– Ну так чего? Подписываемся на авантюру или нет? – Линна разворачивается к нам лицом, держа в каждой руке по дымящейся кружке. Она вновь улыбается, хотя в глазах особого веселья незаметно. Протискивается мимо меня и ставит кружки на комод, расплескивая чай на сосновую крышку. – Могли бы отправиться уже в следующем месяце.
– Так скоро? – Я перехватываю взгляд Дейзи, но она лишь пожимает плечами. У нее есть босс, Ян, которым она вертит как хочет. Он разрешает ей приходить на работу в «Кингс армс» – так называется его паб – в любое время, так что и глазом не моргнет, если она вдруг объявит, что берет трехнедельный отпуск. Ну, а Линна – массажер-ароматерапист и арендует помещение в одном из салонов красоты, так что она тем более может уехать в любое время. Зато Джефф не даст мне так просто отправиться в Непал, да еще на три недели…
– У тебя по трудовому кодексу есть право на отдых, – замечает Дейзи, словно читая мои мысли. – А можешь и просто уволиться.
– Дейзи…
– Да знаю я, знаю, – вскидывает она обе ладони, как бы сдаваясь. – Но если не поедешь, я с тобой перестану разговаривать.
– Поклянись.
– Ха-ха, очень смешно.
– Так да или нет? – Линна скрещивает руки на груди. – Мы едем в Непал или что?
– Едем, если сможем уговорить Ал.
Дейзи ухмыляется:
– А вот это предоставьте мне.
Понятия не имею, над чем Дейзи с Линной так заливаются. Сегодня наш первый вечер в Непале, бар набит под завязку, а Линна к тому же меня опередила, шмыгнув на последнее свободное место, так что я теперь еле сижу на самом краешке, подпирая плечом низенькую перегородку, что отделяет клиентуру от рок-группы на сцене. Впрочем, это я так просто сказала «рок-группа»; на самом деле четыре непальца-музыканта играют нечто несусветное. Барабанщик с бас-гитаристом не попадают в ритм, а тот, кто на соло-гитаре, вообще изображает что-то сугубо свое. Дейзи кивает мне через весь стол, вываливает язык и, приложив пальцы к вискам, строит себе рожки, напоминая Джина Симмонса[4] с безупречным макияжем, только блондинистого.
– Давай! Еще! – вопит она и с таким азартом принимается махать гривой в такт гитарному соло, что сам Джимми Пейдж[5] прослезился бы. Я хватаюсь за свое пиво, заметив, до чего опасно раскачивается столик.
– Вот это да! – восторженно восклицает Дейзи, растирая шею и поглядывая на рок-группу в ожидании их реакции. Гитарист показывает ей два больших пальца и выкрикивает что-то нечленораздельное.
Линна уже икает от смеха, словно в жизни не видела ничего забавнее, в то время как Ал, сидящая слева от меня, залпом приканчивает свою бутылку и тянется к мобильнику. Вайфая в этом баре сроду не было, но это не мешает ей каждые пару минут проверять, нет ли сообщений.
– Теперь по маленькой! – заявляет Дейзи, прыгая на стуле. – Устроим игры на выпивку!
– Чур, я первая, – говорит Линна, собираясь встать и уже отодвинув стул.
Дейзи протестующе машет рукой.
– Сиди-сиди, я сгоняю. Ты еще успеешь.
На наш столик спускается тишина, потому что музыканты ушли на перекур, а Дейзи уже на полпути к стойке; джинсовые шорты приспущены до отказа, лямка красного лифчика дразнится на голом плече из-под черного топика, так что всякий мужик, мимо которого она дефилирует, невольно провожает ее взглядом. Дейзи – единственная из всех знакомых мне женщин, которая при ходьбе действительно крутит бедрами.
Линна локтем подталкивает Ал.
– Смотри, смотри! Видишь вон ту парочку возле окна? Бьюсь об заклад, она ему руку в штаны запустила… У-у, бесстыжая!
– Умгум, – мычит Ал, не отрывая взгляда от мобильника.
Не могу отделаться от впечатления, будто она нутром чует, что вся наша нынешняя бесшабашность – рискованные шуточки, разбитное подыгрывание музыкантам, море выпивки – все это чисто показное, лишь бы отвлечь ее от мыслей про Симону. Значит, не сработало. В своем нормальном состоянии Ал с ходу подхватывает веселье и, под стать Дейзи, так и норовит подколоть, но вот уже два месяца – то есть с того дня, когда мы объявили ей, что едем в Непал – она словно в раковину забилась. Никак наружу не выманить, хоть ты тресни.
– Ладно, я в сортир, – встает она, сует телефон в карман своих милитаристских штанов и отчаливает.
Мы провожаем ее взглядом.
– Ну, как настроеньице? – спрашивает Линна. – Завтра в Покхару едем, не забыла?
– Жду не дождусь отмассироваться, не то мне каюк. Сколько там часов на автобусе, ты говоришь?
– Пять с половиной.
– Жесть.
– Я тут видела магазинчик на углу. Думаю, после завтрака надо будет запастись там водой и кое-чего перекусить. Ну и всяко по мелочи.
– Умно.
Я обвожу бар взглядом. Мы сидим на втором этаже забегаловки, что стоит на главной улице Тамеля, главного туристического гетто Катманду, и автомобильные гудки назойливо вливаются сквозь распахнутые окна. Стены тонированы чем-то темно-красным и украшены китайскими фонариками, между которыми развешаны картины с храмами и горными пейзажиками.
– Девчонки! – В поле зрения вновь объявляется Дейзи с подносом в руках: восемь водочных стопок. Одновременно с ней к столику возвращается Ал. – Там возле стойки есть такая стена, куча народу уже расписалась… И нам бы надо, а? Пошли?
* * *
– Так чего писать-то? Я что-то не соображу… – Дейзи в задумчивости прикусывает мелок, что держит в руке, – и аж подпрыгивает, когда в воздухе разносится омерзительный скрип.
– Зато я знаю.
Сосредоточенно подперев щеку языком, Ал водит мелом по стене, которая скорее напоминает классную доску, полную дурацких рисунков, сообщений, дат, а теперь и трехэтажной матерщины в адрес Симоны.
Прочитав пожелание, Линна закатывает глаза.
– Ал! Ты что, серьезно? Этого нельзя тут оставлять!
– Отчего же? – Сложив руки на груди, та одобрительно рассматривает результат собственного труда.
– Потому что нельзя ничего негативного. Вся наша поездка как бы символизирует новое начало.
– Ну хорошо, – кивает Ал, натягивает обшлаг рукава на кулак и стирает им надпись, но не до конца.
– «Твою мать»? – недоуменно зачитывает Линна под дружный смех. – И это все?!
– Большего вы от меня не добьетесь. Эмма, твоя очередь. – Она вручает мне мелок.
– О господи… – Я оглядываюсь на Дейзи, которая до сих пор мучительно размышляет, успев вымазать мелом всю нижнюю губу. – Я тоже не знаю…
– Тогда дай мне.
Линна выхватывает мелок у меня из руки, и не успела я хоть что-то возразить, как она делает решительный шаг к стене и принимается быстро-быстро писать. Закончив, отходит назад, лучась самодовольной улыбкой.
– Чего? – Ал щурится, вглядываясь в надпись. Та намного длиннее прежних посланий, и, чтобы все поместилось, Линне пришлось выписывать слова как бы змейкой, пропуская их между чужих каракулей.
– Это цитата из Майи Энджелоу, – заявляет Линна. – «Нас всех до боли тянет к дому: туда, где чувствуешь себя в безопасности и где тебя, ни о чем не спрашивая, принимают такой, какая ты есть».
Я отчаянно борюсь с желанием закатить глаза под потолок. Это называется «дайте Линне волю». Там, где все рисуют члены да задницы, изредка вставляя фразы типа «Люблю пиво!», она взялась строить из себя доморощенного философа.
– Так. Ясно. А ну-ка… – Я выкручиваю мелок у нее из пальцев и, выписывая слова, зачитываю их вслух: – «Эмма, Дейзи, Ал, Линна: путешествие мечты».
Дейзи плечом отталкивает меня в сторону, стирает концовку про путешествие и заменяет его на «друзья до гроба».
– Вот! – отступает она на шаг и стягивает всех нас в одно неуклюжее, неловкое объятие. – Учитесь, пока я жива!
* * *
Пошарив в рюкзаке, Ал достает пару банок светлого и одну швыряет мне. Мы покинули бар минут тридцать назад и даже успели вернуться в гостиницу, потому что, по идее, пора баиньки, но у Ал, похоже, другие планы.
Я ловлю свою банку с пивом.
– И за что мне такая честь?
Ал присаживается на кровать, сбрасывая кроссовки.
– За то, что цирк из себя не корчила.
– В смысле?
– Я про сегодня. Дейзи с Линной… это ж они специально напритворялись, так? Клоунессы недоделанные.
– Они просто хотели тебя растормошить.
Я пшикаю язычком банки и делаю долгий глоток. Чтобы решить, кто с кем окажется соседками по номеру, мы бросили жребий. Линна хотела с Ал, заявив, что мне будет лучше вместе с Дейзи, но та заявила, что «для смеха» надо бы перетасоваться по-иному, тем более что и в пансионате, и в заповеднике для сафари у нас будут также двухместные номера.
– Я знаю. Да я бы даже посмеялась, если бы все это не выглядело до блевоты жалким.
– Ал!
Она угрюмо усмехается, пряча лицо за пивной банкой:
– Давай-давай, Эмма, признавай очевидное. Я же видела, как тебя саму корежит.
– Ладно… – Я пожимаю плечами. – Ну, допустим. Наверное, надо было просто неоновую вывеску присобачить над нашим столиком: «Мы веселимся!»
