— Ну, как знаешь… — Тинг не стал настаивать; это хорошо, что девушка так себя ведет; если человек стеснительный, значит, у него есть совесть. — Чего они к тебе пристали?
— Понятия не имею… Наверное, решили покуражиться. — Тут Ксана снова выдавила слезу. — Я уже привыкла…
— Что так?
— Нет у меня ни дома, ни семьи… и заступиться за меня некому… — Ксана пригорюнилась.
— Нет семьи? Это плохо. А что случилось, если не секрет? Ты ведь такая молодая, симпатичная…
При последних словах Тинга девушка, сделав вид, что сильно смутилась (ну как же, ведь ей сделали комплимент!), достала из кармана замызганной курточки маленькое зеркальце и носовой платок, намочила его минералкой, и, отвернувшись от Тинга, начала энергично протирать лицо. Вскоре оно стало почти чистым. И нужно сказать, Тинг невольно подивился — девушка и впрямь была очень даже ничего.
— Какие там секреты… — наконец ответила Ксана. — Я жила… в Припяти, когда все это случилось. Родители погибли в автокатастрофе, когда нас эвакуировали, а меня… меня отдали в детский дом. Вот и весь сказ. Сначала мне обещали дать квартиру, но потом Союз развалился и до таких, как я, не было никому никакого дела.
Версию о погибших родителях ей подкинули в детдоме, когда Ксана начала кое-что соображать — чтобы ребенок не чувствовал себя просто брошенным. К двенадцати годам рано повзрослевшая Ксана сделала вывод, что ее, скорее всего, обманули. Может, потому, что почти всех ее детдомовских подружек матери оставили в родильном доме, а некоторых вообще бросили на улице.
Разубедить Ксану в обратном никто и не пытался. И не из-за того, что воспитатели были слишком черствыми. Просто среди них уже не осталось никого, кто работал в тот год, когда Ксану оформляли в детский дом.
Что касается документов, то их залила горячая вода, когда в полуподвале, где хранился архив, прорвало отопление. После этой аварии большую часть бумаг, раскисших до непотребного вида, выбросили. В мусорный бак ушла и папка с делом Ксаны. Так что о ее прошлой жизни не осталось даже нескольких фраз, написанных на клочке бумаги, за исключением фотографии родителей.
Услышав, что случилось с родителями девушки, Тинг вздрогнул. В его памяти чтотто мелькнуло, словно искра электрического разряда, но не более того. Искра лишь подожгла в нем сухие дрова жалости и сочувствия.
— Неужто тебе не предоставили хоть какой-нибудь угол? ~ спросил Тинг.
— Предоставили. Комнатушку размером с чулан. В поселке, где никакой работы нет и не предвидится. Я немного помыкалась, а потом… потом уехала оттуда. Куда глаза глядят…
Ксана врала вдохновенно. Наверное, от страха, который все никак не покидал ее и даже усилился. Теперь она поняла, почему Тинга так все боятся. Даже Север, у которого вид бывалого наемника.
Поначалу — по запарке — Ксана не придала значения тому моменту, когда Тинг остановил руку с палкой одного из пьянчужек на замахе. Но сейчас, проанализировав и свое лицедейство, и действия «клиента», она вдруг с ужасом поняла, что он сделал это… МЫСЛЬЮ! От этого у нее пошел мороз по коже.
«Господи, — взмолилась Ксана, — хотя бы этот Тинг не умел читать мысли! Иначе..!» Что «иначе», девушка даже не могла представить. Но оно было просто ужасным, похожим на голливудские фильмы-страшилки.
Слушая девушку, Тинг все больше и больше проникался к ней сочувствием. Обычно, разговаривая с мужчинами, он всегда держался настороже. Но вид беспомощной девушки, с которой жизнь обошлась так круто, снял все замки его «охранных систем», и Тинга переполняло сострадание.
Чем он может ей помочь? Практически ничем. Ведь у него тоже нет ни кола ни двора (дом в селе ведь все равно чужой, хоть и брошенный), ни биографии, ни документов.
— …Вот и хожу по свету… перебиваюсь случайными заработками, сплю, где придется. Прописки у меня нет, а значит, на постоянную работу путь мне заказан. Да и специальность у меня… смешно сказать… швея. Липовая швея. Научили в детдоме рабочие рукавицы-верхонки шить — и все. Кому я нужна с таким «образованием»?
— Да-а, дела… — Тинг лихорадочно обдумывал идею, которая внезапно поразила его своей очевидностью и простотой. — Жить, говоришь, негде. Это проблема. Слушай… — Он вдруг почувствовал себя неловко, словно собирался предложить девушке что-то постыдное, и опустил голову. — В общем, у меня есть предложение… Я и сам живу, если честно, на птичьих правах. У меня есть дом… правда чужой. В брошенном селе. Но пока никто меня оттуда не выгоняет. И соседи говорят, что хозяева махнули на дом рукой…
Он поднял глаза на Ксану и удивился странному выражению ее лица. Девушка подалась вперед и впилась в него взглядом, в котором просматривалось страшное нетерпение. Она явно чего-то ждала. Неужто девушка предугадала его замысел и боится, что он передумает?
— Короче говоря, если хочешь, поживи какое-то время у меня, — выпалил Тинг. — Голодной точно не будешь, к тому же, крыша над головой… А потом, пока суть да дело, что-нибудь сообразим. И с пропиской будем решать вопрос, и с работой… Только не подумай ничего плохого! Я от чистого сердца.
— А я и не думаю… — тихо ответила Ксана, изображая крайнюю степень смущения. — Я… я согласна. Мне действительно некуда податься. Но мне очень неудобно…
— Брось! Получается, что мы с тобой одного поля ягода. Если не понравится жить в моем доме, ты сможешь подыскать себе другой. Там много брошенных изб… Обустроим все как надо. Не сомневайся. И старики у нас добрые, помогут…
Девушка кивала головой, соглашаясь, а в душе у нее царило торжество. Есть! «Клиент» заглотнул приманку! Ай-да Ксана! Молодца! Что ж, поживем и в селе. Будем считать, что на летней даче. Это не затянется надолго.
«А ведь этот Тинг — лопух, — думала Ксана в полной эйфории; куда и все ее страхи подевались. — Тоже мне, расчувствовался… Поверил побасенке. Нет, все-таки мужики — святая простота. Все. Без исключения».
На третий день после появления Ксаны в доме Кот ушел в лес. Он обманул лазутчика местного кошачьего племени, черного Ваську, и словно призрак растворился в зарослях, оставив своих противников в большой растерянности.
Пока Кот болел, местные коты распалялись все больше и больше. Каким-то образом они уже распознали в нем своего лютого врага и жаждали мести. Откуда им стало известно, как Кот расправлялся с домашними котами в лесу (ведь никто из них не мог этого видеть), было непонятно. Может, сорока на хвосте принесла. Но как бы там ни было, а сельская кошачья община свой приговор Коту вынесла.
Кот чувствовал, что без большой драки не обойтись. Он не боялся сельских котов. Кот их презирал. Однако жизнь вольного разбойника приучила его соразмерять свои силы и возможности. Кот хотел, чтобы схватка происходила по его плану и только тогда, когда он полностью выздоровеет и когда этого захочет.
Поэтому его ретирада не была бегством или просто отступлением. Это был всего лишь военный маневр, выполненный мастерки и в вызывающе пренебрежительной манере. Лазутчик Васька мигнул раз — Кот лежал возле очага во дворе и, казалось, спал; мигнул второй раз — Кот уже словно в воздухе растворился. Пока ошеломленный Васька пытался разобраться в ералаше, творившемся в его голове, Кота и след простыл.
Появления Ксаны в доме сильно смутило Кота. Едва она ступила на порог, как шерсть у него на спине встала дыбом. Он не решился угрожающе зашипеть, а лишь злобно обнажил свои клыки. Может, потому, что Ксана его не видела, так как Кот лежал не на своем обычном месте, а под кроватью.
Как это ни удивительно, но у него появилось ПРЕДЧУВСТВИЕ. Пока оно не имело положительного или отрицательного знака, но его присутствие напрочь выбило Кота из уже ставшей для него привычной колеи.
Едва Тинг уехал, Кот начал мыкаться по двору, словно неприкаянный. Его не прельстила даже еда, которую баба Мотря разогрела на плите. Кот со свирепым видом обнюхал все углы, все стены, кусты и деревья, будто оттуда могло появиться нечто зримое и опасное, способное угрожать благополучию жильцов дома. Но от того, что ему не попался на глаза невидимый враг, Кот все равно не успокоился.
Удивительно, но Ксана тоже отнеслась к Коту очень настороженно. Она не любила домашних животных так, как их любят некоторые экзальтированные дамочки, готовые лечь в гроб вместе со своим усопшим четвероногим любимцем. Ксана относилась к собакам и кошкам достаточно индифферентно: могла погладить и приласкать какую-нибудь симпатичную бездомную кошечку, а могла и грубо пнуть подвернувшегося под ноги элитного, хорошо ухоженного пса.
Собаки вообще были «ахиллесовой пятой» Ксаны. Они являлись большой помехой в ее профессиональной деятельности. Прежде чем добраться до «клиента», иногда приходилось разбираться с его четвероногим стражем. От бродячих псов Ксана тоже не раз отмахивалась. Ведь ночь и для них, и для киллеров — это пора охоты.
