– Наверное, излишне.
– Алекс Зим, я хочу, чтобы ты попытался понять простую вещь. Нет, я не против, если ты иногда будешь уходить куда-то на несколько дней и даже недель по своим мужским делам – я достаточно повидала мужчин, чтобы понять – они все это делают. Кстати, ты очень похож в этом на моего папашу. Но я прошу – у меня нет права требовать, я только прошу: Зим, пожалуйста, всегда возвращайся живым! Ко мне, не ко мне – я не прошу даже этого. Просто – возвращайся живым!
Брошенный аэродром в окрестностях Тамга, Республика Кыргызстан
Горы на горизонте притягивали и тревожили одновременно.
– От ёхарный бабай! – в сердцах выругался Ух.
– Ты тут эта… Того… Осторожнее… – пугливо оглянулся Сергей Курилов, начальник службы авиационной безопасности маленького аэродрома в предгорьях Тянь-Шаня на территории независимой Республики Кыргызстан. – Сейчас они – хозяева этой страны.
– Не скажу чтобы мне это нравилось. Но что поделать. Значит, вот она – моя нынешняя девочка?
Ухонин, Курилов и майор Чен стояли под плоскостями Ан-26 – одного из самых распространённых в мире транспортных самолётов средней грузоподъёмности. Ухонин и Курилов разговаривали по-русски, а Чен старательно делал вид, что их не понимает. Ухонин вертел в руках лётные документы и паспорта ремонта этого летательного аппарата, не имевшего никаких опознавательных знаков. Вид у него был чрезвычайно измученный.
– Может, отдохнёте? – уже в который раз спросил Курилов.
– Чуть попозжа, – недовольно буркнул Ух. – Что у нас там – капитальный ремонт в 1989 году, профилактика, профилактика, снова капитальный в 1998-м, замена двигателей, остекления, плановый ремонт топливной системы – хрена себе плановый, если задержался на три года… Да, самолёт этот битый, как танк после Курской дуги… Когда, говорите, он последний раз поднимался в воздух?
– Ну, сюда-то он прилетел своим ходом, – примирительно проговорил Курилов.
– На это меня не возьмёшь, – с сомнением покачал головой Ух, – его могли подлатать именно до такой степени, чтобы он прилетел сюда. И не более.
По наклонному грузовому пандусу он прошёл в кабину. Через некоторое время пандус стал подниматься. Чен вскочил на него и оказался внутри самолёта.
Через несколько секунд удивлённый Курилов увидел его рядом с Ухониным, в кресле второго пилота.
Некоторое время в кабине шуршало. Потом седоватая голова лётчика высунулась в окно.
– От винтей!
Правый двигатель начал проворачиваться, затем пронзительно заревел. Следом заработал левый.
Самолёт начал разворачиваться на полосе, устраиваясь носом к ветру.
– Блин, он что, взлетать собрался? – выругался Курилов.
Проревев несколько минут двигателями на полосе, самолёт начал разгон, взлетел, пронёсся над аэродромом и стал широкими кругами подниматься всё выше и выше. Наконец он совершенно скрылся из виду, и только песня двигателей напоминала о присутствии в небе огромного летательного аппарата. Так продолжалось около получаса, описываемые круги становились всё шире и шире, наконец чёрточка фюзеляжа сверкнула на фоне бока ближайшей горы. Курилов поднял бинокль.
– Ну, вы, блин, даёте!
Неуклюжий транспортный самолёт в руках Уха выделывал самые разнообразные пируэты – горки, полубочки, а иногда он практически вставал на месте, задирая нос. Наконец Ан-26 пошёл на посадку.
Когда Чен покинул борт, у него был совершенно измученный вид. Курилову даже показалось, что он различает на безупречном костюме китайца следы рвоты.
Сам Ухонин, напротив, выглядел предельно довольным. Казалось, он даже забыл о мучившей его после девятнадцатичасового перелёта бессоннице.
– Да, хорошая птичка, несмотря на возраст, скажу я тебе. Где это её так вылизывали?
Курилов мог сказать, что самолёт только что был на корню куплен неизвестным подставным лицом у вооружённых сил Республики Кыргызстан, но предпочёл промолчать.
– Ну ладно, – Ух похлопал Чена по узкой спине, – пошли в штурманку, там вы мне расскажете всё необходимое.
Командно-диспетчерский пункт, или «штурманка», брошенного аэродрома выглядела, как помещение одного из аэропортов Пёрл-Харбора после бомбёжки. Стёкла отсутствовали, стулья и стол покрывал слой пыли. Ух брезгливо смахнул эту пыль и достал из тубуса несколько заботливо припасённых карт.
Чен присел и заговорил о сути дела.
– Стало быть, так, – Ух потёр виски и снова склонился над картой. – Опять то же самое. Иди туда не знаю куда, принеси то не знаю что. Вы, вообще-то, хозяева у себя в стране? – усмехнулся он, обращаясь к Чену.
– На вашем месте я бы не стал в этом сомневаться, – улыбнулся китаец одними губами.
– Даже не знаю, что и сказать, – хмыкнул Ух. – Если б это было на самом деле так, вы бы оцепили эту территорию миллионом солдат, взяли штурмом этот укрепрайон и разобрали его на атомы. А вы обращаетесь к помощи совсем немолодого русского пилота и старого самолёта советской постройки.
– Дело в том, что мы не хотим никакого резонанса этой истории, – втолковывал Чен Ухонину, как маленькому ребёнку. – И так ситуация в Синьцзяне сильно накалена после безрассудной выходки Измаила Башири. Мы бы хотели продемонстрировать миру, что в нашей стране не происходит таких масштабных потрясений, как в Российской Федерации. Поэтому чем меньше граждан КНР будет задействовано в операции, тем нам проще. Мы и так не сможем обойтись без поддержки штурмовой авиации – это как минимум. Кроме того, ваша лётная практика на русском Севере, в Гурундвайе и Колумбии наглядно демонстрирует – если и есть на свете пилот, способный справиться с этой задачей, то это вы или ваши воспитанники.
– Да в том-то и проблема, что я не знаю, как подобраться к этой затее. Вы даёте мне данные пяти метеостанций вокруг ущелья Кара-Суу, но в горах направление ветра меняется самым причудливым образом. А в этом рельефе…
– Всю помощь в моделировании воздушных потоков…
Здесь Ухонин стукнул ладонью по столу так, что стоящие на нём стаканы подпрыгнули.
– Точно!
Чен улыбнулся – на этот раз всем лицом.
– Итак?
– Слушай меня, скромный хозяин великой страны, – возбуждённо заговорил Ухонин. – Модель поведения воздушных потоков над ущельем Кара-Суу и озером Кара-Коль мне нужны как можно быстрее. Кроме того, мне необходимо знать, какой длины морена вот здесь – он ткнул пальцем в карту – в полукилометре от «Хун Шаня».
– Хм-м-м, – Чен выглядел озадаченным. – Но это практически на глазах у базы и уж совершенно точно – на слуху её обитателей. Ваш самолёт при попытке сесть на этой морене будет немедленно встречен огнём и уничтожен!
– А я не собираюсь сажать там самолёт, – рассмеялся Ухонин. – Вы такое имя – Скорцени – слышали?
Тут Чен тоже хлопнул ладонью по столу, так что стаканы подпрыгнули ещё раз.
– Планер?
– Нет! Я предлагаю выбросить десант на парапланах, и это может произойти прямо над перевалом Кек-Таш. Группа парашютистов спланирует на расстояние около восьми километров и приблизится к цели совершенно бесшумно. Тем более что, по вашим прикидкам, последняя уже будет изрядно потрёпана.
– Я бы предпочёл, чтобы она была полностью уничтожена, – потёр виски Чен, – а десант выполнил бы уже функции окончательной зачистки.
– Кстати, – хитро сощурился Ух, – это дело, может, и не моё, но откуда вы собираетесь брать десант?
Зим, Хузен. Алматы, Республика Казахстан
Карл Хузен был молодым человеком двадцати восьми лет и никак не походил на координатора движения за освобождение Восточного Туркестана. Ни Чен, ни Спадолин не смогли выявить его связей с германской разведкой, что, впрочем, вовсе не означало, что таких связей не было. Официально Карл, вместе со своим приятелем, Верндлем, занимался освещением деятельности остатков немецкой диаспоры в Средней Азии. Конечно, основное количество колонистов покинуло регион с 1989 по 1996 год, но тем не менее в Узбекистане, Казахстане и Киргизии оставалось около ста двадцати тысяч этнических немцев. Кое-кто из уехавших на территорию Фатерланда даже рискнул вернуться обратно – для того, чтобы открыть собственное дело или в качестве высококвалифицированного специалиста.
Хузен был практически неразлучен с Верндлем – когда-то они вместе учились в университете Франкфурта-на-Майне, затем – в Лондоне, и, как поговаривали злые языки, одно время были любовниками. Большая же часть журналистского community этому не очень верила – с одной стороны, потому, что оба немца оказывали недюжинное внимание местным прелестницам, постоянно клубившимся вокруг владевших свободно конвертируемой валютой иностранцев; с другой – просто потому, что основным девизом видавшего виды журналистского бомонда можно было сделать слова: «Много врут люди…»
Именно этим девизом и руководствовался Зим, когда впервые услышал о связях Хузена с уйгурским освободительным движением. Многоопытный Лагутин вдобавок утверждал, что в Казахстане нет ни одного международного журналиста, которого бы КНБ не подозревал в этих связях – в основном потому, что большинство журналистов действительно пыталось найти выход к настоящим сенсациям. Жизнь азиатских корпунктов ими не особенно баловала.
