разговор возобновляется.
– Полагаю, проще всего устроить все у них дома.
Судья сомневается.
– Не будет ли это слишком навязчиво?
– Дом ваш, судья.
– Знаю, знаю. Но Эйдан его арендует. Не уверен, что я из таких домовладельцев.
Я облокачиваюсь на барную стойку. «Не подведите, судья».
– Мы могли бы организовать все на улице. Двор такой красивый. – Судья наклоняет голову. – Можем использовать обогреватели из внутреннего дворика ресторана. Повесить рождественские гирлянды. Я сделаю глинтвейн. Мы обо всем позаботимся. Будет красиво.
Он обдумывает предложение.
– Вы видели дом? У него такой грустный вид… Единственный на улице без гирлянд. Я никого не виню. Они переехали сюда не в самое лучшее время. Думаю, им нужна капелька помощи, чтобы они почувствовали себя как дома. Начали копить приятные воспоминания.
На этот раз судья улыбается. Он в деле.
– Хорошо. Идея неплохая. Поговорю с Эйданом, сообщу, что от него ничего не требуется.
– Отлично. – Я широко улыбаюсь. – Хотя ему, вероятно, это не понравится. Вы же знаете, какой он. Никогда не останется в стороне. Всегда и во всем должен помогать.
Судья усмехается, мол: «А то я не в курсе». Я добавляю ему ирландский кофе, и он поднимает чашку за нашего дорогого друга.
– Нужно успеть до Рождества, – говорю я, завинчивая крышку на бутылке «Джеймсона».
Судья кивает.
После его ухода я кладу руки на стойку, обдумывая случившееся. От нехватки воздуха у меня слегка кружится голова.
Эйдан.
Его дом, его очаг.
Мы будем там, вместе. И я достучусь до него. Попаду прямо в сердце.
Ты всегда знала, что он за человек. Знала, что он сделал и когда. Но ты не видела их лиц. Не вызывала призраков этих женщин, не держала в руках остатки их жизней.
Ночью они являются к тебе. Те, что были после. Говорят: «Ты допустила, чтобы мы умерли. Ты должна была его остановить. О чем ты только думаешь? Почему не убежала? Почему не рассказываешь о нем миру?»
Ты отвечаешь, что тебе жаль. Что все не так просто. Пытаешься заставить их взглянуть на вещи с твоей точки зрения. «Вы же знаете, какой он. Я должна все делать правильно. Один неверный шаг – и тебе конец».
«То есть виноваты мы? Считаешь себя такой умной, а нас – идиотками, которые умерли?»
Ты пытаешься объяснить: «Я не это имела в виду. Я бы никогда так не сказала. Разве вы не знаете, что я на вашей стороне?»
Спустя некоторое время женщины перестают отвечать. Даже когда они уходят, ты не можешь уснуть.
С тобой все ясно. А вот Сесилия… Какое у нее оправдание? Почему она как в воду опущенная?
За ужином, когда тарелка пустеет, девочка поворачивается к отцу.
– Неужели нам никак не отвертеться?
Он вздыхает. Видимо, разговор уже не первый.
– Это знак вежливости, Сесилия. Иногда люди пытаются сделать для тебя что-то приятное, и с твоей стороны будет вежливо позволить им это.
– Но ведь сейчас рождественские каникулы, – не отступает она. – Может, они оставят нас в покое хотя бы во время каникул?
Он хмурится.
– Слушай. – Тоном папы. – Я весь день работал. Я устал и не хочу обсуждать все заново. Ты им нравишься. Я им нравлюсь. Они считают нас приятными людьми и решили организовать нам вечеринку. Я тоже не в восторге. Но так устроена жизнь.
Сесилия смотрит в сторону. Она знает – все вы знаете, – кто выиграл, но он все равно продолжает:
– Помнишь, как нам достался дом? Благодаря судье. Он подергал ради нас за кое-какие ниточки, потому что мы ему нравимся. Легче идти по жизни, если нравишься людям.
– Просто… Обязательно делать это прямо здесь? Во дворе? – бурчит дочь.
Отец пожимает плечами.
– Они так хотят. Давай им уступим.
Во дворе?
Ты не видишь здесь логики.
Этот человек подпускает людей так близко, в орбиту своих самых темных тайн?
Он что-то задумал. Иначе нашел бы выход. Мужчина, привыкший делать то, что хочет, по тем причинам, которые считает правильными.
Он что-то планирует.
Десятое правило выживания за пределами сарая: учись у него. Ты тоже можешь строить планы.
◾ ◾ ◾
Ты не спишь очередную ночь. Заставляешь себя лежать на кровати, вжимаешься в матрас. Ноги гудят от напряжения, в груди щекочет от беспокойства. Ты делала упражнения, пока его не было. Икры устали, руки тоже. Но причина бессонницы не в теле, а в голове. Мысли крутятся и крутятся вхолостую, как стрелка сломанного компаса.
Вечеринка. Будет вечеринка. Люди, много людей. Прямо здесь. Во дворе.
Он будет контролировать всех и вся. Следить за тем, чтобы люди оставались там, где положено. Чтобы его план, каким бы он ни был, прошел как намечено.
Много глаз. Повсюду.
Твой мозг работает на пределе. Ты вертишь гипотезы так и этак, словно конструктор «Лего» в детстве. Складываешь и разъединяешь. Строишь, наблюдаешь, как все рушится, и начинаешь заново.
Она носит твое колье.
Эмили. Имя поднимается из глубины, перекрывая гул в ушах.
Это она. Наверняка. Цель вечеринки, причина, по которой он всех впускает. Он кружил вокруг нее, присматривался, как к банку, который задумал ограбить.
Женщины из коробок подают голос: «Ты знаешь, что нужно делать. Или ей ты тоже позволишь умереть?» Ты хочешь сказать им: «Пожалуйста, замолчите на секунду, дайте мне подумать». Но у тебя першит в горле, а пальцы горят огнем. Где-то есть женщина, она была в гостиной, ты ее видела, встречалась с ней; довольно милая, а даже если нет, она все равно должна жить. Она должна прожить как можно дольше.
Повернувшись на бок, ты накрываешь голову подушкой. Прижимаешь свободной рукой, пока едва не кончается воздух, пока не остается ничего, кроме пульсации крови в ушах и слабого ручейка кислорода в трахее. Открываешь рот и с молчаливым криком зарываешься в матрас.
Его жена умирала. Опять.
Как и я.
Когда врачи сообщили мне, я подумала только об одном месте.
Бухта у Гудзона, скрытая от остального мира зарослями деревьев. Известная лишь некоторым. Если ты про нее знал, считай, у тебя были ключи от рая.
Никто не обращал внимания на знак «Купаться запрещено». Это место идеально подходило для занятий дайвингом. Для песка, байдарок и кулеров с пивом.
Именно здесь я хотела провести оставшееся время, в купальнике и соломенной шляпе.
Он нашел меня однажды вечером.
Мое время тогда было занято мыслями о смерти и попытками смириться с неизбежным.
