейчас в таком положении, что могу сама себя посылать. Это неофициальный визит. Мне хотелось бы услышать всю историю в твоем изложении.
— Мне излагать нечего. Этот человек работал у меня. Кто ого убил, мне неизвестно. Сегодня я узнал, что он состоял в программе защиты свидетелей. Конец истории. Но мне все-таки хочется понять, зачем ты здесь.
— Это не имеет никакого отношения к Службе, но очень касается тебя и меня.
— Такого понятия, как «я и ты», не существует.
— Но ведь так было. Мы много лет проработали вместе в Службе. Спали друг с другом. Сложись обстоятельства иначе…
— Время позднее, а до Вашингтона путь долгий.
— Вообще-то слишком долгий. — Она с восхищением окинула взглядом все сто восемьдесят пять сантиметров его подтянутого тела. — При твоей физической форме ты мог бы подать заявление в отдел спасения заложников ФБР.
— Я старик: колени болят, плечи ни к черту — ну, и так далее.
Она вздохнула:
— А мне только что перевалило за сорок.
— Подумай об альтернативных вариантах. Сорок лет еще не конец света.
— Для мужчины. А быть сорокалетней незамужней женщиной приятного мало.
— Ты отлично выглядишь. К тому же у тебя карьера.
— Не думала, что протяну так долго.
— Ты протянула дольше меня.
Она опустила свой бокал на столик.
— А не следовало бы.
Наступило натянутое молчание.
— Это было много лет назад, — наконец сказал он.
— Ну и что. Я же вижу, как ты на меня смотришь. — Она снова взяла бокал, отпила вина. — Ты и не представляешь, как трудно мне было приехать сюда. Прости меня, Шон.
Он никогда не слышал от нее таких слов. Джоан неизменно была сверхуверенна в себе и подтрунивала над коллегами-мужчинами так, словно она не просто одна из них, но еще и самая главная.
— В конечном счете, то была моя вина, — сказал Кинг.
— Ты очень добр. — Она встала. — Поздно уже, мне пора.
Кинг поколебался, потом вздохнул:
— Ты слишком много выпила, чтобы ночью вести машину по здешним проселкам. Комната для гостей наверху, направо. Кто встанет первым — приготовит кофе.
— Ты уверен? Ты вовсе не обязан делать это.
— Я знаю. Увидимся утром. Спокойной ночи.
Руки и ноги Мишель Максвелл работали с предельной эффективностью. Весло разрезало воду Потомака. Бедра и плечи горели от усилий. Она затащила байдарку в один из эллингов, согнулась и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, разгоняя эндорфины по кровеносным сосудам.
Полчаса спустя она уже сидела в своем «лендкрузере», возвращаясь в отель, куда она перебралась из дома. Приняв душ, Мишель облачилась в футболку и шорты и заказала еду в номер. Поглощая оладьи, апельсиновый сок и кофе, она перебирала телеканалы, надеясь узнать что-нибудь новое об исчезновении Бруно. И притормозила, когда увидела знакомого на вид мужчину, стоявшего в окружении журналистов в Райтсберге, штат Виргиния, и явно не получавшего от этого никакого удовольствия.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто это. Мужчина был Шоном Кингом. Она поступила в Секретную службу примерно за год до убийства Риттера. Мишель не знала, что стало потом с Кингом, да и причин интересоваться этим не имела. Однако теперь, слушая подробный рассказ об убийстве Говарда Дженнингса, она начала испытывать желание узнать о Кинге побольше.
Она открыла доставленный в ее комнату номер «Вашингтон пост» и отыскала статью об убийстве, содержавшую сведения о прошлом Кинга, его фиаско в связи с гибелью Риттера и о его дальнейшей жизни. Читая статью, Мишель ощущала некую связь между собой и Кингом. Оба они совершили на своей работе ошибки, и оба очень дорого за них заплатили.
Ощутив внезапный прилив вдохновения, она позвонила в Службу, своему хорошему приятелю, молодому человеку, работавшему в отделе административного обеспечения. Мишель попросила достать ей копии некоторых документов, и он ответил согласием.
Получив документы, Мишель разложила бумаги по постели и приступила к методичному их изучению. Вскоре она узнала, что у Кинга был безупречный послужной список и множество благодарностей Службы — во всяком случае, до того рокового дня.
В начале своей карьеры, во время операции против фальшивомонетчиков, Кинг даже был ранен. Получив пулю в плечо, он все-таки сумел уложить двух человек. А годы спустя застрелил убийцу Риттера. Мишель выпустила в тире тысячи пуль, но в живого человека ей стрелять не пришлось ни разу.
Убийцей Риттера был профессор Аттикус-колледжа. Арнольд Рамзи никогда не считался опасным человеком и не имел связей ни с какими радикальными политическими организациями. Официальное заключение гласило, что он действовал в одиночку.
Мишель взяла видеокассету, составлявшую часть официального заключения, вставила ее в магнитофон под телевизором, включила. Она смотрела, как сопровождаемый свитой Клайд Риттер с уверенным видом входит в переполненный зал. О Риттере она почти ничего не знала — знала лишь, что карьеру свою он начал как телевизионный проповедник. После того как Риттер оставил религиозную жизнь, он был избран в Конгресс от одного из южных штатов. То, как Риттер голосовал по расовым и другим связанным с гражданскими свободами вопросам, выглядело сомнительно, а исповедуемая им разновидность религии имела характер воинственный. Однако в стране было достаточно избирателей, недовольных политическими платформами основных партий, так что Риттер баллотировался в президенты как независимый кандидат.