Я положила ключ туда, где нашла. С трудом втягивая воздух, возвращаюсь к машине. Сажусь за руль, прячу лицо в ладонях.
Хорошо.
Теперь я все знаю.
Она красива – в том грубом, приземленном смысле, который противоположен красоте. Без макияжа. Натуральные волосы. Как видно, не парится насчет одежды. Да и с чего бы? С такой конституцией мне тоже было бы все равно.
Меня разбирает не то смех, не то икота. Из груди вырываются звуки, напоминающие всхлипы.
Она сказала, что подруга, потом – что кузина. Явная ложь.
Очевидно только одно: у него в доме есть женщина, и она определенно ему не кузина.
Ты возвращаешься в спальню, будто там безопаснее.
В любую минуту снаружи завизжат шины пикапа. Затем яростное «топ-топ-топ» его ботинок по лестнице, как прелюдия к гневу.
В дверном проеме возникнет расплывчатый силуэт и разберется с тобой.
А она?
Что он сделает с Эмили?
Наверняка она и есть та незнакомка, которая впилась ногтями в его плоть, оставив следы на спине. Теперь ты знаешь: это отметины удовольствия.
«Кто ты, мать твою, Эмили, и чего хотела?
А ты… Как ты могла позволить ей уйти? Ничего не сказав?
Как, черт тебя дери, посмела не предупредить ее?»
Ты обхватываешь голени руками. Сесилия притихла у себя в комнате. Хорошо. Не лезь в этот бардак, малышка. Держись подальше и, возможно, вырастешь и увидишь лучший мир.
Пикап. Рев мотора, затем тишина. Щелк, щелк – водительская дверца, входная дверь.
Короткая пауза. Глухой стук шагов. Ближе, еще ближе.
Дверь комнаты открывается.
– Что ты здесь делаешь?
Он смотрит на тебя, свернувшуюся в клубок у батареи, где ты не обязана быть.
– Я просто… отдыхала. – Сразу пуститься в объяснения или подождать, пока он спросит?
Похоже, ему не интересно.
– Она у себя в спальне?
Его дочь. Ты говоришь: да. Хочет убедиться, что путь свободен и можно незаметно стащить тебя вниз по лестнице?
– Ладно. Хорошо. Я буду на кухне. Посиди здесь до ужина, раз тебе тут так нравится. – Он тихо закрывает дверь.
У тебя ком в горле. Его мысли – словно узелок, над которым ты трудилась часами, пока он не развяжется. От этого напрямую зависела твоя способность выживать. А теперь ты понятия не имеешь, что он задумал.
Дом наполняют запахи готовки. Зов с кухни. Вы с Сесилией сталкиваетесь на верху лестницы. Девочка жестом пропускает тебя вперед.
Ее отец ставит дымящуюся сковороду с макаронами и сыром в центре стола и вручает тебе ложку. Спокойные манеры, которые посторонний принял бы за вежливость, в данных обстоятельствах – сущая пытка.
Ну давай же, думаешь ты. Скажи что-нибудь. Что угодно.
Однако он садится и спрашивает у дочери, как прошел день. Пока они разговаривают, ты присматриваешься к нему. Ищешь признаки – оживление, блеск в глазах, волны адреналина, пробегающие по телу, как всегда после убийства.
Ничего.
Ты возишь макароны с сыром по тарелке, дожидаясь, пока он и Сесилия закончат. Затем – обычные перемещения: уборка, диван, телевизор. Все это время ты ждешь подвоха, а его нет.
Пока дом готовится ко сну, он приковывает тебя наручниками к батарее. Здесь все по-прежнему, несмотря на рождественские каникулы.
Ты лежишь, поджидая его возвращения. Думаешь: «Вот сейчас». Ждешь распоряжений. «Вставай», – скажет он, а потом посадит тебя в машину и увезет.
Вздох. Подобие улыбки. Он возится со своим ремнем, скидывает джинсы.
Все как обычно.
Одевшись, он трет рукой лицо, подавляет зевок. Со спокойной уверенностью поднимает твою руку, защелкивает один браслет наручников на запястье, другой – на каркасе кровати. Рутинные жесты. Все как всегда.
Дверь за ним закрывается. Ты лежишь с открытыми глазами. В ушах звенит.
Он не знает.
В его дом вошла женщина. Украла ключ. Вторглась в его владения. Стояла в гостиной. А он понятия не имеет.
Она делала все это под прицелом камер. Тех самых, которые ничего не упускают. Которые информируют его о твоих малейших движениях.
Предполагаемые камеры. Те, что он выдумал. Существующие только у тебя в голове.
Он был очень осторожен.
Сказал, что уже допускал ошибки. Два предыдущих раза. В одном случае проявил поспешность, в другом – излишнюю мягкость. Оставил девушку в живых.
На этот раз он хотел, чтобы все прошло идеально.
Сказал, что у него есть дочь и больная жена.
Она должна была поправиться, но не поправилась. И теперь умирает.
Скоро кроме него некому будет заботиться о дочери.
У него больше нет права на ошибку.
Он обязан быть рядом с ней.
Такая смышленая. Просто невероятно, до чего чудесный ребенок.
Она заслуживает, чтобы один из родителей заботился о ней.
Так что со мной все должно сработать идеально. Со мной он не станет валять дурака.
Думаю, он сказал бы, что все прошло по плану.
Новая реальность – без камер и надзора – не сразу укладывается у тебя в голове.
Ты пробуешь самое очевидное. На кухне, сначала ножницами, потом ножом. С трудом просовываешь лезвие между кожей запястья и пластиковым браслетом, стараясь не порезаться. Вертишь его так и сяк, трешь и давишь, но он не соврал: стальную полосу нельзя разрезать. Ни ножницами, ни кухонным ножом.
Ты ищешь инструменты, но, конечно же, бутановой мини-горелки нет и в помине. Ни циркулярной пилы, ни специального лезвия. По-твоему, он кто? Идиот?
Поэтому GPS-трекер остается на руке. Твоя точка мигает у него в телефоне. Он держит тебя на ладони, в западне виртуальной карты.
Ты не можешь сбежать. Пока нет. Но передвигаться по дому – запросто. Здесь куча неисследованных мест, дверей, которые нужно открыть.
Девятое правило выживания за пределами сарая: выясни, сколько получится. Надень его секреты на шею, как бриллианты.
Ты начинаешь с самого безопасного. Ванная комната. Твоя спальня. Ты пробуешь вынюхивать. Проводишь руками по поверхностям, которых прежде не касалась. Стол (просто бутафория), комод, все углы кровати.
Ничего не происходит. В этом новом мире не нужно взвешивать каждое действие с оглядкой на его возможную реакцию.
Ты выходишь в коридор. Спальня Сесилии. Ее мир, куда ты предпочитаешь не соваться. Ванная комната? Он никогда не пускал тебя туда без присмотра. Велел не ходить днем. Сидеть в спальне, на кухне, в гостиной. Значит, там есть вещи, к
