И когда Киттри качнулся вперед, Элли была готова. Опустив ножницы на пол, она дотянулась до левой ноги в полусапоге, которая была выставлена вперед. Элли выхватила «Кар К9», осторожно надавив на спусковой крючок, чтобы снять блокировку ударника.
Киттри открыл глаза, извернувшись, слез со стула и, выпустив нож, потянулся за лежавшим на полу «Глоком». Элли продолжала надавливать на спусковой крючок, сжав руку в локте и напрягая мышцы, чтобы снизить отдачу.
Одновременно со звуком выстрела ее рука непроизвольно вздрогнула, и жгучая боль пронзила еще свежую рану. На левом рукаве белой рубашки Киттри расплывалось багровое пятно. Элли попала ему в плечо.
Киттри, морщась, приподнял «Глок» левой рукой. Невзирая на боль, он даже сумел выдавить улыбку, глядя на прикованную к столу Элли, а затем нажал на спусковой крючок. Когда он понял свою ошибку, его самодовольство сменилось замешательством, а потом яростью. Он швырнул пистолет в Элли и потянулся к ножу, брошенному к ножке стула.
Элли снова выстрелила — дважды, почти без перерыва, чтобы компенсировать недостаточную меткость, неизбежную при стрельбе с одной свободной рукой. Одна из пуль пробила экран телевизора, другая угодила в левый бок Киттри. Он ринулся к Элли, сжимая в руке нож.
Она бросилась на пол и перекатилась к приставному столику. Используя прикованное запястье как рычаг, она подтянулась вверх под углом 45 градусов. Оперла рукоятку пистолета на левое предплечье и выстрелила три раза подряд.
Все три выстрела пришлись в цель. Киттри отшатнулся, открыв рот в широком «О» и рухнул на пол. При виде затихающих конвульсий его тела Элли позволила немного расслабиться и своим мышцам.
Тишину разорвал грохот, напоминавший одновременное столкновение тысяч машин. Член отряда срочного реагирования в шлеме влетел в брызнувшую осколками раздвижную стеклянную дверь, в тот же миг во входную дверь вломился Роган, державший переднюю часть тарана. Наверное, они договорились об одновременном входе в дом после первого выстрела. То, что Элли показалось вечностью, длилось всего несколько секунд.
Затем она увидела сцену в гостиной их глазами. Мертвый Киттри, убитый пятью выстрелами, в спущенных до колен штанах. Элли, наручниками прикованная к столу, на ворохе собственных волос. Она взглянула на Рогана и начала хохотать, непроизвольно и неудержимо, а затем вдруг поняла, что рыдает — последний раз она плакала так много лет назад.
— Никто не сказал мне, что сегодня вечером бал.
Джон Шеннон положил сандвич с ростбифом на салфетку и стер пятнышко горчицы с уголка губ. Учитывая, что Роган был одет как обычно: черный костюм и серый шелковый галстук, не он привлек внимание Шеннона. Но вот когда Элли вышла из раздевалки управления, началась совсем другая история.
Реплика сослуживца приковала к ней взоры всех сидевших в отделе. Напарник Шеннона даже присвистнул. Кто-то поинтересовался, не примерка ли это нового наряда для ежегодной Церемонии вручения медалей — это была ссылка на широко распространенные домыслы, будто Элли получит Полицейский крест за боевые заслуги, который должен отметить ее роль в истории, названной в прессе «делом Манхэттенского парикмахера». Очевидно, репортеры не видели иронии в том, что это прозвище Киттри создал для подзаголовка собственной статьи.
Элли оглядела свое черное шерстяное расклешенное книзу платье и босоножки на высоком каблуке, коснулась челки своей новой очень короткой стрижки. Поскольку прическа сразу бросалась в глаза, ей пришлось пересмотреть свой повседневный наряд.
Выйдя из кабинета, Дэн Экелс подбоченился.
— Эй, а ну-ка потише. Хэтчер привела себя в порядок. Оставьте девушку в покое.
Элли втянула щеки и приняла вычурно-жеманную позу, как делают фотомодели. Несколько детективов покатились со смеху. Прошло четыре дня после убийства Киттри, а Элли по-прежнему замечала, что коллеги постоянно пытаются ее рассмешить. Однако еще рановато судить, что это — дружелюбие отдела, вызванное тем, что она прошла некое испытание, или просто-напросто временный теплый фронт.
— Прекрасно. Я за тебя, видишь ли, заступаюсь, а ты что делаешь? Поощряешь этих клоунов?
Она посмотрела на лейтенанта, пытаясь разглядеть подтверждение слухов, которые дошли до нее накануне в «Бандюгах». Очевидно, вопросы о местонахождении оружия Экелса на момент захвата в заложники привели к расследованию его внеслужебной деятельности. Если слухи были верны, Экелс казался на удивление спокойным. Возможно, то, что он пережил у Киттри, помогло ему по-новому взглянуть на жизнь. А может, слухи — это просто слухи.
— Полагаю, вам двоим пора куда-то ехать, — многозначительно заметил Экелс.
— О, им точно пора куда-то, — подхватил Шеннон. — «Мы пойдем с тобою к алтарю, там тебе я сердце подарю».
Элли зажала уши и не отнимала рук, пока Роган не подал ей плащ. Дойдя до лестницы, они все еще слышали нестройный хор сослуживцев.
Роган оставил машину неподалеку от места назначения, на улице Бликер.
— Это было очень великодушно с твоей стороны, Джей Джей.
— Хватит меня благодарить.
Они вошли в здание и направились в зал, находившийся в стороне от главного вестибюля. Дымчато-синие бархатные шторы спускались до самого пола. Лиловые мягкие кресла аккуратно выстроились в четыре ряда. Примерно треть мест уже была занята.
Элли узнала грузного мужчину в первом ряду. Детектив Хэнк Додж поздоровался с ней кивком, она ответила тем же.
В передней части зала на подставке рядом с простым венком из чайных роз и закрытым гробом стояла портретная фотография Рейчел Пек. Портрет, которому так и не суждено было украсить обложку ее книги.
Три дня назад Элли позвонила отцу Рейчел — упросить его забрать тело дочери, чтобы ее не похоронили в картонном ящике на Харт Айленде, где заключенные складывают такие «гробы» штабелями по пять штук. Только повесив трубку, Элли поняла, что успела несколько раз обозвать его так, как не полагается называть служителей Господа.
Она бы никогда не стала просить Рогана оплатить похороны, однако он слышал, как она разговаривала со священником. Через час после ее телефонной беседы с преподобным Элайджей Пеком Роган договорился насчет места и времени прощальной церемонии. Все, что оставалось Элли, — известить подругу Рейчел Джину.
Элли ощутила комок в горле, увидев знакомое лицо в глубине зала. Ее брат ради такого случая даже надел спортивную куртку.
— Где ты это взял? — шепнула она, дернув его за рукав.
— Не спрашивай, по крайней мере не предупредив меня о моих правах.
Заняв места в заднем ряду, Джесс и Роган обменялись приветствиями, непроизвольно перейдя на полушепот.
— Ты оказался добряком, — заметила Элли, легонько сжав плечо брата.
— Да ладно, пустяки.
Сегодня утром она поделилась с ним опасением, что никто не придет на похороны. Сейчас, оглядывая зал, она поняла, что ее тревога была напрасной. Может, с семьей отношения у Рейчел и не сложились, зато у нее были друзья.
И сейчас одна из ее подруг заняла место на кафедре возле фотографии Рейчел и представилась как Джина ДаКоста. Она сказала собравшимся, что не представляет, о чем надо говорить на похоронах лучшей подруги. Милый человек, заведующий этим похоронным домом, предложил прочесть несколько подходящих случаю молитв, но все знали, что за такие дела призрак Рейчел обязательно вернется и надерет ей задницу. Поэтому Джина стала рассказывать про доброту и щедрость Рейчел. Ее талант. Про тот вечер, когда она получила сотрясение, пытаясь объехать парковочный автомат на улице Джонса. Джина предложила остальным поделиться своими воспоминаниями. Только не надо печальных историй, предупредила она.
Элли узнала опоздавшего, который тихо проскользнул в зал. Отыскивая свободное место, он заметил ее и грустно улыбнулся. Элли быстро махнула ему рукой. Она знала, что этот человек обязательно придет.
Люди по очереди выходили к кафедре, а Элли сложила руки на коленях, прикрыла глаза и про себя произнесла собственную речь: «После того как я нашла Челси Харт в понедельник утром, у меня было три дня на спасение Рейчел. Этого оказалось мало. Я впустую потратила тридцать шесть часов, а между тем у меня в рюкзаке лежали три дела, убеждавшие: что-то не так. Тридцать шесть часов могли все изменить. У меня было три дня, а я их не использовала. Я не поверила собственному чутью. Не была достаточно уверена. В следующий раз я медлить не стану. В следующий раз я вспомню Рейчел и Челси и поступлю иначе».
Открыв глаза, Элли поняла, что ей стало легче. Чувство вины постепенно испарялось. Она ощутила покой. Почувствовала, что сейчас она должна быть здесь, что ее место — в этом зале. Элли чувствовала себя нормальной.