Во-вторых, две из шести медицинских распечаток содержали сведения не о тридцати параметрах, упомянутых Хуаресом-Баранкиным, а о значительно большем количестве, свыше пятидесяти, и включали в себя не только биохимические данные, но и физиологические. Часть из них, как, например, пульс и кровяное давление, не могли быть получены при обследовании трупа или умирающего человека. Объяснения этим странностям можно было придумывать разные, но все они согласовывались со зловещей репутацией «Пигмалиона».
И наконец, совсем уж невероятными оказались распечатки сведений о донорах. Здесь были паспортные данные, такие, как год рождения, место жительства и национальность, вполне логично указывалась профессия — кто же захочет пересаживать себе легкие стеклодува или почки рабочего с комбината химических удобрений, но помимо этого в трех случаях имелись и достаточно подробные биографии, что не поддавалось уже никакому рациональному объяснению.
Александр Петрович оказался перед трудной дилеммой. С одной стороны, было ясно: Клава пытается втянуть его в авантюру, наверняка опасную, а возможно, еще и некрасивую. Но на другой чаше весов лежали родственные амбиции, а также собственное его любопытство, успевшее уже пробудиться и подмывавшее продолжить расследование.
Он отправился к дому пешком, на ходу размышляя, как поступить. Решение вскоре созрело: здравый смысл прежде всего. Клава бессовестно врет и, попросту говоря, подставляет его, Самойлова. Пускай и она сама, и ереванские родственники закатывают любые истерики — играть в кегли динамитными шашками он не намерен.
Добредя до Мясницкой, он уже твердо знал: его миссия в Москве окончена. Спешить было некуда, он прогулочным шагом дошел до вокзала и купил билет на ночной поезд. Оставшийся свободным вечер уйдет на прощальный ужин с хозяевами. Он решил, что попытается вытащить их в ресторан.
Он вошел в свою парадную и успел нажать кнопку вызова лифта, когда перед ним возник человек в сером плаще и, явно предвосхищая возможную реакцию адвоката, отрезал ему путь к отступлению, разместившись между ним и входной дверью.
Ему было лет тридцать, выглядел он не агрессивно и, главное, не генерировал поля опасности.
— Ну и работу вы мне задали, Александр Петрович, — сказал он устало, но не без облегчения.
Убедившись, что адвокат реагирует на него спокойна, он достал из кармана блокнот, написал несколько слов и показал Александру Петровичу: «С вами хочет встретиться полковник Багров».
Вот тут-то Александру Петровичу и захотелось бежать без оглядки, но это, увы, было невозможно. Одна из слабостей адвоката состояла в том, что он не мог позволить себе на людях быть дураком. Трусом — сколько угодно, этого он не стеснялся, но дураком — ни за что.
Немного помедлив, он молча кивнул. Молодой человек повернулся и пошел к двери, адвокат последовал за ним.
Во дворе соседнего дома обнаружился уже знакомый «Москвич» салатного цвета. Молодой человек сел за руль, открыл для адвоката дверцу и завел двигатель. Он направился в сторону Тверской и прочь от центра.
За всю поездку оба не проронили ни слова, взаимно демонстрируя профессионализм, в подобных ситуациях предписывающий молчание.
Остановились они среди двухэтажных деревянных домов в окрестностях стадиона «Динамо». Молодой человек перебрался на заднее сиденье, оставив переднюю дверцу чуть приоткрытой.
Вскоре неподалеку затормозила серая «Волга». Из нее вышел человек в штатском и быстрой походкой стал приближаться к ним, адвокат имел возможность подробно его разглядеть. Худощавый, высокий, по-видимому, хорошо тренированный. Кожа на скулах натянута, кажется вот-вот порвется, щеки впалые, губы плотно сжаты, взгляд колючий и недоверчивый. Адвокат был досконально знаком с таким типом следователей. Его можно обозначить как «следователь-фанатик». Он воспринимает как личное оскорбление то, что преступник, дело которого он ведет, может находиться на свободе, и потому не жалеет сил, ни своих, ни чужих, чтобы водворить его в камеру. Ничем, кроме работы, не интересуется, резок в обращении, к преступникам и подозреваемым часто проявляет ненужную жестокость. И еще такие люди, как правило, страдают язвой желудка или камнями в почках.
Быстро оглядевшись по сторонам, он занял место водителя и захлопнул дверцу. Коротко кивнув адвокату и не потрудившись сказать даже «здравствуйте», он обратился к своему подчиненному:
— Жучков нет?
— По-моему, нет. Хотите, вот индикатор, — указал тот на лежащий впереди прибор, похожий на карманный магнитофон.
— Ладно, иди, — полковник протянул назад, не оборачиваясь, ключи, — поводи их по центру, а потом припаркуйся на стоянке аэровокзала.
Дождавшись, пока «Волга» уедет, он резко взял с места и, только выехав на Ленинградский проспект, обратился к адвокату:
— Я под колпаком. Приходится соблюдать технику безопасности, — он сделал паузу, чтобы закурить сигарету. — Вы интересовались мною, мне доложили. Я сам вышел на вас, чтобы вы не стали меня искать и не засветились.
— За кого вы меня принимаете? — усмехнулся адвокат.
— За человека, способного, как любой из нас, сделать ошибку. Для чего вы меня искали? Что вам нужно?
— Теперь уже ничего.
— А что было нужно?
— Да, по сути, тоже ничего… Чисто семейная проблема, в общем-то пустяковая, — адвокат говорил не спеша и рассеянно, одновременно прикидывая, какую часть информации целесообразно сообщить собеседнику, а что следует утаить. Хотя, собственно, для него в этом деле понятие целесообразности уже исчезло.
— Я просто расскажу, с чем мне пришлось столкнуться.
Полковник слушал внимательно, к удивлению адвоката, не перебивая и не задавая уточняющих вопросов, аккуратно соблюдая скорость шестьдесят километров в час и отвлекаясь только для того, чтобы прикуривать следующую сигарету от предыдущей.
Закончив рассказ, Александр Петрович спросил с виноватой улыбкой:
— Надеюсь, я вам не очень наскучил? Вряд ли вы услышали что-нибудь новое.
— Сопоставление версий всегда полезно, — проворчал Багров, — однако вы старая лисица, вас так просто не проведешь. Это хорошо.
Заключительные слова реплики очень не понравились адвокату, они содержали скрытую угрозу и посягали на его приятную убежденность, что он уже не имеет прямого отношения ко всем этим скверным манипуляциям с человечьими внутренностями.
— На что вы намекаете?
— На то, что мне нужен сейчас именно такой человек, как вы.
— Вы, наверное, шутите?
— И не думаю. Вам придется со мной поработать.
— Остановите, пожалуйста, машину. Я выйду. — Адвокат взялся за ручку дверцы.
— Не смешите меня, посмотрите вокруг: мы уже за городом. Пешком вы пойдете, что ли? Уж домой-то я вас доставлю в любом случае.
— Тогда сделайте это поскорее.
— Хорошо, как скажете. — Полковник притормозил, развернулся и повел машину в сторону Москвы, педантично продолжая держать скорость шестьдесят километров.
Эта ироническая покорность также заключала в себе нечто зловещее. Очевидно, он неплохо подготовился к встрече, и Александр Петрович теперь сидел молча, ожидая следующего удара. Он не замедлил последовать.
— Дело в том, что о вашей семье я знаю больше, чем вы.
— Я весь — внимание.
— Во-первых, степень родства. Для дальнейшего это существенно. Клаудиа Торелли — двоюродная сестра вашей жены. А вам ее как отрекомендовали?
— Троюродная кузина.
— Вот, вот. Это из-за того, что она — внебрачный ребенок, а в Армении таких вещей до сих пор стесняются. Отсюда громоздкая выдуманная степень родства.
— Не понимаю вас. Мне на эту степень родства наплевать. Да и вам, вероятно, тоже.
— Верно. Вам наплевать и мне наплевать. Но вам следует знать, что в Италии, да, кстати, и в Армении тоже, понятия родной сестры и двоюродной почти не различаются. Сестра, и все. Близкие родственники.
И снова Александр Петрович почувствовал невнятную, но реальную угрозу. «Грамотно ведет допрос, — подумал он. — Можно представить, как тянет жилы из подследственных».
— И где же вы выкопали эти ценные сведения?
— Я не выкапывал. Мне их принесли на бумажке. Даже если бы вы не сделали шаг мне навстречу, я все равно вступил бы в контакт с вами. Ваша итальянская родственница уже три года на компьютере Интерпола, и по моей части тоже, то есть по наркотикам.
— Что вы имеете в виду? Она не употребляет наркотиков.
— Я имею в виду доставку, точнее, помощь в доставке. Зафиксировано по крайней мере два эпизода. Правда, за руку не поймали. Понимаете сами, тогда она не разъезжала бы по разным странам.
— Но зачем ей это надо? У нее очень высокие заработки.
— Ей самой не надо. А ее дружку, Витторио Бурчи — надо. Он бандит, террорист. Организация «Тяжелые шаги», не слыхали? Наподобие бывших «Красных бригад», но покруче. На них даже «кожаные головы» обломались. Осечек у них почти не бывает. А если случаются, под нож идет и виновник, и все его близкие… Кстати, вам все еще наплевать на степень родства?
