Мы притащили на чердак два матраца, две плащ– палатки, отнятый у Бормана MP3-плеер – ему все равно не надо, он раненый; пятилитровый термос с чаем (заваренный с чабрецом, между прочим), банку клубничного варенья, полтора кило ржаных сухариков, безразмерный пакет с жареными семечками, две буханки хлеба и связку домашней колбаски – это уже на тот случай, если вдруг экстренно захочется перекусить между полноценными приемами пищи – на обед и ужин договорились по очереди ходить домой.
Как видите, наблюдение – это высокое искусство, и подходить к нему нужно очень ответственно.
Федя поначалу хотел было составить график, но потом отказался от этого неблагодарного занятия. Решили работать вдвоем, никого более не привлекая: один торчит у трубы, непрерывно сканируя вражьи угодья, второй отдыхает рядом, пребывая в готовности в любой момент подменить напарника. Остальных все равно задействовать не получается: Борман ранен, Рома – сиделка, а Ленка с тетей Галей с утра укатили в райцентр за видеокамерой. По настоянию Феди гусевская родня скинулась, чтобы купить ей любимую игрушку, без которой наша звездочка чувствовала себя как без рук. Если кто запамятовал: камеру, ноутбук и, вообще, практически все наше имущество, что не было в карманах, мы вынуждены были бросить в районе новостроек родного города. В том числе и Ленкину машину – умные люди советовали нам от нее избавиться, и, как видите, мы прислушались к этому совету, пусть несколько запоздало и не по своей воле, но избавились...
В таком вот безмятежно-созерцательном режиме мы успели поработать не более пары часов: я только-только вошел во вкус и принялся похрапывать на матраце, как вдруг меня грубо растолкал злобный огр Федя и нетерпеливо потребовал:
– А ну, бегом подскочил! Глянь, это не оно?
Я припал к окуляру и вот что увидел:
– у крыльца административного здания стоит запыленный внедорожник;
– на крыльце разговаривают двое: волосатый жиробас под шестьдесят и элегантный стройный мужчина едва за тридцать, в черных очках и с благородной эспаньолкой – жиробас держится подчиненно и отчасти даже униженно;
– у распахнутой водительской дверцы стоит крепыш и с пристрастием озирает окрестности, останавливаясь взглядом на любом более-менее значимом ориентире, – ну, во всяком случае, так мне показалось;
– еще трое вынимают из раскрытого багажника сумки и таскают их на крыльцо.
В одном из этих троих я с ходу опознал Яныча.
– Ну так что?
– Да, Федя. Это оно...
* * *
Через десять минут на чердаке сидел Филин со своей видеокамерой и фотоаппаратом, уже принайтовленными к трубе, и, не отрываясь от окуляра, тихонько нас поносил:
– Так... Ну а если теперь вообще не выйдет?
– Да куда он денется! Не будет же целый день сидеть там взаперти.
– А вы думали, для чего вот эти разъемы – писюны в них вкручивать? Где ваша камера? Где фотоаппарат?
– Камеру покупают, – смущенно оправдывался Федя. – Фотоаппарат... Да все посеяли на стройке... И вообще, задачу никто не ставил! Сказано было: обеспечить наблюдение. Задача выполнена. Заметили вовремя, доложили мгновенно.
– Ну и что я бойцам покажу? Вот не выйдет ни разу, а вечером, допустим, пойдут на операцию... И кого беречь? Если вы думаете, что опознаете его в ночной прицел и расскажете всем – вот он, не стрелять, – это хрен вам по всей морде, дорогие пассажиры!
Как видите, Филин был необычно взволнован и эмоционален, что для него совсем нетипично. Видимо, крепко им нужен этот Яныч, раз уж наш невозмутимый андроид так завелся.
– Да-а-а уж... По-моему, я вас слегка переоценил... Ведь элементарно, на три счета задачка: обнаружил – зафиксируй – покажи людям. Разве нет?
– Да выйдет, никуда не денется...
И точно: никуда он не делся, вышел, да не на раз, а принялся бродить по окрестностям с камерой и все подряд снимать.
– Так вот ты какой, импортный олень... – удовлетворенно пробурчал Филин, наделав кучу снимков, налюбовавшись воочию и сняв десятиминутный ролик. – Ну, спасибо, орлы, переоценить вас невозможно... Кстати, орлы... А теперь вы нам, в принципе, и не нужны больше...
– Не понял?! – вскинулся Федя.
– Шутка юмора, – Филин довольно хмыкнул. – Работайте спокойно, все в порядке. И – без шуток, огромное вам спасибо. Все нормально, форс-мажоров не будет. Судя по составу группы, будут пробовать ночью втихаря выкрасть кого-нибудь из ваших. Не факт, что именно этой ночью, может, чуть позже – но в любом случае, будут работать тихо и незаметно. Ну а мы, естественно, с радостью примем их в свои крепкие объятия...
* * *
С ужина Федя вернулся в приподнятом настроении. Ленке купили камеру – и что удивительно для нашего захолустья, именно такую, какую она хотела. Теперь наша звезда пребывает в прекрасном расположении духа и даже намеревается после полуночи подменить меня на дежурстве.
– Так что ты можешь всю ночь спокойно дрыхнуть.
– Какой тут «дрыхнуть»? – возмутился я. – Как можно дрыхнуть, когда в трех километрах сидят супостаты, которые в любой момент могут прийти за кем-то из твоих близких?! Я тут уже и револьвер почистил, приготовился...
– Не думаю, что тебе придется из него стрелять, – усмехнулся Федя. – Ладно, иди ужинай, а там посмотрим. Кстати, на обратном пути зайди в управу: атаман приехал и с ходу зачем-то объявил «сбор». Может, просто за пьянку вставлять будет, а может, что-то и посерьезнее. В общем, наведи справки.
– Ладно...
Отца дома не было: мать сказала, что в самом деле убыл к управе по команде «сбор» – посыльные по домам бегали. Причину не объявляли, но соседские тоже туда пошли.
Поужинав, я взял отцовский старый бушлат – ночи уже холодные, надо бы поберечь траченное на стройках здоровьице – и прогулялся к управе.
Там уже имела место изрядная массовка, среди которой, к своему удивлению, я не обнаружил никого из гусевских, кроме их скандального деда. Он привычно собрал вокруг себя толпу и дежурно «поджигал». Отца моего тоже не было.
Хмурые казаки, курившие под фонарем, рассказали, что убит Вахромеев – молодой парень, недавно окончивший техникум. Якобы час назад его нашли у дороги, ведущей к Табору.
Я зашел в здание управы. Дежурный сказал, что атаман проводит совещание с Чубами и их свояком – гусевские и мой отец тоже там – и велел никого не впускать.
– Меня атаман вызвал, – бодро соврал я. – По телефону.
– Ну, заходи, коли так...
В «сборной» было тесно и накурено: на лавках сидели наши мужики, за столом – атаман и Филин. На столе была развернута уже знакомая мне карта: в тот момент, когда я вперся, Филин о чем-то спорил с атаманом, деловито тыкая в карту карандашом.
«Ну все, вот мы и сдались», – подумал я.
Атаман, уставший и пропыленный насквозь – видимо, только что вернулся, не успел даже домой заскочить, – на вторжение традиционно рявкнул:
– Какого хрена? Я ж сказал...
... но увидев меня, блудного сына станицы, резво сменил гнев на милость:
– Заходи, казак, заходи! Дай-ка тебя обнять...
Он вышел из-за стола, крепко потискал меня, дыша табачищем, спросил:
– А где старшой Гусенок? Вы ж с ним неразлей– вода, всегда парой...
– Службу несет, – ответил за меня Филин. – Это как раз он и доложил о прибытии.
– Ну, молодец, – атаман вернулся на свое место и кивнул мне: – Присаживайся, в ногах правды нет.
Я пристроился с краю лавки, рядом с младшим Чубом. Атаман продолжил оживленную дискуссию с Филином, а младший Чуб шепотом довел до меня последние новости. Их было две, одна неприятная, а вторая...
Впрочем, начнем с первой. Вахромеева, как я уже говорил, нашли у дороги в Табор, примерно на половине пути. Есть такое местечко в десяти километрах к югу от нас, там системно зимуют цыгане: летом катаются где попало, а в сентябре начинают съезжаться туда. Так и называется – Табор.
Думаю, не открою секрет: казаки, мягко говоря, цыган не любят. Впрочем, кто, скажите мне, их любит? Если вы знаете такого человека (и он сам не цыган), вы поинтересуйтесь – наверняка он только что прилетел из далекого созвездия и о жизни на Земле имеет самые зачаточные понятия.
Так вот, в отличие от других сословий, казаки цыган не любят особенно активно, и не без оснований. Цыгане воруют скот, крадут, вообще, все, что плохо лежит, мошенничают, регулярно обирают легко внушаемых стариков и старух и, что самое страшное, вовсю торгуют наркотиками в окрестностях райцентра. В станице, правда, с этим особо не забалуешь, но в райцентре у многих казаков живут родственники.
Вахромеева зарезали – фельдшер сказал, что на теле его несколько десятков ножевых ранений. Вот этих двух факторов было вполне достаточно для соответствующих оргвыводов: на момент моего появления Филин, ни много ни мало, отговаривал атамана от военного похода против цыган.
Взамен он предлагал совместную операцию против реальных гадов, которые, как он уверял, на самом деле и убили Вахромеева.