Киллиан посадил ее на подоконник, девочка упиралась, пыталась затруднить его действия, но он все же заставил ее сесть. Напуганная до смерти, дрожащая, она сидела на подоконнике, свесив ноги, спиной к пустоте.
— Не двигайся.
Она не двигалась, скованная страхом и холодом.
Киллиан пододвинул стул и сел перед ней, в полумраке. Уставший, растрепанный, неопрятный, с темными кругами под глазами.
— Понимаешь ли… В последнее время ты мне очень мешаешь.
— Я больше не буду! Обещаю!
Киллиан заставил ее замолчать, прижав указательный палец к ее губам:
— Тсс… Уже поздно раскаиваться.
Девочка попыталась спрыгнуть на пол, но он удержал ее на месте, слегка толкнув в противоположном направлении, и она изо всех сил схватилась за оконную раму.
— Подумай о том, что я сильнее тебя. Намного сильнее. И если я тебя легонько толкну, ты выпадешь из окна. Понятно?
Она кивнула, и Киллиан перестал давить.
— Итак. Думаю, ты знаешь, что я как-то связан с тем, что произошло в соседней квартире. Так?
Она отрицательно помотала головой.
— Не надо мне врать, Урсула… Мы же давно друг друга знаем. — Он улыбнулся ей. — Я знаю, что ты знаешь, и точка. Все эти дни я приходил в квартиру Клары, чтобы делать с ней плохие вещи. Ужасные. Кошмарные вещи. И не только с ней…
Девочка покрылась мурашками от холода. Кофточка от пижамы задралась, часть живота и спинка были открыты зимнему воздуху.
— Знаешь, почему я тебе все это рассказываю? — Урсула снова помотала головой. — Потому что хочу, чтобы ты знала, на что я способен. — Киллиан встал и приблизился к ней. — Я знаю все, что мне нужно знать о Кларе… и о тебе тоже. Что ты ходишь в школу Хьюитт. Что твоя бабушка Фэй живет в Нью-Рошель, на улице Такахо-авеню. Я знаю, как войти в твой дом. Я видел твой профиль в «Твиттере». Я знаю твоих друзей — Джейка, Кэти, Хелен…
Он опустил ладони на коленки Урсулы. Девочка заплакала.
— Вот почему я тебе все это рассказываю. Потому что, если ты кому-нибудь скажешь хоть слово, я знаю, как можно навредить тебе. Тебе и тем, кто тебя окружает. Понятно?
Урсула кивнула. Теперь она, по крайней мере, видела возможность остаться живой.
— Теперь я хочу, чтобы ты мне пообещала, что все это навсегда останется нашим секретом. И обещание должно быть честным… я не могу рисковать. Тебе понятно?
Обливаясь слезами, она снова кивнула:
— Обещаю, я никогда никому не скажу. Обещаю. Правда.
— Очень хорошо, — улыбнулся Киллиан. — Теперь я хочу, чтобы ты назвала мне три причины, чтобы я не выкинул тебя в окно.
Она смотрела с удивлением, не понимая его. Потом повторила:
— Я никому не скажу, честное слово.
— Да, Урсула, это я уже знаю. Но мне нужно понять, заслуживаешь ты жизни или нет. И убедить меня должна именно ты. Я могу назвать три причины, по которым тебя нужно сбросить из окна. А ты должна мне назвать три причины получше, чтобы я этого не сделал. Ясно?
Личико девочки исказилось гримасой ужаса. Ночной кошмар никак не заканчивался.
— Начинаем… Ты плохая. Ты врешь родителям. Без тебя мне будет лучше. Твоя очередь.
Она смотрела удивленно, как будто не верила, что все это происходит всерьез.
— Твоя очередь. — Тон Киллиан не допускал никаких сомнений.
Она снова заплакала, но опустила голову и сосредоточилась, как на экзамене. Потом подняла голову и ответила:
— Я слишком маленькая, чтобы умереть… Мои родители очень сильно расстроятся. И я могу измениться и стать хорошей.
В волнении и страхе она ждала приговора.
Киллиан выслушал ответ очень внимательно и серьезно. Но он его не убедил.
Девочка закрыла глаза, по щекам стекали слезы. Киллиан сжал ее колени:
— Не сопротивляйся, будет хуже.
Она вдруг снова открыла глаза и спросила:
— Можно поменять последнюю причину?
Киллиан удивился:
— Конечно.
Девочка глубоко вдохнула и выдала то, что могло стать последним шансом на спасение:
— Если ты меня сбросишь, полиция проведет расследование… Им покажется подозрительным, что в одном и том же доме… В общем, они тебя поймают.
Киллиан убрал руки с ее колен. Честно говоря, его не волновало, что его могут разоблачить, но он был впечатлен образом мыслей Урсулы. Он отступил и дал ей спуститься с подоконника.
Девочка смотрела на него. Счастливая и возбужденная оттого, что в последний момент смогла избежать смерти, она снова стала той Урсулой, которую он знал:
— Ага, я тебя поймала, придурок!
Киллиан посмотрел на нее очень серьезным, долгим взглядом. Эти слова ему совсем не понравились.
После долгого падения предмет разнес вдребезги лобовое стекло красного автомобиля, припаркованного, как всегда, у входа. Стеклышки разлетелись по тротуару. От удара сработала сигнализация нескольких машин.
Диспладении, завернутые в термостойкую ткань, вместе с комками земли катились по красному лаку европейского автомобиля.
В дверь позвонили в семь утра. Киллиан был готов: полностью оделся и сложил личные вещи в чемодан и пару коробок.
Он не удивился, увидев полицейского в форме, но не ожидал, что на пороге будет стоять еще и инспектор, который допрашивал его накануне.
— Вы и этим тоже занимаетесь? Актами вандализма?
Инспектор не понял вопроса:
— Я хотел бы задать еще несколько вопросов по поводу смерти мистера Куната.
Они пришли совсем не из-за его ночного хулиганства. Киллиан мгновенно понял, что все его гипотезы не выдерживают критики: полиция не поверила в самоубийство. Он пытался успокоить себя: «В тюрьме можно будет покончить со всем этим в любой момент». Сердце стучало как ненормальное.
— Можно войти?
Киллиан отстранился, пропуская обоих полицейских, и стоял у кровати, не решаясь сесть. Агент в форме ходил по квартире, осматривая каждую мелочь. Инспектор сразу обратил внимание на чемоданы:
— Вы уезжаете?
Вопрос напряг его. Было неприятно, что простую случайность, тот факт, что его уволили и он вынужден искать новое жилье, сейчас могут использовать против него, чтобы сделать его подозреваемым.
— Да, я вам уже говорил, меня уволили. Остался бы с удовольствием…
— Это так, вы мне говорили. — Полицейский улыбнулся. Еще одна попытка завоевать доверие, точно как вчера. — Думаю, нелегко сразу найти такое же хорошее место… Куда поедете?
— Пока поживу у матери.
— Хорошо. Побыть с семьей — это всегда хорошо, согласны?
— Согласен, хорошо… если ненадолго.
Инспектору понравился его ответ, но серьезность Киллиана заставила его снова стать официальным. В конце концов, этого требовала ситуация — ведь это они, полицейские, вторгались сейчас в его жизнь.
— Вы не очень хорошо выглядите. Не выспались?
Киллиан действительно плохо выглядел, под глазами проступили нездоровые темные круги. Врать было бессмысленно.
— У меня бессонница с самого детства.
— Моя бабушка всегда говорила, что хорошо спят только те, у кого чиста совесть.
— Это точно! — ответил Киллиан. — Так и есть! Когда мне было семь лет, я нарвал яблок во дворе у соседа и с тех пор плохо сплю.
Инспектор засмеялся, на этот раз убежденный ответом. Беззаботность консьержа он воспринял как необычное чувство юмора. И, не стирая с лица улыбки, начал первую атаку:
— В результате расследования обнаружилось, что в квартире очень много ваших отпечатков пальцев, причем… — он придал лицу странное выражение, будто хотел сказать, что эксперты ошиблись, — в самых неожиданных местах.
Полицейский в форме прервал осмотр квартиры, чтобы проследить за реакцией Киллиана.
— Несколько дней назад мисс Кинг попросила меня обработать квартиру ядом от насекомых… они там были везде. Даже в неожиданных местах.
— Ясно. Ясно. Но разве для такой работы не надевают перчатки?
Киллиан старался отвечать как можно спокойнее. Сердце выпрыгивало из грудной клетки, но он увидел свое отражение в дверце шкафа и собрался с силами. Сейчас самое главное — выглядеть невозмутимым.
— Наверное, профессионалы надевают. Я взялся за это, чтобы чуть-чуть подработать. Даже не подумал про перчатки.
Агент вернулся к осмотру квартирки, но делать было почти нечего, потому что все вещи Киллиана были собраны в чемодан, и вскоре он снова подошел и присоединился к беседе:
— Неужели здесь мало платят? Прошу прощения, мало платили?
— Платят неплохо, но не скажу, что мне очень нравится зарплата. В смысле, нравилась.
— Можно ли сказать, что у вас есть причины для недовольства жильцами дома?
— Те же самые причины, что и у тридцати тысяч консьержей, которые работают в этом городе. Вот-вот начнется забастовка, и все недовольны одним и тем же. Это же во всех газетах написано.