В трубке повисла долгая пауза.
— Для чего? — наконец спросила она.
— Его зовут Кол Гамильтон. И, очень может быть, он тоже во всем этом замешан.
— Для чего вам это нужно? Почему вы спрашиваете о нем?
— В свое время, пять лет назад, суд назначил его защищать Энди Дорэна. После чего, как нам удалось выяснить, он устроился на работу в адвокатскую фирму твоего мужа.
— Но какое это имеет значение? Я имею в виду, для вас?
— Это может оказаться очень важным, поверь мне, Карен. Суди сама: Мэтт Джефферсон в том давнем деле был основным свидетелем, а его адвокат сразу после того, как его осудили, переходит работать к твоему мужу… Мы обязаны выяснить, почему это произошло. Именно поэтому я и обратился к тебе с такой просьбой.
— Ты подозреваешь, что Алекс взял его к себе на работу из-за того, что произошло с тем убийцей? Как его… С Дорэном. Ты подозреваешь… — Голос ее зазвенел.
— Я подозреваю, что ему известно нечто очень важное для нас, Карен. Но сейчас мне просто нужно выяснить дату, когда фирма твоего мужа взяла его на работу.
— Нет уж, Линкольн, я хочу услышать от тебя, что, по твоему мнению, произошло. Что-то подсказывает мне, что ты собираешься обвинить Алекса в чем-то ужасном…
В трубке снова повисла гнетущая тишина. Так прошло десять секунд, двадцать. Мы оба молчали.
— Ну? — произнесла наконец Карен.
— Ты должна понять одну вещь: кто бы ни убил твоего мужа, у него была для этого причина. Понимаешь? Очень важная причина.
И снова тишина. Какое-то время Карен молчала, словно взвешивая мои слова. Я даже зажмурился, до такой степени мне было жалко ее — ведь я не мог не понимать, что стоит за моими словами и как это выглядит в ее глазах. О господи!
— А тебе известно, что они сделали с ним? — выдохнула она. — Ты хоть представляешь себе ту адскую боль, те ужасающие мучения, через которые ему пришлось пройти?! И вот теперь ты говоришь мне, что должен, мол, что-то там проверить?!
— Нет, Карен, все не так. Проклятье, я совсем не это сказал. И совсем не это имел в виду. Господи помилуй, конечно, это было ужасное, зверское убийство — но кто бы ни совершил его, у него должен был быть мотив! Именно об этом я и говорил.
— Мне вообще не следовало обращаться к тебе!
— Карен, послушай, я ведь только хочу тебе помочь. Поверь, у меня и в мыслях не было пытаться очернить твоего мужа. Я просто старался…
— Это неправда, Линкольн. Ты ненавидел Алекса. Впрочем, я тебя понимаю. И не виню тебя, Линкольн, потому что действительно понимаю, но… Все равно мне не следовало просить тебя о помощи. Но тут я сама виновата. И не виню тебя, Линкольн, но действительно считаю, что тебе не следует дальше заниматься этим делом. Это… это неправильно. Тем более сейчас, когда полиция считает тебя главным подозреваемым.
— Но ведь ты-то понимаешь, что это абсурд. Ты не можешь этого не знать.
— Все равно, даже при этом тебе нужно бросить все и держаться подальше от этого дела. Это несправедливо ни по отношению к тебе, ни по отношению к моему мужу. Мне следовало с самого начала об этом подумать, но я… Словом, прости, что втянула тебя во все это, я не должна была этого делать.
— И как прикажешь это понимать? Ты хочешь, чтобы я бросил расследование? Чтобы просто сложил руки и сидел в стороне, да? Послушай, Карен, мы уже подошли к разгадке совсем близко. На целую милю ближе, чем Тарджент. Ты же не можешь требовать, чтобы я все бросил на полпути. Да еще когда этот тип до сих пор на свободе, а копы не хотят даже слышать о нем.
— Детектив Тарджент наверняка найдет его. Он справится с этим делом, вот увидишь. Собственно говоря, я считаю, что он и должен этим заниматься.
Джо давно уже прислушивался к нашему разговору, привлеченный неожиданным и неприятным поворотом. Я бросил на него отчаянный взгляд, словно умоляя о помощи, совсем упустив из виду то, что он попросту не слышал, что говорила мне Карен.
— Может быть, ты по крайней мере выяснишь, когда Кол Гамильтон…
— Нет, Линкольн. Я не буду этого делать. И не проси. Разве ты не слышал, что я сказала? Этому нужно положить конец. Ты обязан остановиться. И потом, к чему тебе это? Я хорошо знаю Кола — он прекрасный, порядочный человек… такой же, каким был мой покойный муж.
Голос Карен дрогнул и оборвался. Она положила трубку.
В сердцах я швырнул трубку на рычаг и повернулся к Джо.
— Мы только что получили расчет.
— Чья идея? Тарджента?
— Он наверняка придет в дикий восторг. Но вообще-то это была инициатива Карен. Ей не очень пришлось по душе наше предположение, что эта сволочь, ее покойный супруг, чем-то заслужил ненависть того типа, который его прикончил.
— Не могу сказать, что так уж сильно удивлен.
— Но мы не ошиблись, Джо, он и есть тот, кто нам нужен. И мне плевать, что она не хочет даже слышать о том, что ее драгоценный муж сделал какую-то подлость. Разве сейчас это имеет какое-то значение?!
— Она любила его, Линкольн. И неважно, что он уже мертв, она не позволит марать его доброе имя, тем более тебе.
Я вместе со стулом откатился в сторону и покачал головой. Просто не верится! Сначала Карен сама втянула меня в эту историю, умоляла ей помочь и заставила-таки взяться за расследование. Несмотря на то что я сопротивлялся изо всех сил, она убедила меня взвалить на себя труд найти ее пасынка — в результате чего мне сейчас дышат в затылок полицейские из двух штатов сразу, — и в конце концов я все-таки уступил потому, что хотел ей помочь. Решил, что обязан это сделать, что это мой долг. И вот теперь она сама требует, чтобы я бросил это дело. Говорит, что мне не следует ввязываться во все это. Проклятье, можно подумать, я сам этого хотел! А где она была, когда какой-то подонок, назвавшись моим именем, нанял второго такого же подонка с выданной в Индиане лицензией частного детектива? Сидела в своем шикарном доме, дожидаясь, пока я приеду и ей помогу? Бог свидетель, я из кожи вон лез, чтобы ей помочь. И она принимала эту помощь как должное — до той минуты, когда я впервые высказал предположение, что ее покойный супруг был кто угодно, только не святой.
— Жаль, что она не успела увидеть свое сокровище в истинном свете, — проворчал я. — Я-то видел его насквозь, а уж Дорэн… Да, бедняга Дорэн, наверное, смог оценить Алекса Джефферсона во всей его красе. Не означает ли это, что на самом деле Дорэн вовсе не такое чудовище и порождение ада, как нам кажется, — просто он успел увидеть настоящее лицо Джефферсона. А Карен оказалась не способна на это.
— Зато она знала его с той стороны, с которой ни ты, ни Дорэн не могли его знать, — мудро заметил Джо.
— Ну да, со стороны фасада, разумеется, — фыркнул я. — Держу пари, она так и не узнала, каким он был на самом деле.
Джо смерил меня суровым взглядом — уже по тому, как сузились его глаза, было заметно, что он возмущен.
— По-твоему, если человек — подонок, так он подонок во всем и всегда? И ты не допускаешь, что даже в подонке рядом с дурным может быть что-то хорошее?
— При чем тут твои философские выкладки насчет каких-то там разных сторон в его характере, которые один видел, а другой нет? Он ведь отправил невинного человека в тюрьму, не забывай. По-твоему, это всего лишь проявление дурной стороны его натуры, так, что ли? То есть, послушать тебя, покойный Джефферсон был весьма достойный человек — ну, если бы не это маленькое происшествие, да?
— Послушай, не горячись. Мы ведь с тобой еще не знаем всех обстоятельств этого дела. Но мы еще и не закончили, верно?
Я не ответил.
— Кстати, у нас с тобой на сегодня назначена встреча с прокурором, который участвовал в деле Дорэна, — напомнил мне Джо. — Может, хочешь, чтобы я отменил ее? Решил оставить все Тардженту — пусть, мол, сам распутывает это дело?
— Во сколько эта встреча?
— Через полтора часа. Он несколько раз подчеркнул, что сможет выкроить для нас всего несколько минут.
Я встал.
— Тогда нам лучше поторопиться, Джо.
Прокурор округа Эштанбула, Джордж Хилльярд нисколько не походил на прокурора. Скорее его можно было принять за парня, работающего на ферме, где выращивают рождественские елки, который в летние месяцы, оставшись без дела, подрабатывает тем, что своими руками любовно мастерит мебель. Высокий, почти двухметрового роста, с телом, напоминавшим массивный, грубо обтесанный деревянный чурбан, но в котором даже самый придирчивый взгляд не смог бы обнаружить ни капли жира, с густой, окладистой бородой. Само собой разумеется, на нем был костюм, однако пиджак висел на спинке стула у него за спиной, а распущенный узел галстука съехал куда-то за ухо. Мы с Джо чинно уселись рядышком на стульях, таких низеньких, что оттуда мы взирали на Хилльярда снизу вверх, словно на восседавшего на троне монарха. Я невольно скосил глаза туда, где были ножки его стула, гадая, уж не надставил ли он их специально, чтобы добиться подобного эффекта.
