— Так и есть! — то ли обрадовано, то ли, напротив, сокрушенно заключил эксперт и медленно, словно что-то удерживало его, выпрямился, постоял с минуту и пошел к автобусу. — У нее вырезана печень, — процедил через плечо.
— Как так вырезана? — не слишком удивился капитан. Участковый в недавнем прошлом, он заочно окончил юрфак, но, перейдя на оперативку, не прикипел сердцем к работе. Соблюдение самых необходимых формальностей — это все, что его волновало.
— Очень просто: вырезана, — пожал плечами эксперт, залезая в кабину. — Не думаю, чтобы скальпелем, но вполне профессионально. Это видно хотя бы по характеру разреза: хирургический. Операцию, надо думать, провели уже после смерти.
— Вы уверены? — подал голос прокурор. Он курил сигарету за сигаретой, нетерпеливо поглядывая на часы. У него были грандиозные планы на этот день. Жена с дочкой отбыли на дачу, а старый, еще со школьной поры приятель уже час дожидался в Серебряном бору с двумя милыми дамами. Дежурство закончилось в десять утра, но сменщик почему-то запаздывал. Вот и пришлось за здорово живешь искупать чужие грехи. Одна мысль об этом вызывала прилив желчи. В «дипломате», что покоился на заднем сиденье, лежали бутылка шампанского, литр «Смирновской» и шоколадный набор. Словом, незапланированный выезд оказался более чем некстати. — Обычно вы не торопитесь с заключением. Даже после вскрытия, — попенял, выдержав продолжительную паузу.
— Считайте, что оно состоялось, — устало вздохнул Левит, — хотя свою часть работы мы безусловно проделаем. Тогда и получите по всей форме, но полагаю, что не ошибся.
— От чего наступила смерть?.. Передозировка?
— Там видно будет.
— Или не будет? — Нервно притоптывая носком ботинка, прокурор следил за тем, как лениво и незаинтересованно возится, собирая вещдоки, оперативник. Кроме плаща и смятого фильтра от сигареты, почитай, ничего и не нашли. Мусор в кустах едва ли имел отношение к преступлению. — Вы же знаете, что от этого зависит квалификация, — мгновенное раздражение, которое вызвало в нем бесцельное топтание Сереброва, лишь усилило инстинктивную неприязнь к эксперту. — Либо я должен возбудить дело об убийстве, либо… о похищении человеческих органов. Даже мало-мальски толковой статьи на сей счет не имеется… Депутаты долбаные!
— Сочувствую, но ничем помочь не могу. Ситуация явно не тривиальная. На моей памяти это уже третий случай. Прошлой осенью в Бескудникове обнаружили труп молодой женщины с удаленной печенью. По-моему, дело так и осталось нераскрытым. Не слыхали?
— Я здесь человек новый… Вы в самом деле намекаете на контрабанду органов для пересадки? Бизнес весьма прибыльный.
— В голову не возьму… Вообще-то навряд ли. Кому нужна печень наркоманки? При первом же биохимическом анализе выяснится.
— Тогда что? Людоедство?
— Слишком уж изощренно для нынешних-то гиен. Нет, тут другое… Как-никак поработал хирург! Но зачем? Для чего? Ритуальным каннибализмом тоже вроде не пахнет. Мы хоть и впали в первобытное состояние, но не настолько ж…
— А если настолько? Вот вы говорите — японцы. Шайка, как там она называется, ну этого лохматого выродка?..
— Асахары?..
— Именно! «Сёнрике»!.. Разработка японская, а только у нас в Москве сектантов в три раза больше, чем в Токио. Опять мы впереди планеты всей. Лично я ничему не удивлюсь. Распад полный. Случаи самого отвратительного людоедства повторяются с завидным постоянством. И голод тут ни с какого боку. Растление нравов. Это же надо придумать такое: печенка!
— Японцы в войну практиковали, на пленных. Или, к примеру, взять дикарей. У них печень считалась вместилищем жизненной силы, если хотите, души. Вот и жрали требуху поверженных врагов, в надежде укрепить воинскую доблесть. Но от бабы, я вас спрашиваю, дикарю какой прок?
— Цинизма вашему брату не занимать, — усмехнулся прокурор. — Маньяк — вот и весь сказ. Это многое объясняет… Вы там скоро, Серебров? — окликнул он капитана.
— Будем увозить, — с облегчением кивнул оперативник, точно только и ждал, что кто-то возьмет на себя инициативу. — Приступайте, — он махнул рукой санитарам, подкреплявшимся возле своей труповозки.
— Кого вы имели в виду под братом? — подозрительно покосился на прокурора Левит.
— Каким братом? — не понял Симаков. Предвкушая купание, шашлычки на траве и прочие прелести, он мысленно был уже в Серебряном бору.
— Вы о чем?
— О цинизме. Сами только что выразились.
— В самом деле?.. Я уже забыл, по какому поводу. А, печень! Почему все патологоанатомы, кого я знал, склонны к кладбищенским шуткам? Атмосфера морга сказывается?
— Морг, кладбище — это неизбежный итог, — не без удовольствия отбрил Левит. — У нас ассортимент, как говорится, готовый. Хотите знать производителей? Я скажу: преступники — раз, прокуроры — два. Потому-то и юмор у них расстрельный. У тех, кого я знал.
Симаков пристально посмотрел, но ничего не ответил.
— Знаю, что не обрадую, но придется вам, батенька, поднимать то, нераскрытое, — ехидно осклабился Левит.
— Это еще зачем?
— Придется, придется… Дело, конечно, ваше, но, как пить, придется. Помяните мои слова.
Санитары застегнули пластиковый мешок, опустили на брезентовые носилки и через заднюю дверь погрузили в «рафик».
— Все, — сказал Серебров. — Можно ехать.
— У той дамочки, — усаживаясь на свое место, Левит многозначительно поднял палец, — у той, что в Бутове, была точно такая же наколка.
— И нашли ж местечко, лахудры! — хмыкнул Серебров. — А третий?
— Что третий?
— Вы же говорили, что на вашей памяти это уже третий случай?
— Тогда второй, если уж по порядку… И тоже женщина. В морге дожидается. На прошлой неделе нашли, в Бутове. Никак руки не дойдут: уйма работы.
— И наколка имеется?
— Наколки я как-то не приметил, но печени скорее всего не досчитаемся. Надо будет сегодня же проверить. И как это я, старый дурак, сразу не сообразил! Ведь своими глазами видел… Тот же разрез! Эх, сразу было надо прощупать…
— Успеете. Никуда она от вас не уйдет.
— Вы не знаете, что у нас в моргах творится! Мест катастрофически не хватает. Ни жить не дают по-человечески, ни помереть.
ТОЛЬКО ТАМПАКС!
Глава четвертая
«А это был не мой чемоданчик…»
Первое упоминание о кейсе, поставившем на уши все спецслужбы Москвы, проскочило в начале передачи «Времечко». В характерной для лихой бригады наплевательской манере было заявлено, что зритель «не узнает о пропаже контейнера с радиоактивным кобальтом на складе производственного объединения «Светоч», о дерзком нападении на генерального директора Агентства печати «Вести», а также о находке — где бы вы думали? — в Московском метро президентского чемодана с ядерной кнопкой».
При этом ведущий костяшками пальцев отбил барабанную дробь и пропел хорошо всем известный куплет:
А это был не мой чемоданчик…
Если отбросить назойливые потуги на остроумие, то текст целиком был заимствован из анонса в «КС», что полностью устраивало Саню Лазо. Лучшей рекламы в канун выхода репортажа трудно было бы пожелать. Два экземпляра завтрашнего выпуска лежали рядом с ним на диване. Середину второй полосы занимал крупный коллаж, на котором красовался вырезанный из «Бунте» чемоданчик. Жуткий атомный гриб и палата для буйнопомешанных составили соответствующий фон. Натюрморт дополнили генеральские погоны.
Прослушав вполуха сообщение о найденной возле МГУ мертвой женщине, у которой неизвестные злоумышленники похитили печень, Саня выключил телевизор и принялся обдумывать план завтрашней встречи. Он явно погорячился, посулив проблемную статью. Для аналитического исследования материала не хватало. Это выяснилось при разборке досье. Чтобы не потерять лицо и забить дыру в номере, пришлось дать репортаж с места событий. Получилось забористо, с отчетливым сатирическим уклоном. Памятуя о статье, которую все же надеялся написать, Саня, не расставив всех точек над «и», подпустил толику мистификации. Читатель, который не ходит голосовать, заслуживает, чтобы его слегка попугали. Сопоставив уже состоявшийся репортаж с еще нерожденной статьей, он набросал основные вопросы, которые намеревался задать, не переставая удивляться и радоваться удачному стечению обстоятельств. Выйти на того самого конструктора, который когда-то дал интервью конкурентам, оказалось куда проще, чем можно было предполагать. Перелистывая записную книжку, Лазо неожиданно наткнулся на телефон Лиды Ермоловой, работавшей в редакционном секретариате. Они познакомились прошлой осенью в Репине, на каком-то киношном семинаре, пару раз переспали и, сохранив друг о друге приятные воспоминания, разъехались по домам. В самом начале весны, когда были завершены все формальности развода, второго на протяжении семи лет, Саня, одурев от беспокойного ощущения неприкаянности, вспомнил про Лиду и позвонил. Они встретились — было как раз воскресенье, отлично отобедали в Домжуре и сразу поехали к нему в Крылатское. Характер у Лиды был жизнерадостный, легкий. Ни о чем не спрашивая, она осталась на ночь, которую они провели без сна, а утром безмятежно укатила к себе в редакцию. Больше они не виделись. За истекшие три месяца Саня успел побывать в Чечне и на холяву съездить в бизнес-круиз по островам Эгейского моря, где обзавелся знакомством с длинноногой, гибкой, как лоза, фотомоделью, а под самый конец — и с женой известного банкира Лорой, роскошной сорокалетней женщиной. Предпочитая всем радостям жизни постель, она обожала роскошь и, главное, знала в ней толк, будь то бриллианты, меха, коллекционный фарфор или антикварная мебель. Необузданная, капризная, но ласковая и страстная, Лора целиком завладела всеми его помыслами. Каждая встреча была, как праздник, который мог оказаться последним. Неудивительно, что тихая Лидочка напрочь выскочила из головы.
