«В жизни все еще случаются неожиданности», — подумал Аркадий. Он провел вечер вроде бы с простаком и стал свидетелем собственной глупости. Почему он сам не проверил номера «Свободы»? А от скольких еще сведений он отмахнулся?
— Как, по-вашему, можно догнать Томми? — спросил Аркадий.
Петер колебался, и Аркадий с интересом следил, на что он решится. Немец глядел на него так пристально, что Аркадию вспомнился старый сценический эпизод, когда один актер изображает зеркальное отражение другого.
Наконец Петер сказал:
— В данный момент единственное, в чем я уверен, так это в том, что могу догнать «Траби».
Они возвращались тем же путем, каким Аркадий ехал с Томми, но скорость была другой. Петер разогнал «БМВ» до двухсот километров, словно ехал в темноте по знакомой гоночной трассе. Он то и дело оглядывался на Аркадия, а тот хотел, чтобы он не отрывал глаз от дороги.
— В банке вы ни разу не упомянули о Радио «Свобода», — заметил Петер.
— Я не знал, что с этим делом связана и «Свобода». Возможно, и не связана.
— Нам здесь не нужна русская гражданская война. Уж лучше бы вы все уехали к себе и убивали друг друга там.
— Такая возможность не исключена.
— Если с этим связана «Свобода», то связаны и американцы.
— Надеюсь, что нет.
— Вы никогда не работали с американцами?
— Зато вы работали с ними, — Аркадий понял это по тону Петера.
— Я проходил подготовку в Техасе.
— Учились на ковбоя?
— Служил в авиации. Летал на реактивных истребителях.
На повороте мелькнул знак. Аркадию подумалось, что только на большой скорости можно почувствовать, что такое поворот.
— Проходили подготовку для службы в германской авиации?
— Некоторые тренируются там. Меньше разрушений, если падаем.
— В этом есть смысл.
— Вы из КГБ?
— Нет. Что, Федоров так сказал?
Петер язвительно засмеялся.
— Федоров клялся, что вы не из КГБ. Бог ему судья. Но если вы не из КГБ, почему интересуетесь Радио «Свобода»?
— Томми послал в Москву факс.
— И что там говорится? — потребовал Петер.
— «Где Красная площадь?»
Они ехали молча, пока впереди не возникло розовое пятно.
— Нужно поговорить с Томми, — сказал Аркадий. Он достал сигарету. — Не возражаете?
— Опустите стекло.
В машину со свистом ворвался воздух, а вместе с ним едкий запах, от которого перехватило горло.
Петер сказал:
— Кто-то жжет пластмассу.
— И шины.
Розовое пятно увеличивалось в размерах, исчезало и вновь возникало, становясь все больше и интенсивнее. Вот оно исчезло, потом появилось снова у подножия пандуса в виде факела, служащего основанием относимого ветром густого клуба дыма. Вблизи пламя яростно гудело, словно вгрызающийся в землю метеор.
— «Траби»! — воскликнул Петер, когда они проезжали мимо.
Они вернулись к автомобилю с наветренной стороны, зажимая руками нос и рот. «Трабант» — маленькая машина, а после удара об основание пандуса стала еще меньше. Тем не менее полыхало вовсю: красные языки перемежались с ядовито-голубыми и зелеными, и валил черный дым, словно от горящей нефти. «Траби» не просто горел изнутри, он весь был объят пламенем: пластмассовые бока, капот и крыша плавились в огне, так что огонь дождем капал на сиденья. Горящие шины походили на призрачные кольца.
Они быстро обежали вокруг «Трабанта».
Аркадий сказал:
— Мне уже доводилось видеть такой пожар. Если Томми нет снаружи, значит, его нет в живых.
Петер отошел назад. Аркадий хотел подобраться поближе и пополз на четвереньках, спасаясь от дыма. Жар был невыносимый, задымилась куртка.
Переменился ветер, и он увидел внутри машины силуэт, подобный тем, какие художник вырезает ножницами из черной бумаги. Силуэт тоже был объят пламенем.
Петер вернулся в «БМВ», подал задним ходом мимо «Трабанта», освещая светом фар дорогу до тех пор, пока не увидел место парковки. Остановил машину, вышел и установил на крыше синий сигнальный фонарь. «Наверное, он хороший полицейский», — подумал Аркадий.
Томми уже не вернешь. Скрючиваясь, отвалилась лиловая от жара дверь. Пластмассовую крышу завернуло назад, и усилившаяся тяга собрала пламя в стремительно закрывающийся цветок.
22
— Знаете, в старые времена мы бы обездвижили вас газом, связали и отправили в ящике домой. Больше мы так не делаем. Теперь, когда отношения с немцами стали лучше, в этом нет нужды, — говорил вице-консул Платонов.
— Неужели? — удивился Аркадий.
— Теперь за нас это делают немцы. Во-первых, я выселяю вас из этого помещения, — Платонов сдернул с протянутой через комнату веревки рубашку, оглядел разостланный на столе план Мюнхена, рогалик и пакет с соком около раковины, потом сунул рубашку в руки Федорову. — Ренко, — сказал он, — я знаю, что вы считаете это своим домом, но, поскольку комнату снимает консульство, мы можем здесь делать все, что хотим. В данный момент я намерен сообщить, что вы считаетесь бродягой, кем вы на самом деле и являетесь, так как ваш паспорт у меня, а без него вы нигде не можете зарегистрироваться.
Федоров расстегнул и широко раскрыл саквояж Аркадия, затем бросил туда рубашку и добавил:
— Немцы депортируют бродяг-иностранцев, особенно русских.
— Это вопрос экономики, — заметил Платонов. — Они считают, что с них довольно восточных немцев.
— Если надеетесь получить политическое убежище, то забудьте об этом и думать, — Федоров освободил ящики шкафа и суетливо заметался по комнате, демонстрируя свое усердие. — Уже старо. Никто не хочет принимать невозвращенцев из демократического Советского Союза.
Аркадий не виделся с вице-консулом с их первой встречи в Мюнхене, но Платонов все помнил.
— Что я вам говорил? Походите по музеям, купите сувениров… Если бы вы что-нибудь купили здесь и продали, вернувшись, вам бы на год хватило. Я предупреждал, что у вас нет официального статуса, и просил не вступать в контакт с немецкой полицией. А что сделали вы? Вы не только направились прямо к немцам, но и втянули в это дело консульство.
— Вы что, были на пожаре? — понюхал Федоров пиджак.
Ночью Аркадий выстирал бывшее на нем белье, принял душ, но сомневался, что волосы и пиджак не пахнут дымом.
Платонов разошелся:
— Ренко, дважды в неделю я хожу на чай с баварскими промышленниками и банкирами, чтобы убедить их в том, что мы цивилизованные люди, с которыми можно иметь дело и без риска предоставлять ссуды на миллионы марок. Затем являетесь вы и начинаете выкручивать руки, вымогая деньги. Федоров говорит, что он с трудом убедил лейтенанта немецкой полиции в том, что не состоит ни в каком заговоре против германских банков.
— Вам понравился бы визит гестаповца? — спросил Федоров. Он бросил в сумку бумажник, кошелек, зубную щетку и пасту Аркадия. Ключ и билет Люфтганзы он оставил у себя и положил в карман.
— Называл ли он конкретный банк? — спросил Аркадий.
— Нет, — Федоров заглянул в холодильник и обнаружил, что он пуст.
— Заявляли ли немцы официальный протест?
— Нет, — Федоров сложил план города и бросил его в сумку.
— Давала ли с тех пор знать о себе полиция?
— Нет.
«Даже после аварии с автомашиной? Интересно», — подумал Аркадий.
— Мне нужен мой билет на самолет, — сказал он.
— Вообще-то говоря, он вам не нужен, — Платонов бросил на стол билет Аэрофлота. — Мы высылаем вас сегодня домой. Федоров посадит вас на самолет.
— Моя виза действительна еще неделю, — возразил Аркадий.
— Считайте, что ваша виза аннулирована.
— Мне нужны указания из прокуратуры. До их получения я не могу уехать.
— С прокурором Родионовым трудно связаться. Я невольно спрашиваю себя, почему он послал следователя с туристской визой и не дал ему никаких полномочий. Все это очень странно, — Платонов прошел к окну и посмотрел на привокзальные пути. Через плечо вице-консула Аркадий видел плавно движущиеся поезда, пассажиров, стоящих на ступеньках утренних пригородных поездов. Платонов восхищенно воскликнул: — Какой порядок!
— Я не поеду, — сказал Аркадий.
— У вас нет выбора. Если не мы посадим вас в самолет, так это сделают немцы. Подумайте, как это отразится на вашей характеристике. Я предлагаю вам легкий выход из положения, — убеждал его Платонов.
— И все из-за того, что меня выселили?
— Да. Все так просто, — сказал Платонов, — и совершенно законно. Мне же нужно заботиться о хороших дипломатических отношениях.
— Меня еще ни разу не выселяли, — сказал Аркадий. — Арестовывали, ссылали, но так вот просто не выселяли.
— Теперь и это предстоит, — Федоров смахнул с веревки в саквояж оставшиеся постирушки.
Открылась дверь. В прихожей появилась черная собака. Аркадий подумал, что это тоже связано с выселением. Огромный лохматый зверь с темными агатовыми глазами казался помесью пса с медведем. Он уверенно вошел в квартиру и с одинаковой подозрительностью оглядел всех троих.
