– Я вас узнал. Вы – Люсифа. Я должен с вами сразиться.
– Кажется, – снова встряла нянечка, справившись, наконец, со своим изумлением, – он действительно вступил с вами в контакт и…
– Не здесь, – ответила старшая медсестра.
– Что не здесь? – удивилась Фаина Петровна.
– Я не с вами говорю, – Людмила Константиновна раздраженно махнула рукой; она смотрела на Мальчика. – Не здесь. В Нави.
– Что?! – вскрикнула нянечка.
– Идите сейчас же на улицу, – прошипела медсестра. – Я вам приказываю.
Нянечка еще раз посмотрела на нее, на Мальчика, снова на нее, снова на Мальчика, потом недоуменно покачала головой и вышла из комнаты.
– Возвращайся туда, – сказала Мальчику медсестра.
– А вы?
– Я тоже скоро приду.
– Я не пойду без нее, – Мальчик кивком указал на Спящую.
– Да мне-то что, – фыркнула медсестра. – Если хочешь, бери ее с собой.
Мальчик наклонился над кроватью и осторожно взял на руки Спящую. Она почти ничего не весила, словно была сделана из бумаги. Ее шея, руки и ноги были такими тонкими, что Мальчик забеспокоился, как бы они не сломались от какого-нибудь его неловкого движения.
– Я возьму тебя с собой, – сказал Мальчик.
– Куда? – спросила Спящая.
– В Убежище.
Спящая посмотрела на него удивленно, потом улыбнулась – совсем слегка, уголком губ.
– А почему ты решил меня взять? – спросила она.
Мальчик быстро оглянулся на медсестру и тихо, торопливо прошептал на ухо Спящей:
– Ты этого, наверное, не помнишь. Но однажды ты разговаривала со мной во сне. И ты сказала, что тебе совсем не нравится здесь… Теперь я готов тебя забрать.
– Хорошо, – прошептала в ответ Спящая. – Мне действительно здесь не нравится.
Сотрудники интерната сгрудились у входа. Жители окрестных домов, встрепанные и заспанные, тоже стояли кучками у своих подъездов, месили ногами липкий, удивительно чистый мартовский снег.
Некоторые, понурившись, с тупым недоумением рассматривали этот снег. Когда они в последний раз выходили на улицу – перед тем, как им всем захотелось спать, – все было зеленым и пыльным, и было жарко, и было лето…
Но в основном люди смотрели вверх, на небо, лишь изредка поворачиваясь друг к другу и тихо перешептываясь.
Нянечка Фаина Петровна выскочила на крыльцо последней; спустилась по заледеневшим ступенькам туда, на этот чистый снег, в эту напряженную тишину, и тоже запрокинула голову.
– Господи! – вскрикнула она так громко, что все вздрогнули. – Господи, Господи, да что ж это?.. Господи… Иже еси на небеси… Да святится имя твое… Да будет… Ой, мамочки… мама моя, мама… Второе… Солнце.
Второе Солнце стояло в зените, и оно было очень красивым. Ярко-красный шар с синеватым, неровным, рваным окаймлением – точно гигантский детский мяч, украшенный светящейся бахромой. Второе Солнце было раза в четыре крупнее обычного. Это тем более бросалось в глаза, что обычное, первое солнце болталось здесь же, рядышком, на голубом безоблачном небе, как будто специально для того, чтобы все могли сопоставить размеры.
– Это конец, – произнес кто-то с полувопросительной интонацией, и слова его окончательно разорвали тишину.
Теперь все заговорили разом, громко и взволнованно; некоторые женщины плакали.
– Так, – обратился к жене повар Коля, из года в год готовивший умственно неполноценным детям жидкие кашки, фруктовые смеси и овощные пюре. – Так. Пора собираться.
– Куда? – спросила жена, посудомойка Татьяна, и неприлично громко зарыдала.
– Знаешь куда, – мрачно ответил Коля. – На Алтай.
– Куда? – снова всхлипнула Татьяна, а потом странно хихикнула: – Куда, куда, куда… ха-ха!
Теперь она неприлично громко смеялась.
– Ты чего, совсем спятила? – взвыл повар и сильно тряхнул ее за плечо, от чего посудомойка залилась совсем уже гомерическим хохотом, перешедшим через пару секунд в странную икоту.
– У вашей супруги истерика, – брезгливо покосился в их сторону директор интерната. – Попробуйте хлопнуть ее по щеке.
Повар примерился, размахнулся и от души заехал жене кулаком в скулу. Посудомойка послушно завалилась на снег. Потом поднесла руку к ушибленному месту и действительно перестала икать.
– Вставай, – процедил Коля, не глядя в ее сторону, – нечего тут… Вещи пора собирать.
Где-то вдалеке, со стороны шоссе, раздались резкие, частые хлопки – словно кто-то прыгал там по надутым воздушным шарикам, и они лопались, один за другим, один за другим…
– Стреляют, – констатировал повар и нехотя протянул жене руку.
II. Нечистые
– …Кроме того, ввиду форс-мажорных обстоятельств (как то: климатические катаклизмы, военные действия на территории страны и за ее пределами, массовая эвакуация населения в Алтайский край) все сотрудники интерната полностью освобождаются от своих трудовых обязательств и все трудовые контракты с этого дня считаются недействительными.
Старшая медсестра закончила читать и оглядела присутствующих. Потом добавила:
– Это приказ директора, датированный сегодняшним числом. Все свободны. – Она неприятно усмехнулась и тряхнула рыжей лохматой головой. – Спасайся, кто может.
Нянечки и медсестры нерешительно переминались с ноги на ногу.
– А как же дети? – спросила Фаина Петровна. – Мы их что, бросим?
– Относительно детей имеется еще один приказ, – старшая медсестра вручила им листок формата А4 с коротким текстом, директорской подписью и печатью. – Ознакомьтесь, кому интересно.
Листок медленно пошел по рукам.
– Инъекция натрий-теопентала, бромида и хлористого калия, – еле слышно прошептала молоденькая медсестра, – дозировка… дозировка… – листок мелко-мелко задрожал в ее руке. – Директор не мог подписать такое. Это же убийство!
– Не убийство, – отозвалась старшая, – а эвтаназия, милочка. Взять их с собой мы не можем. А без нас они все равно умрут – только медленно… Ну, что вы стоите? Расходитесь, я же сказала. А вы, Клавдия Михайловна, и еще вы, вы и вы – будьте добры, задержитесь. Поможете мне с процедурой.
Старшая медсестра зашла в палату для лежачих – те нервно задергались в своих постелях, мыча и ошалело озираясь. – Не бойтесь, это просто укол, – сказала она, улыбнувшись. – Это совсем не больно. Раз – и все. Раз – и все. Раз – уходили, два – их окликнули, три – заманили разноцветными бликами…
III. Игла
– Где же оружие? – Мальчик недоуменно оглядел Нечистых; они молчали, потупившись. – Люси сказала, что скоро тоже придет сюда, и мы с ней сразимся. Но у меня же должно быть оружие! Возможно, какой-нибудь меч? Или сабля? Или… Ну что вы молчите?
Они стояли на опушке леса, ярко освещенной красным светом Второго Солнца и желтым светом луны.
– Тебе не понадобится оружие, – ответил, наконец, Тот Кто Рассказывает.
– Почему?
– Потому что битвы не будет, Ванюша.
– Как это – не будет битвы? Разве я не должен отобрать у нее Иглу и сломать ее? Вы же сами говорили, что, кроме меня, этого никто не может сделать!
– Так и есть, Ванюша. Ты один можешь нам помочь. Только вот – сражаться с Люси, как выяснилось, не надо. Нам удалось с ней – ну, в общем, договориться… Дипломатия, сынок, понимаешь? Теперь она не будет чинить тебе препятствий, а, наоборот, поможет сломать Иглу. Теперь она с нами заодно… Вон она, кстати, идет.
Вдалеке на тропинке показалась Люси. Она шла быстро, деревянной мужицкой походкой. На плече у нее болталась внушительных размеров сумка.
Люси наклонилась к своей огромной полосатой сумке – с такими ездят в ночных автобусах «челноки» – и вытащила из нее большого испуганного зайца. За уши. Некоторое время она держала его на весу. Заяц тоскливо, на одной ноте визжал и дрыгал тонкими сребристыми лапками с нежно-розовыми подушечками. Потом она наклонилась снова и извлекла из той же сумки нож – обычный, кухонный. Ловким, точным движением вспорола зайцу живот. Заяц в последний раз взвизгнул – отчаянно, умоляюще – и затих. Вместе с теплыми красными кишками на землю вывалилась небольшая утка. Люси отшвырнула в сторону заячью тушку и взяла птицу в руку.
Утка вяло оглянулась по сторонам, нахохлившись, замерла. Она выглядела больной. Густая заячья кровь медленно стекала с ее перьев. Все тем же ножом Люси рассекла ей брюхо, положила конвульсивно подергивающуюся птицу на траву и очень осторожно вытащила из нее довольно крупных размеров яйцо. Распоротая утка продолжала трепыхаться. Хрипя и каркая, она поднялась на своих красных перепончатых лапах. И, спотыкаясь, засеменила куда-то в чащу леса. Яркий кровавый след, мерцающий в свете луны и Второго Солнца, тянулся за ней по траве.
Рукояткой ножа, очень бережно, Люси постучала по яйцу – с тупого конца. Сковырнула растрескавшуюся скорлупу и вытащила из яйца одноразовый медицинский шприц с какой-то бесцветной жидкостью.
– Закатай рукав, – сказала она Мальчику.
Он посмотрел на шприц. Потом на Костяную. На Того Кто не Может Есть. На гномиков. На Лесного. На Спящую. На Брата и Сестру. На Полуденную. На Болотного…
