– Все?
– Да. Что он бросил меня, и ее бросил. Мы от него ни пенса не видели. Я, правда, и не просила. Я ей все это рассказала, да почему бы и нет? А потом порвала эту проклятую фотографию на мелкие кусочки прямо у нее перед глазами и выбросила в помойку.
Хелен глубоко затянулась сигаретой, задержав дым, потом медленно выпустила его.
– Господи, как же я была в него влюблена! До полного сумасшествия! – Смех ее прозвучал горько, самоуничижительно. – Мне всего шестнадцать было. Что я тогда знала, что понимала? Да ничего, даже ноги держать вместе толком не умела…
– Ты понимала вполне достаточно, чтобы сохранить ребенка; ты сама сделала выбор.
– Я очень боялась, просто в ужасе была. Насчет аборта, я имею в виду. А кроме того, родители именно этого и хотели, когда узнали. «Ты нас этим по рукам и ногам свяжешь, – заявили они мне. – Лучше избавиться и от того, и от другого». Мамочка поперлась со мной в школу, к директору, к врачу, ко всем. Она была просто неподражаема. Теперь живет в доме для престарелых, в Скарборо, в одном из этих старых огромных отелей на Норт-Клиф. Когда умер отец, у нее крыша поехала. – Несколько минут она молчала, думая о чем-то своем, потом спросила: – Извини, на чем я остановилась?
– На том, что ты решила оставить Сьюзен.
– Да. Мне еще повезло. Рожала я легко, она как будто просто выкатилась из меня. А потом, когда ей было шесть месяцев, появился Тревор – он в меня так втюрился, благослови его Господь, что готов был целовать землю, по которой я ходила. Первое время по крайней мере. Или это он от Сьюзен так балдел? Я теперь уже ни в чем не уверена. Так или эдак, но он был готов взять меня вместе с ребенком – готовая семья, больше не о чем беспокоиться. Вот я и решила: если я хочу стать нормальной и честной, то лучшего предложения мне не видать. Ну мы и поженились, в каком-то захудалом отделе записи актов гражданского состояния, без всякого шума, без гостей, только его родители и мои. И я стала нормальной и честной. В конце концов, не слишком высокая плата.
Элдер взял свой стакан. Хелен, кажется, плеснула туда более чем приличную порцию джина, что оказалось очень кстати.
– И как повела себя Сьюзен, когда ты ей все это рассказала?
– Ну как ты думаешь? Это ее совсем с панталыку сбило, бедняжку. Поначалу она все больше молчала, ни слова не говорила. Думала. Потом стала засыпать меня вопросами, все больше и больше, пока в конце концов не поняла, что я ни на один не намерена отвечать; после чего и перестала спрашивать.
– А ты не знаешь, с Тревором она об этом не говорила? Не спрашивала его?
– Нет, не думаю. Он бы сказал мне. Должен был сказать.
– Это тебя не удивляет?
Хелен сразу не ответила. Где-то начали бить часы – девять вечера.
– Теперь, если подумать, да, удивляет. Они достаточно часто ссорились, когда она стала постарше, Господь свидетель. Тревор иногда бывал чрезмерно заботлив, во все нос совал. Он вовсе не хотел надоедать, он ей только хорошего желал, однако… Это так выглядело, словно он изо всех сил старался самому себе доказать, что он хороший отец, который делает то, что требует от него родительский долг. Она, безусловно, могла ему про это проболтаться, просто вывалить на него это во время их очередной стычки, понимаешь, в запале, но нет, не думаю, что она ему хоть раз проговорилась.
– А ее настоящий отец, я имею в виду Дэйва, – она с ним хоть раз общалась?
– Нет, никогда.
– Ты уверена?
– Я бы знала об этом, не так ли?
Они прошлись по ближней стороне гавани, около западного пирса. Там болтались обычные рыбаки, несколько влюбленных пар обнимались на деревянных скамейках, пара мужчин в пальто и плоских шляпах выгуливали своих собак. Огни ресторана «Сэндсенд», сиявшие в миле от них, казались маленькими, словно замершими над волнами прилива. Хелен переоделась в серые вельветовые брюки и бутылочно-зеленую курточку с капюшоном; Элдер достал из багажника свой старый анорак. Любой обративший на них внимание решил бы, что это просто старые друзья, не более.
– Если бы я сразу рассказала тебе про Дэйва, это ровным счетом ничего бы не изменило, – говорила Хелен. – Ведь так? В смысле поисков Сьюзен. Что бы это вам дало?
– Не знаю. Ты, вероятно, права, но я просто не знаю. Конечно, мы бы заинтересовались этой информацией, отследили бы и эту ниточку, наравне со всеми остальными…
– И когда бы она вас ни к чему не привела, тогда что?
Элдер не ответил. Остановившись в середине пирса, они наблюдали, как из гавани выходит на ночной лов рыболовное судно, сияя ходовыми огнями.
Когда Хелен повернулась, чтобы идти дальше, Элдер остался там, где стоял.
– Дэйв Ални, – сказал он. – Что с ним потом было?
– Откуда мне знать?
– Он просто исчез?
– Вроде того. Свалил на другой конец света при первой же возможности.
Элдер вопросительно уставился на нее.
– В Новую Зеландию. Прислал мне оттуда открытку, одну-единственную, привет из ниоткуда после двух лет молчания. Карори, так, кажется, это место называется. «Теперь я живу здесь. Надеюсь, у тебя все в порядке. Дэйв». О Сьюзен даже и не упомянул, ублюдок поганый. – На глазах у нее были слезы. – Я ее прямо сразу сожгла.
– Сьюзен ее не видела? И не знала об этом?
– Ей тогда было два годика.
– И потом ты тоже ей об этом не говорила? После того, как она нашла фотографию?
– А зачем? Ей и так было тяжело.
Злость на него у нее так и не прошла, обида, круто замешенная на слезах.
– И с тех пор ты о нем больше не слышала? Совсем ничего?
– Ни слова.
Они дошли до конца второго, более короткого пирса и остановились, любуясь огнями контейнеровоза, ползущего со скоростью улитки где-то возле самого горизонта. Ветер теперь дул достаточно сильно, чтобы волны вполне ощутимо били по основанию пирса, брызгая соленой водой им в лицо.
– Я теперь и не знаю, увижу ли тебя еще, – заметила Хелен.
Элдер поцеловал ее, и она взяла его за руку, сунула ее себе под куртку и прижала к груди. Когда они вернулись домой, он медленно раздел ее, целуя все выпуклости и изгибы тела, потом перевернулся на спину, чтобы она тоже могла раздеть его, и она, глядя на него сверху вниз, стащила с него сначала рубашку, потом брюки. Опускаясь на него, она на секунду задохнулась, а потом все пошло медленно и знакомо, ее сосок у него во рту, напряженное содрогание ее тела, его собственный финиш, слишком поспешный, все испортивший.
– Извини, – сказал он, когда она сползла с него.
– Ладно, все о'кей, – улыбаясь, сказала она. – Отдохни, наберись сил.
Но оба они уже спали, когда их разбудил телефон. Элдер некоторое время не мог сообразить, где находится, и не сразу опознал сигнал своего мобильника. Голос Джоан звучал откуда-то издалека и был плохо слышен.
– Фрэнк, я насчет Кэт. Она не вернулась домой. Я очень боюсь…
Элдер взял с прикроватной тумбочки свои часы. Хелен обеспокоенно следила за ним. Половина второго ночи.
– В полицию звонила?
– Нет. Я просто не знаю, что делать…
– Позвони им. Я в двух часах езды от тебя. Может, чуть больше. Жди, скоро приеду.
Хелен уже стояла, обнаженная, у дверей спальни.
– Я сейчас кофе приготовлю, пока ты одеваешься. Возьмешь с собой, в термосе.
– О'кей, спасибо. – Он уже набирал номер Морин Прайор и одновременно натягивал рубашку.
Ехал Элдер слишком быстро и чуть не потерял управление на повороте узкой дороги между Пикерингом и Молтоном, потом поймал себя на том, что вот-вот заснет – глаза сами собой на секунду закрылись, когда он несся в правом ряду шоссе М18 и скорость была где-то между восемьюдесятью и девяноста милями в час, максимум того, что он мог выжать из своего старенького «форда». Скрежета колесного диска о бортовой камень было достаточно, чтобы пробудить его обратно к жизни, прежде чем он успел улететь в вечность; на первой же заправочной станции, встретившейся ему после поворота на другую магистраль, он вымыл лицо холодной водой и выпил остатки кофе, приготовленного Хелен.
«С ней все будет в порядке, Фрэнк, не волнуйся».
Смешно, его собственные слова, когда-то сказанные ей.
То, что мысли все время перескакивали с одного варианта возможного развития событий на другой, оказалось сущим благословением, поскольку помешало застрять на ужасных картинах, которые услужливо готово было нарисовать его воображение. Воображение и былой опыт.
Перед домом Джоан стояла одна полицейская машина; еще одна, синий «воксхолл», в которой он опознал автомобиль Морин, была припаркована позади.
Парадную дверь Элдеру открыл полицейский в форме и заставил предъявить документы, когда тот попытался сразу пройти внутрь. Джоан стояла в центре огромной гостиной, словно паря в пространстве. Увидев Элдера, она бросилась к нему, остановилась, когда тот протянул к ней руки, и упала ему на грудь, разразившись давно сдерживаемыми слезами, которые текли теперь беспрерывно. Зажмурившись, он прижался лицом к ее волосам, крепко обнимая обеими руками; ее лицо упиралось в мокрое пятно у него на груди.
