Я оглядел конференц-зал, у меня снова возникли ассоциации с боксерским поединком, но на этот раз тут не было ни радио, ни телевизионщиков. Жаркие софиты были выключены. Вход свободный.
Собрались одни газетчики.
Я почувствовал толчок под ребро. Опять Джилман.
— Ну, как вчера все было?
— Да ты знаешь…
— Да, бля.
Я посмотрел на отцовские часы, подумав о Генри Купере[16] и Дейве, муже моей тети Энн, который был похож на Генри, и о том, что Дейва вчера с нами не было, а еще — о чудном запахе брюта.
— Видал статью, которую Барри написал про этого ребенка из Дюйсбери? — Том из Брэдфорда дохнул перегаром мне в ухо. Надеюсь, что от меня не так ужасно воняет.
Ушки на макушке:
— Про какого ребенка?
— Про ребенка-урода? — заржал Джилман.
— Да нет, про ту девчонку, которая в Оксфорд поступила. В восемь лет типа.
— Ну да, — засмеялся я.
— Похоже, умница та еще.
— Барри говорит, ее папаша еще хлеще. — Я смеюсь, и все смеются вместе со мною.
— Папаша, короче, с ней поедет, — сказал Джилман. Какой-то новый журналюга, сидящий сзади, рядом с Томом, тоже смеется:
— Повезло чуваку. Молоденькие студенточки, и все такое.
— Не думаю, — шепотом сказал я. — Барри говорит, папочка все время только и думает, что о своей ненаглядной малышке. О своей Рути.
— И о девочках-целочках, — сказали двое одновременно. Все засмеялись.
— Шутники, мать вашу. — Том из Брэдфорда смеялся меньше всех. — А он пошляк, этот Барри.
— Пошляк Барри, — засмеялся я.
— А кто такой Барри? — спросил новичок.
— Барри — Черный Ход. Педик долбаный, — сплюнул Джилман.
— Барри Гэннон. Он работает в «Пост» вместе с Эдди, — объяснил новичку Том из Брэдфорда. — Тот мужик, про которого я тебе рассказывал.
— A-а, который с Джоном Доусоном? — сказал новичок, глядя на часы.
— Ага. Кстати, о пошляках, слышали про Келли? — теперь шепотом говорил Том. — Я вчера вечером видел Гэза, он сказал, что Келли пропустил прошлую тренировку и завтра не будет играть.
— Келли? — снова новичок. Сразу видно — не местный. Скорее всего, из какой-нибудь центральной газеты. Везет же придуркам. Я начал нервничать: история уходит в национальную прессу, моя история.
— Регби, — сказал Том из Брэдфорда.
— Союз или Лига? — спросил новичок, с Флит-стрит [17], как пить дать, мать его.
— Иди на хрен, — сказал Том. — Келли — Великая Белая Надежда Уэйкфилдовской команды!
— Я вчера видел его Пола. Он ничего не сказал, — вставил я.
— Гэз сказал, что он просто встал и ушел, сволочь такая.
— Да, наверное, опять какая-нибудь сучка подвернулась, — равнодушно сказал Джилман.
— Начинается, — прошептал новичок.
Второй раунд:
Дверь открывается, все снова стихает и замедляется.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман, несколько людей в штатском, один в форме.
Родственников нет.
Свора чует: Клер мертва.
Свора думает: тело не нашли.
Свора думает: новостей нет.
Свора чует: информационный повод сдох.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман с ненавистью смотрит мне в глаза, берет на понт.
Я чую чудный запах брюта и думаю: давай, РАЗЛЕЙ ЕГО ПОВСЮДУ.
Первые капли сильного дождя.
Я полз из Лидса на запад, по направлению к Рочдейлу, держа блокнот на коленях, глядя на темные заводские стены и притихшие фабрики:
Предвыборные плакаты, размокшая бумага и клей.
Цирк приехал, цирк уехал; нынче здесь — завтра там.
Большой Брат наблюдает за тобой.
Страх съедает душу.
Не останавливаясь, я включил диктофон, прослушал еще раз пресс-конференцию, пытаясь уловить детали.
Все присутствующие напрасно потратили время. Все, но не я. Никаких новостей — хорошие новости для Эвдварда Данфорда, спецкорреспондента по криминальной хронике Северной Англии, играющего вслепую, идущего на поводу у своей интуиции.
«Очевидно, что опасения возрастают…»
Олдман держался своей версии: ни хрена не нашли, несмотря на огромные усилия его самых лучших людей. Народ обращается в полицию, граждане готовы давать показания, но на данный момент лучшие люди не располагают никакими уликами.
«Мы хотим подчеркнуть, что любой гражданин, который обладает какой-либо, даже самой малозначительной информацией, должен срочно обратиться в ближайший полицейский участок или позвонить по телефону..»
Затем последовал ряд напрасных вопросов и ответов.
Я держал рот на замке. Ни единого слова, мать твою.
Олдман, адресуя каждый ответ мне лично, смотрел застывшим взглядом, не моргая.
«Спасибо, господа. На данный момент это все…»
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман поднялся со стула и нарочито хитро подмигнул в мою сторону.
Голос Джилмана в самом конце записи: «Да что это с вами, мать вашу?»
Утопив педаль газа в пол и оставив Лидс позади, я выключил диктофон, включил печку и радио и стал слушать: опасения продолжали возрастать на местных станциях, да и национальные уделяли этой истории все больше внимания. Она не давала себя замять и забыть. Все взяли наживку, каждая сволочь.
Если тело не будет найдено, я дам им еще день. Потом на второй полосе пойдет статья. В следующую пятницу я дам результаты следственного эксперимента и тем самым отмечу неделю с момента исчезновения. Затем на первой полосе снова появится краткая заметка.
После этого, в субботу днем, будет сплошной спорт.
Держа одну руку на руле, я вырубил радио и просмотрел аккуратно отпечатанные листы формата А4, которые приготовила для меня Кэтрин. Я поставил диктофон на запись и начал наговаривать:
— Сьюзан Луиз Ридьярд. Пропала 20 марта 1972 года, возраст 10 лет. Последний раз ее видели у начальной школы Святой Троицы в Рочдейле в 15 часов 55 минут. Продолжительные поиски полиции и объявления в национальных средствах массовой информации не дали ничего, абсолютно никаких результатов, ноль. Джордж Олдман вел следствие лично, несмотря на то что оно подпадало под юрисдикцию Ланкашира. Напросился сам.
— Кастлфорд и?..
— Рочдейл.
Лживый подлец.
— Официально дело до сих пор не закрыто. Родители — приличные люди, у них еще двое детей. Они продолжают регулярно распространять плакаты по всей стране. Расходы на это покрываются за счет заложенного дома.
Я выключил диктофон и со злорадной улыбкой мысленно послал Барри Гэннона на хер, думая, что Ридьярды ни о чем не забыли и я не дам им ничего нового, кроме свежей рекламы.
Я припарковался на окраине Рочдейла у ярко-красной свежевыкрашенной телефонной будки.
Пятнадцать минут спустя я въехал задом во двор типового многоквартирного дома мистера и миссис Ридьярд, расположенного в тихой части Рочдейла.
Моросило.
Мистер Ридьярд стоял в дверях.
Я вышел из машины и сказал:
— Доброе утро.
— Хорошая погодка для уток, — ответил мистер Ридьярд. Мы обменялись рукопожатиями, и он проводил меня через крохотную прихожую в темную гостиную.
Миссис Ридьярд сидела в тапочках на диване, обнимая сидящих справа и слева от нее подростков, мальчика и девочку. Взглянув на меня, она прошептала, чуть прижав их к себе, прежде чем отпустить:
— Идите-ка приберитесь у себя в комнатах.
Дети вышли, глядя в пол, застеленный ковролином.
— Пожалуйста, садитесь, — сказал мистер Ридьярд. — Кто-нибудь хочет чаю?
— Спасибо, — сказал я.
— Родная? — Он повернулся к жене, затем вышел из комнаты.
Миссис Ридьярд была далеко.
Я сел напротив дивана и сказал:
— Замечательный у вас дом.
Миссис Ридьярд моргала в полумраке, теребя щеки.
— Похоже, и район хороший, — добавил я, чувствуя, что слова повисают в воздухе.
Миссис Ридьярд сидела на краю дивана, не отрывая глаз от школьной фотографии, стоящей на телевизоре в противоположном конце комнаты; из-за двух рождественских открыток выглядывала маленькая девочка.
— У нас был такой хороший вид из окна, пока эти новые дома не понастроили.
Я посмотрел в окно через дорогу, на новые дома, испортившие вид и выглядевшие уже далеко не новыми.
Мистер Ридьярд принес поднос с чаем. Я достал блокнот. Он сел на диван рядом с женой и сказал:
— Ну что, поухаживать за вами?
Миссис Ридьярд перевела взгляд с фотографии на мой блокнот.
Я чуть наклонился вперед:
— Как я уже сказал по телефону, мой редактор и я считаем, что сейчас было бы хорошо… было бы интересно опубликовать материал в продолжение…
— Продолжение? — сказала миссис Ридьярд, сверля глазами мой блокнот.
