Ходжес думает: «Неплохо, малыш. В этом даже есть какой-то смысл».
— Раздать на Рождество тысячу долларов десяти-двадцати случайным покупателям в магазине — это одно, но четыре года выплачивать конкретной семье более двадцати тысяч — совсем другое. Если добавить еще и другие семьи, то, значит, он потратил небольшое состояние.
— Ну, возможно, он из какого спекулятивного фонда, — говорит Пит. — Знаете, из тех, которые богатеют там, где другие беднеют. Может, его совесть заела.
Он больше не смотрит на Ходжеса. Теперь он смотрит прямо перед собой сквозь ветровое стекло. От него будто пахнет. Или так кажется Ходжесу. Это запах не пота, а обреченности. И снова он думает о солдатах, которые готовятся идти в бой, зная, что любого из них могут ранить или убить.
— Слушай, Питер, мне плевать на деньги.
— Я не посылал их!
Ходжес продолжает давить. Это у него всегда лучше всего получалось.
— Деньги ты получил случайно и использовал их для того, чтобы помочь семье в трудную минуту. Это не плохой поступок. Это поступок, достойный восхищения.
— Многие с этим вряд ли согласились бы, — говорит Пит. — То есть, если бы это было так.
— Здесь ты не прав. Многие сделали бы так же. И я скажу тебе одну вещь, которую можешь считать стопроцентной истиной, потому что за ней стоит сорокалетний опыт работы полицейским. Судья в этом городе, ни один судья в этой стране даже не станет пытаться выдвигать обвинение против парня, который нашел немного денег и помог родителям после того, как его отец сначала потерял работу, а потом едва не лишился ног из-за какого психа. Пресса просто уничтожит любого, кто попытается осудить такого засранца.
Пит молчит, но горло его движется, как будто он сдерживает всхлип. Он хочет рассказать, но его что-то сдерживает. Не деньги, а то, что имеет к ним отношения. Наверное. Ходжесу, интересно знать, откуда взялись деньги, которые приходили ежемесячно в тех конвертах, любому было бы интересно, но ему гораздо интереснее узнать, что происходит с мальчишкой сейчас.
— Ты посылал им деньги …
— Последний раз говорю, я не посылал!
— … И все шло как по маслу, но потом что-то произошло. Расскажи мне, что, Пит. Позволь помочь тебе разобраться. Позволь все исправить.
Мгновение мальчик балансирует на грани признания. Затем его глаза идут влево. Ходжес следит за его взглядом и видит карточку на приборной доске. Она желтая — цвет предупреждения. Цвет опасности. «Полиция». Черт побери, надо было оставить ее в бардачке, надо было припарковаться ярдов за сто дальше по улице. Господи Иисусе, он же ежедневно ходит пешком. Что там сто ярдов пройти?
— Ничего не случилось, — отвечает Пит. Теперь он говорит механическим голосом, как GPS-навигатор в машине Ходжесса. Вот только на виске у него пульсирует жилка, руки крепко сжаты, а на лице, несмотря на работающий кондиционер, выступил пот. — Я не посылал этих денег. Мне надо отцу таблетки купить.
— Пит, послушай. Если бы даже я был копом, нашу беседу нельзя было бы использовать в суде. Ты несовершеннолетний, и нет ни одного из взрослых, чтобы тебя консультировать. К тому же я даже не зачитывал тебе прав … Правило Миранды …
Ходжес видит, как лицо мальчика закрылось, что те двери в банковское хранилище. Хватило двух слов: правило Миранды.
— Спасибо за заботу, — произносит Пит таким же механическим голосом и открывает дверцу машины. — Но у меня ничего не произошло. Действительно.
— Да нет, произошло. — Ходжес вздыхает, достает из нагрудного кармана визитную карточку и протягивает. — Возьми. Если передумаешь, звони. Что бы это ни было, я могу помо …
Двери закрываются. Ходжес провожает взглядом Пита Сауберса, который стремительно удаляется, прячет карточку в карман и думает: «Дерьмо собачье! Я облажался. Лет шесть назад, даже два года назад, он бы у меня не выкрутился».
Но обвинять возраст слишком легко. Более глубокое сознание, более аналитическое и менее эмоциональное, понимает, что он даже не был близок к своей цели. Думать обратное — иллюзия. Пот подготовил себя к битве, и просто физиологически не мог расслабиться и раскрыться.
Мальчишка доходит до аптеки «Сити Драг», достает из заднего кармана родительский рецепт и заходит внутрь. Ходжес звонит быстрым набором Джерому.
— Билл! Как прошло?
— Не очень хорошо. Знаешь «Сити Драг»?
— Конечно.
— Сейчас он получает по рецепту лекарства. Дуй туда. Он сказал мне, что идет домой, но, если он пойдет не домой, я хочу знать, куда он направится на самом деле. Как думаешь, сможешь за ним проследить? Он знает мою машину. Он не знает твоей.
— Не вопрос. Уже лечу.
Через три минуты из-за угла выезжает Джером. Он втыкается в место, только освобожденное какой-то мамочкой, унесшей двоих детей, слишком маленьких с виду, чтобы учиться в средней школе. Ходжес отъезжает, машет Джерому и едет к месту на Гарнер-стрит, где стоит на страже Холли, одновременно набирая ее номер телефона. Отчет Джерома можно ожидать и вместе.
22Отец Пита, действительно, принимает Виокс с тех пор, как отказался от оксиконтина, но сейчас у него есть большой запас. Сложенный листок, который он достал из кармана, входя в аптеку, это в действительности суровая записка от помощника директора, с напоминанием для всех учащихся старших классов, дополнительный выходной для старшеклассников — это выдумка, и руководство школы будет проверять всех отсутствующих в этот день особенно тщательно.
Записку Пит не выставляет напоказ. Билл Ходжес, может, и пенсионер, но не дурак. Нет, Пит смотрит на нее мгновение, будто проверяя важную вещь, и заходит в аптеку. Внутри он быстро подходит к прилавку в глубине, где ему приветливо улыбается мистер Пелка.
— Эй, Пит. За чем сегодня пришел?
— Ни зачем, мистер Пелка, мы все здоровы, но меня здесь несколько пацанов ищут за то, что я не дал им списать домашку по истории. Не могли бы вы мне помочь?
Мистер Пелка хмурится и направляется к двери. Пит ему нравится, потому что этот парень всегда веселый, даже несмотря на то, что его семья пережила невероятно трудные времена.
— Ну покажи мне их. Скажу, чтобы отстали по-доброму.
— Нет, я сам справлюсь с ними, только завтра. Когда они остынут немного. Просто, ну, если бы я мог выйти через черный ход …
Мистер Пелка заговорщицки подмигивает, мол, понимаю, я и сам когда-то был мальчишкой.
— Конечно. Заходи за прилавок.
Он ведет Пита между полок, забитых мазями и таблетками, затем заводит в маленький кабинет. Там они подходят к двери с большой красной табличкой «СИГНАЛИЗАЦИЯ». Мистер Пелка прикрывает одной рукой кодовою панель, второй вводит несколько цифр, и раздается жужжание.
— Выходи, — говорит он Питу.
Пит благодарит его, ускользает на грузовую платформу снаружи аптеки и спрыгивает на покрытый трещинами цемент. Переулок выводит его на Фредерик-стрит. Он озирается вокруг, не видит «Приуса» бывшего полицейского и бросается бежать. К Ловер-Мейн-стрит Пит подходит через двадцать минут, и хотя голубого «Приуса» нигде не видно, по дороге он делает несколько неожиданных поворотов, на всякий случай. Едва он поворачивает на Лейсмейкер-лейн, его телефон снова вибрирует. На этот раз послание от сестры.
Тина: Разговаривал с мр. Ходжесом? Надеюсь что да. Мама знает. Я не рассказывала, она сама узнала. Пожалуйста, не сердись на меня.
«Как будто я могу на нее сердиться», — полагает Пит. Если бы их разница в возрасте была на два года меньше, тогда, возможно, между ними и было какое-то соперничество, хотя и тогда вряд ли. Иногда сестра его раздражает, но он никогда не сердился на нее по-настоящему, даже когда она совсем мучает его.
Итак, тайна денег раскрыта. Но, возможно, ему удастся убедить их, что, кроме денег, он ничего не находил, и скрыть тот факт, что он пытался продать имущество убитого человека только для того, чтобы сестра смогла учиться в школе, в которую никогда бы не попала обычным путем. И ее тупая подруга Эллен останется в прошлом.
Пит понимает, что ему не выйти сухим из воды, но в какой-то момент — возможно, сегодня днем, когда он наблюдал за приближением стрелок часов к трем, — это стало не таким уж важным. Чего ему на самом деле хочется, то это отправить записные книжки, особенно те, с двумя последними романами о Джимми Голде, в Нью-Йоркский университет. Или в «Нью-Йоркер», поскольку это они в пятидесятых напечатали почти все рассказы Ротстайна. И сообщить об этом Эндрю Халлидею. Ага, ткнуть его мордой. Халлидей не сможет ничего продать из поздних работ Ротстайна богатому коллекционеру, который станет хранить их в потайной комнате с кондиционированным воздухом рядом со своими Ренуарами, Пикассо или драгоценной Библией пятнадцатого века.
Когда Пит был еще совсем мелким, он воспринимал записные книжки, как сокровище. Его сокровище. Сейчас он уже понимает, что к чему. И не только потому, что влюбился в грубоватую, смешную, а иногда и безумно трогательную прозу Джона Ротстайна. Эти записные книжки никогда не принадлежали ему одному. Они никогда не принадлежали и только Ротстайну, что бы он там не думал, прячась от мира на нью-гемпширской ферме. Они заслуживают того, чтобы их увидели и прочитали все. Возможно, небольшой сдвиг, что обнажил угол сундука в тот зимний день, и был только случайностью, только Пит в это не верит. Он верит, что, подобно крови Авеля, записные книжки кричали из-под земли. И если эта вера делает его отмороженным на всю голову романтиком, следовательно, таким он и есть. На некоторое дерьмо таки не насрать.
