15
Эмиль быстро идет по останкинскому коридору. Рядом поспешает человек средних лет в джинсах и свитере.
— …Нет, понимаешь, мне нужно все-таки, чтобы камеры видно не было, — продолжает объяснять Эмиль. — Чтобы они не знали, что все время съемка идет.
— И когда это тебе надо?
— Вчера, старик, вчера.
— Ну, тогда надави на Эдика. Меня он не слушает. Если он…
У Эмиля звонит мобильный, он на ходу подносит его к уху:
— Извини… — собеседнику. — Да! (Отрывисто в трубку.) Да-да, привет. (Медленно.) Да… Что? (Оторопело.) Нет, не видел… Нет… Что?! Н-нет… Когда? Да… Звонил… Да. Да. Понимаю. Да. Конечно.
За время этого своего не очень долгого «даканья» Эмиль сначала тормозит, потом совсем останавливается, потом становится к своему визави (успевшему по инерции пройти несколько шагов) вполоборота, потом и вовсе спиной. Визави приближается — явно желая задать какой-то вопрос. Эмиль не смотрит на него.
Андрей сосредоточенно (преувеличенно сосредоточенно — явно думая о чем-то постороннем) лепит пластырь на палец. Подбирает лежащий рядом мобильный телефон. Смотрит на него, кладет обратно. Невидяще смотрит перед собой. На заднем плане о чем-то сугубо незначащем бормочет телевизор.
Почти пустой офис телецентра. Эмиль, сумрачно-сосредоточенный, сидя краем зада на краю стола, звонит по мобильному телефону:
— Да… Титаренко. Алиса. Которая инвестиции. Ваши точно про нее писали… Узнай, будь другом. И если можно, оперативно. Ага, спасибо…
Затылок Алисы на фоне лобового стекла автомобиля. Звонит мобильный телефон, она подносит трубку к уху:
— Да. Да… Привет, Эмиль… Что?
В зеркале заднего вида лицо ее меняется — она почти шокирована.
Фима, явно разбуженный звонком мобильного телефона, вылезает из постели (девушка рядом издает недовольное мычание), ищет трубку, еще не ответив на звонок, всклокоченный, в трусах, тихо бормоча нелицеприятное, шлепает на кухню.
— Да. Кто? — Он застывает, рефлекторно поднимает глаза, взгляд которых стремительно теряет полусонную расфокусированность. — Ну здравствуй. Откуда ты узнала этот телефон? Да. Я понял. Я догадываюсь, что иначе ты бы не стала мне звонить. Да, пытался, откуда ты знаешь? — долго слушает, что ему говорит собеседница. — Это точно? Кто? — Еще одна длинная пауза. — Нет, не понимаю. Встретиться? У вас? Нет. — Дальше говорит медленно и четко: — Нет, к вам я не поеду. Ноги моей никогда в России не будет. Нет, Алиса, это ТЫ не понимаешь. По-моему, ты и тогда не понимала — и, видимо, по-прежнему не понимаешь. Так вот. Я уехал из этой страны, потому что еще тогда, еще семь лет назад догадывался, что что-нибудь такое рано или поздно произойдет. И поэтому меня — да, не удивляет все, что ты говоришь. И поэтому я — ТЕМ БОЛЕЕ, понимаешь, ТЕМ БОЛЕЕ не поеду туда. Ни сейчас, никогда. И если сами вы до сих пор не поняли, что ничего, НИЧЕГО ДРУГОГО вас в этой стране не ждет, то тем хуже для вас. Нет, Алиса, МЫ — не в одной лодке.
Это ВЫ — в лодке. Я из вашей лодки свалил семь лет назад. И твой нынешний звонок только лишний раз подтверждает, насколько я был прав. И единственное, что я могу тебе — и вам всем — сказать, это посоветовать делать то же самое. Пока не поздно.
Если не поздно. Это все. Извини, больше я не хочу об этом говорить. Я вообще не хочу с тобой говорить. Ни с тобой, ни с кем-нибудь еще. Все, извини, отключаюсь.
Он отключается. Рука, держащая телефон, несильно, но дрожит. Фима замечает это, бросает — почти швыряет — мобилу. Открывает холодильник, достает ополовиненную бутылку текилы и делает долгий глоток из горлышка.
У парапета смотровой площадки на Воробьевых горах стоят Андрей и Эмиль. Первый — облокотившись на парапет спиной, второй — вполоборота к собеседнику. Эмиль курит.
— Бросил или не начинал? — осведомляется он.
— Не начинал.
— Молодец, — Эмиль тщательно затягивается.
— И чего Фима? — явно с каким-то подтекстом. — Послал ее?..
Эмиль хмыкает — воспринимая подтекст:
— Послал…
— И сколько нас получается?
— Четверо, — после короткой паузы. — И еще Тим.
— А что Тим?
— Не знаю… Ни у кого его координат нет.
— И ты хочешь, чтобы я его нашел?
— Ну, ты с ним хоть как-то общался, — опять после короткой паузы. — Я так до сих пор не понял — чего между вами было общего?
— Да я уже сам не помню. Давно дело было.
Андрей в своей студии одной рукой листает старую, потрепанную, явно извлеченную из каких-то архивов записную книжку. В другой у него мобильный телефон.
— Ало! Нина Севастьяновна?.. Это Андрей… Браве Андрей, помните такого? Мы с Тимуром в школе… Ну да. Да, все хорошо. А у вас как?.. Нина Севастьяновна, я вот про Тимура хотел узнать… Как бы мне его найти, подскажите?
Говоря по мобильному, Андрей идет по тротуару:
— Да. Тимур Тимофеев. Где?..
Подходит к своей «вольво эс-семьдесят», отнимает левой от уха мобильник, правой тыкает в кнопочку на брелоке. «Вольво» издает короткий писк и подмигивает габаритами.
«Эс-70» подъезжает по длинной узкой дорожке меж понурых деревьев к приземистому строению. Утро. Сильный туман. Все размыто и серо. Андрей останавливает «вольво», вылезает. Оглядывается, направляется к строению.
Проволочный забор, ржавая калитка, на калитке — жестяной щиток: «Спасательная станция № 9». Андрей трогает калитку — не заперто. Идет по дорожке к станции. За ней уже виднеется перспектива какого-то водного бассейна: объем и класс (река, озеро, водохранилище?) трудно оценить из-за тумана. Возле станции обнаруживается собачья будка. При приближении Андрея внутри происходит какое-то шевеление. Андрей приостанавливается. Из будки является изрядно свалянный и заспанный барбос. Смотрит на незваного гостя. Андрей не без опаски смотрит на него. «Гав!» — вяло произносит барбос.
— Здорово, — отвечает Андрей.
Барбос поворачивается задом.
— Э, брат, погоди. Где Тим, не знаешь?
Барбос, игнорируя его, забирается обратно в будку.
— Ну вот, — бормочет Андрей, — никто не знает, где Тим.
Он подходит к «спасалке», заглядывает в окно: темнота. Тянет на себя ручку двери. Осторожно заходит.
Кровать со смятым одеялом, стол с открытой и почти опустошенной банкой шпрот, рядом пустая водочная бутылка, возле ножки стола — еще парочка, грязные чашки, полная окурков жестяная банка. Людей нет.
— Ау!.. Ау, живые есть?.. Тим!..
Ничего в ответ.
Андрей заглядывает в соседнюю комнату — свалка хлама и снова никого, — заходит в санузел — пусто…
Андрей спускается к мосткам, идет по ним. Туман. Ничего не видно. Тихо плещет вода, покачиваются лодки. Андрей доходит до конца мостков. Видит привязанный к поручню канат, уходящий «в молоко». Чуть дергает. Канат не особо-то поддается.
— Тим!.. Тим, ты здесь?..
Ничего.
Андрей всматривается в туман. Вздохнув, разворачивается.
…Уже с веслом в руках (видимо, отыскал на станции), смешно подбирая полы плаща (а одет он вполне цивильно — плащ, под ним костюм, легкие лаковые кожаные ботинки), Андрей забирается в одну из лодок. Вертит в руках весло. Не без труда отвязывает канат. Начинает загребать одним веслом. Лодка медленно, рыская по курсу, движется. Туман расступается перед ней. Андрей, стараясь следить за канатом и чуть пыхтя, загребает. Наконец в туманной перспективе проступает привязанная к путеводному канату вторая лодка. Андрей подгребает к ней, удерживая равновесие, нагибается. Видит тело, укрытое брезентухой (под голову тела подложен ярких расцветок спасжилет). Андрей, покачиваясь вместе со своей лодкой, тычет тело в ногу:
— Э! Э!.. Подъем!..
Тело признаков жизни не подает.
Пробормотав что-то вроде «ну ладно…», Андрей ухватывает брезент и тянет на себя. Под брезентом обнаруживается человек, лежащий с открытыми и вполне ясными, осмысленными глазами. Он смотрит на Андрея. Молчит.
— Здорово, Тим, — произносит Андрей после паузы.
— Здорово, — после еще одной паузы, без выражения.
— Только не говори, что не узнал.
— Не говорю.
— Только не говори, что не догадываешься, зачем я.
Тим некоторое время ничего не отвечает — по-прежнему не шевелясь и не делая ни жеста.
— Курить есть? — спрашивает он наконец.
— Извини. Не курю.
— Зря.
В той комнате, где стол и пустые бутылки, Тим стоит у стола, Андрей сидит рядом, нелепый в таком антураже. Закипает электрочайник. Тим с хрустом раздирает пачку чая, высыпает не меньше четверти в стакан.
