— Да, да, — поспешно заверил Динстон.
— Китай всегда оставался самой демократичной страной среди остальных.
— Не уверен, но прошу вас, мистер, не отходите от сути, не путайте меня.
Эксперт поднял палец.
— Так называемые стили ведения боя. Какой из них практичней, совершенней, доказывалось в смертельных поединках членов соперничающих школ.
— А вот это уже демократично, — перебил на фразе Динстон.
— Время было такое. Хотя, надо отметить, в Китае оно всегда такое. Без этих проломных усилий вид рукопашных схваток так и остался бы на уровне дилетанской дубинки. Только на тех высотах, в решающих схватках, когда дыхание смерти явно затрудняет рабочее дыхание, оттренированное свойство сохранять самообладание, управлять в критические минуты своим разумом, подчинять тело воле, подавлять панические инстинкты, добывались важнейшие элементы слагаемых побед. Этим познаниям способствовало то, что в Срединной издавна существуют тайные организации и еретические секты, как элемент китайской действительности. Сохранение жизни в условиях преследования и террора играло не последнюю роль в том, что все братства оказались живучими и исторически постоянными. Сложилась следующая закономерность: чем серьезнее организация, настойчивей в достижении всеобщего равенства и братства, тем глубже познание тайн человеческой психики, ее невидимых особенностей, выше индивидуальное мастерство, крепче боевой и братский дух среди самих членов.
— Это уже существенней для понимания монастырей. Может, мы на такой наткнулись? — прервал речь Динстон.
Эксперт кивнул, подчеркивая значимость и своих слов, и вывода полковника.
— В действительности эти организации и оказались более стойкими, имеющими значительное влияние на низы общества не только в целях борьбы с угнетателями, но и в формировании того китайского духа гегемонизма, особенностей нации, с которыми быстро согласились правящие слои и который так неудобен для нас.
Одной из таких еретических сект, до последнего времени выступавшей за равенство и братство, справедливость, за Китай для китайцев, являлся «Белый лотос». Самая долгоживущая и значительная секта из всех прошедших по истории страны. Именно от нее отделялись новые братства, увеличивая и без того многомиллионные тайные сборища Срединной, собирая по существу всю Поднебесную в единую монолитную систему, способную вершить большими делами на всех уровнях внутригосударственной жизни. Эти же дочерние секты — «братства» в основном оказывались вывесками, надежно прикрывающими собой от губительных мер центра базы и видимость «Лотоса».
— Круто. Каково положение с обществами сейчас?
— Сложно судить. Все они запрещены. Некоторые легализованы, стоят на учете. Но для китайцев всегда мало значит голос центра. Любой указ, идущий из столицы, разбавляется, затухает. Не имеет поддержки в народе. Думаю, что если присмотреться к жизни монастыря, можно будет что-либо определенное сказать.
— Представляют ли монастыри какую-либо опасность для общества?
Маккинрой пожал плечами, подвергая сомнению слова полковника:
— Вы не так меня поняли. Монахи не имеют выхода в свет. Закупоренный сосуд…
— Тем и опасней! Этот сосуд в любой неизвестный для наблюдателя момент может взорваться.
— Ого, глубоко вглядываетесь! Мне всегда импонировало чувство наших рыцарей видеть опасность там, где простой мирянин ее не осознает.
— Я принимаю вашу наивность, мистер, но все же почему в вас сквозит столько иронии?
— Наверное, потому, что для Великой Америки темные сутаны не могут представлять грозящей опасности.
— Не представлять… Это сейчас. Вы просто чиновник, клерк. Вы не имеете ответственности за будущее страны, потому и смотрите на все через призму защищенной беспечности. Мы не имеем права так предаваться необоснованному благодушию и спокойствию. Потому мы не выжидаем. Мы обязаны знать, что где творится и кто чем дышит. Всякая крамола не опасна, если о ней известно заранее.
— Я приветствую это, господин полковник. Только прошу, не действуйте напролом. Нахрап не поможет. Настоятели и старейшины очень обидчивы, самолюбивы, непомерно горды с иностранцами. Лучше самый обходительный такт, лучше переиграть. Это они легче воспринимают. Сейчас в Срединной крутые времена. Лучше не поднимать со дна и не мутить неспокойные воды монашеского омута.
— Ваш юмор с опаской, но мне нравится, что в нем много оптимизма.
— Видите ли, китайцы не оставляют места для бравады, потому приходится сначала думать.
— Хорошо. Надеюсь, мы не намного отклонимся от ваших предостережений.
— Это будет вашим самым сильным козырем в общении с монахами. Но, как вы думаете, не будет ли полезным, если я с майором навещу монахов в следующей встрече?
— О'кей, я уже подумывал предложить вам именно это. Но, так как вы выразили согласие, осталось решить, в качестве кого вам следует там появляться. И еще: майор выражает опасение за сохранность собственной персоны. Каково вам? Вам придется ехать при полном изменении личности.
— Не думаю, что это обязательно. Для них я мелок и неинтересен. Всего лишь эксперт. Могу предположить, что если было нападение на группу Споуна, значит монахи о многом извещены. Просто так в Китае редко нападают. У них еще высокое поклонение перед транспортом, особенно в западных районах. Машина у них ассоциируется с силой, могуществом.
— Тогда все, вами прежде сказанное, приобретает иную окраску.
— Да. И, по-видимому, этот монастырек, в который вы пожаловали, далеко не так безобиден, как можно предполагать.
— Придется со всей серьезностью отнестись к ним.
— Только почтительной вежливостью можно вызвать их на некоторую долю откровенности.
Динстон с той же внимательностью наблюдал за экспертом. Положительно он ему начинал симпатизировать. Этот с плеча не рубит. В нем самом много от китайцев проявляется, И, знает он их, видимо, неплохо.
— Мистер Маккинрой, — полковник не торопился. Еще и еще раз оценивал возможности специалиста. — Вам не доводилось слышать или встречать в каких-либо письменных упоминаниях о применении тибетскими магами и прочими мудрецами средств воздействия на волю и психику людей?
Маккинрой удивленно развел руками.
— Конкретно нет, хотя досужие вымыслы наполняют пространство вокруг уст болтунов.
— Но ваше мнение, и почему досужие?
— У меня нет никакого мнения. Не задумывался. Но байки и сказки у всех народов имеются.
— В данном случае я веду разговор не о байках, но об оружии как таковом. Ведь не можете же вы отрицать возможность подобного?
— Отрицают только невежды. Но и вы меня своей формулировкой в угол загнали.
— Так что вы думаете? — Динстон напрягся.
— Ровным счетом ничего. Фактов никаких не имею.
— Но считаете опасным, если что-то из этого арсенала может появиться у какой-либо агрессивной кучки маньяков.
— Несомненно.
— Не настораживает ли вас, что упорство затронутого монастыря может иметь под собой почву в стремлении сохранить имеющиеся секреты.
Маккинрой глубоко вздохнул. Растерянно вытер лоб.
— Ну вы меня снова… господин полковник. Все это, конечно, разумеется, но и ваши соображения мне кажутся плодами профессиональной подозрительности.
— Мы должны подозревать. В этом наша работа. И поэтому возможные очаги следует проверять, изучать, чтобы не оказаться в один прекрасный во всех отношениях момент на краю гибельной ямы.
— Меня успокаивает, что у наших высоких умов столь глубоко работает инстинкт самосохранения. Господни полковник, я прекрасно вас понял; если что-либо достигнет моих ушей, немедленно найдет и ваши.
— О'кей, мистер Маккинрой, это я и желал услышать от стопроцентного американца.
Маккинрой встал, показывая, что пора уходить.
— Постойте, самое главное, ради чего я вызвал вас к себе.
— Слушаю, сэр.
Эксперт остался стоять, осторожно взирая на полковника.
— Я надеялся, что вы мне сможете назвать человека, который, наверняка, сумеет местные спецслужбы обратить лицом к нам.
— А что, разве китайцы пасуют?
— Не знаю, чем объяснить их сдержанность.
— Лицо имеется влиятельное, но оно дорого стоит.
— Я уже ставил вас в известность.
— Понял, господин полковник. Завтра вас известят.
— Прекрасно!
— О'кей, господин полковник!
— О'кей!
Динстон остался один. «Ну и бестия. Такая же, как китайцы, — неудовлетворенно хмыкнул он, — говорил, говорил, но ничего толком и не высказал. Ждет взноса. Пять тысяч должно его успокоить.»
(Тени)
Полумрак.
Настороженная тишина.
