– И ждут нас.
– Именно.
– Ну и как ты себе представляешь их действия?
– Сейчас они не могут найти меня, но и не считаться со мной они тоже не могут. – Герни разлил кофе по чашкам. – На их месте я установил бы за домом наблюдение. В конце концов, терять им нечего.
Рейчел взяла протянутую ей чашку.
– Все это ужасно, – сказала она мрачно, поднимая руку, словно отвергая возможные возражения с его стороны. – Ладно, пусть будет так. Мне больше ничего не приходит в голову.
Герни улыбнулся:
– И не надо. Я все равно сделаю по-своему. – Рейчел вопросительно посмотрела на него, ожидая объяснений. – Если они рассуждали так же, как мы, то не бросят дом – там обязательно кто-нибудь останется. И я найду их раньше, чем они меня. Наша встреча должна состояться на моих условиях и в нужный мне момент. – Чувствовалось, что он чего-то не договаривает.
– И ты собираешься отправиться туда один?
– Конечно.
– Мы ведь уже обсуждали это, Саймон.
– Хорошо. – Он отпил кофе. – Но никакой самодеятельности – будешь делать только то, что я тебе скажу.
Это не было уступкой с его стороны. Если бы он решил сам отправиться туда, то поступил бы так сразу, после того как взял напрокат машину. Однако он вернулся и не бросил ее одну, хотя это было рискованно. Это не исключало, однако, возможности, что он оставит ее в любой момент, когда сочтет нужным. Пока это было опасно: она много знала и могла причинить ему немалый вред, и в настоящий момент она играла роль капитала, который он поместил в банк.
Рейчел поставила чашки в раковину. Ей казалось, что она умирает от голода, но потом поняла, что чувство пустоты в желудке объяснялось не голодом, а страхом. Они будут их ждать, и в этом Герни был совершенно прав.
Он ошибся в другом. Им было бы логичнее предположить, что Рей-чел все рассказала ему о доме и он рано или поздно появится там, поэтому они, скорее всего, спрятали Полу Коул где-нибудь в другом месте, а дом используют в качестве приманки. Герни же попал в самую точку, остановившись на решении, которое сам же отвергал, и оказался прав.
Досье на Герни было удивительно тощим. Подробности послужного списка – краткие и точные – охватывали его жизнь до того момента, как он оставил государственную службу, после чего сведения приобрели крайне отрывочный характер. Они давали общее представление о характере его деятельности, но были скудны на детали, за исключением того глупого дела с неврастеничной женой Артура Медоуза. Прайор пробежал отчет по этому делу, решив, что неплохо было бы установить наблюдение за Медоузом.
О деятельности Герни в Англии информация была богаче, хотя большую часть своих операций он проводил не здесь. Были установлены некоторые из его постоянных связей: некий Макгрегер, оружейный мастер с Хобс-лейн, и Доусон из «Восток и Вумуэлл» с Бонд-стрит, фирмы, специализирующейся на вооруженной охране, которая гордилась тем, что могла гарантировать своим клиентам все – от бронированной машины до магнитофона размером с ноготь.
Но у Герни, как выяснилось, были и менее респектабельные знакомства, чем господа Макгрегер и Доусон. Сделки, совершаемые с преступниками в сомнительных кварталах Лондона, стали для него в некотором роде повседневной практикой, на этом рынке большинство товаров было снабжено своеобразными ярлыками с проставленной на них ценой.
Прайор откинулся на спинку кожаного кресла и отодвинул от себя досье Герни. Он взял кинжал и осторожно приставил его острием к подушечке пальца. Набравшись терпения, он ждал очередного телефонного звонка.
* * *
У Колина Престона терпение давно кончилось, уступив место страху, который, впрочем, засел в нем с самого начала. Вот уже в третий раз за последние десять минут он закурил новую сигарету. Он поднялся с деревянного стула, стоявшего перед пустым деревянным столом, и направился к окну комнаты для допросов. Через окно с матовым стеклом, обтянутым мелкой проволочной сеткой, ничего не было видно, но просто оно и стол со стулом ограничивали расстояние, которое Престон то и дело мерил шагами, стараясь хоть немного снять напряжение. У двери с невозмутимым видом, скрестив руки, стоял констебль. По роду службы ему приходилось не одну сотню раз наблюдать людей в таком взвинченном состоянии, поэтому их вид наводил на него тоску.
Пэт Томас получил указания как можно быстрее добиться результатов, поэтому он решил помариновать Престона всего полчаса. Как большинство хороших полицейских, инспектор Томас знал, что фактор времени, темп допроса и манера его поведения имели огромное значение, как, впрочем, и знание характера допрашиваемого. В практике Томаса попадались такие крепкие орешки, которые не раскалывались ни при каких условиях. Они отличались особой жестокостью и на улице, и в тюрьме, никогда не оставляя в живых свидетелей. Они молчали до конца, не поддавались ни на какие устрашающие меры воздействия, независимо от того, допрашивали их, угрожали им, подкупали их, уговаривали или попросту избивали в камере.
Престон к их числу не принадлежал. И все же Томас решил на некоторое время оставить его в одиночестве, чтобы он дошел до кондиции.
Несколько минут Томас помедлил перед дверью комнаты для допросов, затем стремительно вошел, как будто у него было неотложное дело. Престон обернулся, но не проронил ни слова. Он не задал традиционного вопроса «В чем дело?», поскольку прекрасно знал, почему оказался здесь.
Томас посмотрел на полицейского. Тот кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь. Томас сел, достал пачку сигарет и молча протянул ее Престону. Тот взял сигарету и сел напротив. Томас зажег спичку.
– Мы не сразу отыскали тебя. Кол. Это нехорошо с твоей стороны.
Престон повертел сигаретой в маленькой пепельнице, служившей единственным украшением стола. Он говорил спокойно, не поднимая глаз:
– Должно быть, вы не очень искали меня.
– Мы же договорились, – сказал Томас, – что ты сам придешь ко мне. Забыл? – Молчание. – Ну да ладно, Колин. Посмотрим, какими фактами мы располагаем. Ты продал ему оружие. Какое, кстати?
Престон молчал, затягиваясь сигаретой и усиленно соображая, что крылось за всем этим.
Томас вздохнул:
– Хорошо, Колин. Я напомню тебе, как обстоят дела.
Он говорил с тем же смачным акцентом, что и Престон. Они были сделаны из одного теста: одно воспитание, образование, практически те же методы работы – на войне вся пехота на одно лицо.
– Пока мы не будем говорить об оружии, идет? Мы предупредили тебя, что он, возможно, попытается связаться с тобой, и объяснили тебе, что делать в случае, если он появится один или вместе с женщиной. Разве не так? В любом случае ты был обязан позвонить мне. Нам известно, что ты виделся с ним. – Томас размял свой окурок в пепельнице. – Ты хочешь знать, что тебя ждет. Что ж, это справедливо, и я расскажу тебе. Слушай. Есть одно нераскрытое дело с ограблением почты, так вот ты очень подходишь на роль главного действующего лица...
– Ублюдок! – тихо процедил Престон, не пошевелившись и не подняв головы.
– Расследование малость затянулось, поэтому мой прокурор будет очень доволен результатом, – как ни в чем не бывало продолжал Томас. – Ты ведь вышел на свободу месяцев десять назад? На сей раз я засажу тебя надолго и всерьез. За что? Ты ворвался в беззащитное почтовое отделение в Хендоне, размахивая пушкой и вопя что есть мочи. Насмерть перепугал старую клушу за стойкой и смылся с двумястами фунтами, денежными почтовыми переводами и пачкой зарегистрированных писем...
Престон ударил кулаком по столу.
– Вы не можете так поступить! – Он встал и подошел к окну. – Черт возьми! Вы не можете дважды поступить со мной таким образом.
– Отчего же, могу. Ты – всего-навсего отпетый преступник, и я могу сделать с тобой все, что угодно. – Томас снова закурил и начал снисходительно урезонивать Престона. – В прошлый раз ты со своими дружками проходил по пяти делам. Все они до сих пор числятся среди наших клиентов. Было также ограбление охранника, который каждую пятницу отправлялся на велосипеде, чтобы получить пособие по безработице, а в тот раз решил пройтись пешком. А что ты получил за ограбление оптового магазина Бриггса? Три года, кажется? Так чего же ты хнычешь, сукин сын?
– Я бы никогда не пошел на это дело с почтой, мистер Томас, и вы это знаете. На такое способны только трусы и малолетки. Две сотни? – Он был оскорблен. – Это исключено.
– Возможно, ты и прав. Кол. Да, мы с тобой знаем, что это не твой стиль. Может быть, тебе даже удастся убедить в этом своего адвоката, но, поскольку половина твоей «фирмы» до сих пор сидит в каталажке, он может заподозрить, что ты временно записался в одиночки. Судьи вообще не имеют привычки вдаваться в детали, а присяжные – и того меньше. Думаю, их больше убедит факт опознания тебя свидетелем и то, что мы нашли в твоей берлоге зарегистрированные письма. Ну так что, будем молчать?
