Старик вышел на Гели Бауэр в момент, когда она увольнялась из вооруженных сил. Преданная армии и ее традициям душой и телом, Гели оказалась не в силах выносить чванливых бюрократов в мундирах и того, что вербовать на службу, по ее мнению, стали всякий сброд. Тут и подвернись Годин – о такой работе она мечтала всю жизнь, да только прежде не верила, что подобная возможность где-либо существует.
Ей было предложено возглавить службу безопасности спецпроектов компании "Годин суперкомпьютинг". Оклад – 700 тысяч долларов в год. Сказочное предложение, бешеные деньги. Впрочем, Годин миллиардер, может себе позволить. Условия найма уникальные. Выполнять любые приказы Година, не задавая вопросов и при необходимости переступая через все законы. Абсолютный запрет разглашать, на кого она работает, в какой компании и чем занимается. Нарушение карается смертью. Гели получила право нанимать кого угодно в свою службу безопасности – но на тех же условиях: абсолютная секретность и то же наказание за болтливость. Ее особенно поразило то, что такой публичный деятель, как Годин, осмелился столь недвусмысленно сформулировать свои требования. Позже она узнала, что Годин вышел на нее через ее отца, генерала Бауэра. Это разъяснило многое. Гели уже давно практически не общалась с отцом, но он, в силу своего положения, имел возможность знать о ней все. А по тому, как Годин иногда поглядывал на нее, она угадывала, что ему известно о ней больше, чем хотелось бы. Вероятно, кое-что просочилось из Ирака после операции «Буря в пустыне». Питер Годин нанял не просто суперэксперта по безопасности. Он хотел иметь в своем распоряжении профессионального убийцу. Что ж, Гели была и тем, и другим.
А Джон Скоу не был ни тем и ни другим. В отличие от Година, который когда-то служил матросом и воевал в Корее, Скоу был ветераном лишь академических боев. Будучи заметной фигурой в Агентстве национальной безопасности, он никогда не видел крови на собственных руках и рядом с Гели порой выглядел человеком, которому сунули поводок с питбультерьером.
– Гели, – повторил Скоу, – вы меня слышите?
– Профессор Вайс явилась к Теннанту домой, – сказала она в головной телефон.
– С какой стати?
– Не знаю. Нам не удалось подслушать их беседу. Сейчас они вдвоем едут к дому Филдинга. Лу Ли Филдинг звонила Теннанту. Очень расстроенная.
Скоу секунду-другую молчал.
– Отчего бы им и не утешить вдову? Что здесь такого?
– Уверена, именно так будет звучать их версия происходящего.
Детали она пока придерживала – пусть Скоу сначала отреагирует на ситуацию в целом.
– Позволим им зайти в дом?
– Разумеется. Вы же будете слышать их разговор, да?
– Возможно, нет. Уже была проблема с микрофонами в доме Теннанта.
– Что за проблема?
– Теннант залепил микрофоны замазкой. И что-то делал с видеокамерой – она стояла на треноге напротив пустого стула. Мой человек проверял – пленки там нет. – Гели сделала паузу, чтобы Скоу проняло как следует. – Теннант нейтрализовал микрофоны; следовательно, хотел что-то записать на видеопленку или поговорить с профессором Вайс без посторонних ушей. В любом случае это выглядит паршиво.
Она помолчала, слушая сопение Скоу в трубке.
– Все в порядке, – наконец сказал он. – Не волнуйтесь, ситуация рассосется.
– Похоже, вам известно что-то, чего я не знаю, сэр, – отчеканила Гели.
Скоу только хихикнул в ответ на заряд презрения, вложенный в последнее слово «сэр». Тертый калач из Агентства национальной безопасности был по-своему довольно крут. Умел явить отрешенную холодность математического ума.
– Знать больше – привилегия босса, Гели. Кстати, сегодня утром вы проявили себя молодцом. Я приятно поражен.
Гели вспомнился труп Филдинга на полу кабинета. Ликвидация прошла довольно гладко, хотя задумана была по-глупому. Уж если убивать, тогда и Теннанта заодно. Чего проще организовать совместную поездку Филдинга и Теннанта, мало ли куда… Банальная автомобильная катастрофа. И концы в воду.
– Теннант уже переговорил с президентом, сэр?
– К сожалению, понятия не имею. Именно поэтому держитесь на расстоянии. Контролируйте ситуацию, но ничего не предпринимайте.
– "Федерал экспресс" днем доставил Теннанту какое-то письмо. Мы до него добраться не смогли – прихватил с собой в машину. Однако мы обязаны знать содержание этого письма.
– Сумеете кинуть взгляд – прекрасно. В противном случае хотя бы выясните в "Федерал экспресс", кто отправитель.
– Этим уже занимаются.
– Хорошо. Только не…
На том конце провода далекий голос жены Скоу позвал: "Джон!"
– Ладно, держите меня в курсе, – поспешно закончил Скоу и повесил трубку.
Гели закрыла глаза и сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Она настаивала на ликвидации Теннанта вместе с Филдингом, однако Годин уперся как баран. Да, соглашался он, Теннант нарушал инструкции и встречался с Филдингом вне служебных помещений. Да, Теннант поддержал попытку Филдинга приостановить выполнение проекта «Тринити». И проект временно заморозили как раз благодаря личному знакомству Теннанта с президентом. Но не было никаких доказательств, что Теннант помогал англичанину сорвать проект или что Филдинг делился с ним опасной информацией, которой он обладал. Так как Гели не имела ни малейшего представления, что стояло за словами «опасная информация», ей было крайне трудно решать, оставить Теннанта в живых или нет. Она могла лишь напомнить Годину поговорку «Береженого Бог бережет», но тот не уступил. Ничего, уступит. И очень скоро.
Гели произнесла: "Фотография. Филдинг, Лу Ли".
На мониторе появилось изображение темноволосой китаянки. Лу Ли Филдинг, в девичестве Ченг. Родилась в Кантоне, КНДР. Сорок лет. Специалист по прикладной физике. Профессор.
– Еще одна ошибка, – проворчала Гели. Лу Ли Ченг нечего делать в Соединенных Штатах, а уж тем более рядом с научной верхушкой самого засекреченного экспериментального проекта в стране!
Гели связалась с Томасом Корелли в автомобиле наблюдения рядом с домом Филдинга.
– Видите что-нибудь необычное?
– Нет.
– Могли бы вы обыскать машину Теннанта, когда он приедет?
– Смотря где припаркуется.
– Найдете в машине конверт "Федерал экспресс" – откройте, прочитайте и аккуратно положите на место. И снимите на пленку момент их приезда.
– Без проблем. А что мы, собственно, ищем?
– Сама пока не знаю. Выполняйте.
Гели взяла со стола пачку «Голуаз», вынула сигарету и оторвала у нее фильтр. При вспышке спички она увидела свое отражение на мониторе. Золотые волосы, высокие скулы, синевато-стальные глаза, зловещий шрам после ожога… Она так привыкла к уродливому бугристому наросту на левой щеке, что считала его неотъемлемой частью своего лица – как глаза или рот. Один пластический хирург как-то предложил ей даром удалить отметину, но она решительно отказалась. Шрамы имеют свой смысл: напоминают о полученных ранах. Этот шрам оставила рана, которую Гели поклялась никогда не забыть.
Она тронула клавишу – и подключила к своим наушникам микрофоны в доме Филдинга. Затем сделала глубокую затяжку, откинулась в кресле и пустила струйку едкого дыма в потолок. Много чего Гели Бауэр ненавидела, но больше всего она ненавидела ждать.
Мы ехали в полном молчании. «Акура» мчалась в сумерках без задержек: от моего пригорода до дома Эндрю Филдинга, неподалеку от университета штата Северная Каролина в Чапел-Хилле, в этот час вечера дорога почти пуста. Рейчел, как я и ожидал, была возмущена запретом разговаривать, принимая его за очередную блажь моего воспаленного воображения.
Когда я только начал работать в проекте «Тринити», меня поразили изуверские методы обеспечения безопасности, которые попирали все права человека. Другим ученым это было не в диковинку, в том числе и Филдингу. Все они прежде участвовали в сверхсекретных проектах и воспринимали навязчивые меры безопасности как необходимое зло. Впрочем, в «Тринити» даже привычные ко всему ветераны стонали: мол, тут что-то совершенно беспрецедентное!
Наблюдение было всеохватывающим и повсеместным: за нами и вне лабораторного комплекса постоянно приглядывали! Любые протесты гасили строгим лаконичным напоминанием: американские ученые, создававшие атомную бомбу, жили многие месяцы за колючей проволокой – вот как тогда боялись утечки информации! А вам после рабочего дня позволено гулять на свободе, вот и приходится платить кое-какими неудобствами.
Филдингу с некоторых пор это перестало казаться убедительным аргументом. Почти еженедельно кого-нибудь из ученых – якобы по методу случайного тыка – усаживали за детектор лжи. От нас не скрывали, что и у себя дома мы не совсем наедине с собой. Сегодня днем, прежде чем начать записывать видеопослание, я был вынужден залепить замазкой крошечные отверстия в стенах, за которыми скрывались сверхминиатюрные микрофоны. Филдинг когда-то нашел их с помощью специального сканера, который он смастерил у себя дома, и пометил булавками. Теперь пригодилось.
