Где-то неподалеку хлопнула дверца автомобиля, заурчал, заводясь, двигатель. А Андрей все смотрел в небо и шевелил пальцами. Хрустнул под колесами гравий. Звук двигателя плавно проплыл мимо, метрах в десяти, замер на пару секунд в некоей невидимой точке, а затем, надсадно взвыв, потянулся дальше, за полоску кустарника, за скверик, стремительно мутирующий в пустошь, и наконец стих.
Вислоухий «дворянин», по-партизански вспахивая иней пузом, переместился еще на метр и теперь жадно втягивал влажным черным носом запах добычи. Андрей усерднее задвигал пальцами. Мало-помалу одеревенелость отступала. Во всяком случае, он почувствовал ступни. Оставалось только встать, забраться в машину и уехать. Проблема заключалась в том, что ему никак не удавалось найти надежную опору. Руки упрямо подламывались в локтях. Мышцы не желали напрягаться. Раз за разом Андрей падал. Преисполненный сарказма пес наблюдал за этими жалкими попытками, каждый раз привставая, словно готовясь к прыжку.
В какой-то момент Андрей упал особенно неудачно — повалился на бок, подставив псу спину. Тот, используя удобную возможность, мгновенно рванулся вперед. Челюсти сдавили предплечье. Пес старался добраться до плоти, но ему мешала толстая ткань пальто. Он мотал головой, остервенело пытаясь разорвать кашемир. Перепуганный насмерть Андрей махнул рукой, переворачиваясь на спину. Дворняга отпрыгнула, но тут же снова пригнула голову и кинулась на жертву. Из ее пасти текла слюна. Андрей неловко шарахнулся в сторону и лягнул псину ногой.
В эту секунду с улицы во двор свернул милицейский «козлик». Темно-зеленый, с синей полоской через весь борт. «Уазик» мощно рыкнул двигателем, подкатил ближе, остановился в паре метров. Дверцы его распахнулись, из салона выпрыгнули двое патрульных. Придерживая фуражки, они поспешили на подмогу Андрею. Первый отвесил дворняге увесистый пинок, и та, скуля, отлетела в сторону.
— Пошла! — рявкнул патрульный, поднимая дубинку.
Пес, поняв, что завтрак не удался, поджал хвост и потрусил прочь, оглядываясь через плечо.
— Твари, развелось их… — пробормотал патрульный, пристегивая дубинку к поясу, и, повернувшись к Андрею, спросил хмуро: — Ну что, друг? Сегодня клево не будет?
— Ох, не будет. — Тот попытался улыбнуться. На белом от страха и холода лице дрожащая улыбка смотрелась вампирски. — Спасибо.
— Из «спасиба», браток, шубу не сошьешь, — ворчливо отозвался все тот же патрульный. — А вчера-то небось небо в алмазах, да?
— Не помню я, ребята, — честно признался Андрей.
— Раз не помнишь, значит, было, — философски заметил патрульный. — В алмазах. Документики-то у тебя имеются?
— В кармане должны быть, в пиджаке, — кивнул Андрей.
Патрульный присел на корточки, аккуратно, двумя пальчиками, отогнул полу пальто, сунул руку в карман пиджака. Слава богу, паспорт оказался на месте. Патрульный перелистал его, проверил прописку, сличил фотографию, вздохнул:
— Что же это вы, Андрей Данилович, посреди улицы-то ночуете?
Андрей только вздохнул и пошевелил бровями.
— Чувствуете-то вы себя как? — поинтересовался второй милиционер.
— Нормально, — поспешно кивнул Андрей, памятуя о существующем до сих пор заведении с лаконично-тошнотным названием: «Вытрезвитель».
— А чего ж домой не идете? — хмуро спросил первый патрульный и, посмотрев на машину, добавил: — Ваша?
— Моя, — отозвался Андрей.
— Хорошая машина, — задумчиво заметил патрульный. — Ладно, давайте-ка, Андрей Данилович, вставать. Утро уже.
Народ скоро пойдет. — И, посмотрев на напарника, скомандовал: — Бери его под правую руку.
Патрульные рывком поставили Андрея на ноги. Тот неуверенно пошатнулся, стараясь сохранить равновесие.
— Во, ексель-моксель, — буркнул патрульный. — Ему же за руль садиться нельзя. Он же готовый до сих пор. Угробит кого-нибудь и сам угробится.
— Да ладно, ребята, — протянул Андрей. — Доберусь как-нибудь.
— Далеко добираться-то? — прищурился патрульный.
— На Максимова.
— Это я в паспорте прочел.
— В Щукино, — конкретизировал Андрей.
Первый патрульный присвистнул, переглянулся с напарником.
— Что? — быстро спросил Андрей.
— Как же тебя к нам-то занесло, голуба? — с сочувствием врача к полоумному спросил второй милиционер, ненавязчиво-привычно переходя на «ты».
— А мы где?
— Да мы-то, брат, в Царицыне. Слыхал про такое?
— Слыхал, — покорно кивнул Андрей.
— Что же нам теперь с тобой делать? — задумчиво спросил второй. — В вытрезвитель, что ли, отправить? Поспишь, в себя придешь, а?
— Не надо в вытрезвитель, — попросил Андрей. — Ребята, я в норме.
— Жалко мужика, — сказал первый патрульный. — Может, ему эта ночевка в вытрезвителе всю карьеру на дно пустит. Давай так сделаем, я его на этой «девятке» отвезу и вернусь. Нам спокойнее, ему тоже. И сам дома, и машина в целости-сохранности. А я как раз к пересменке обернусь.
— Не обернешься, — покачал головой второй. — Опоздаешь. Ты прикинь по времени. А мне за тебя перед дежурным оправдываться. Считай, оба без тринадцатой останемся. Не хочет в вытрезвитель — не надо. Пусть добирается своим ходом. Позвоним дорожникам, чтобы машину на платную стоянку отбуксировали. Или можно его пока в «обезьянник» определить. Пусть покемарит пару-тройку часиков. А после сдачи с ним новая смена разберется.
Сказав все это, второй патрульный уставился на Андрея, явно ожидая определенной реакции, которая и не замедлила последовать.
— Ребята, давайте без эксцессов, — предложил тот, роясь в кармане пальто. — Помогите мне добраться до дома, а я в долгу не останусь. Работу оплачу и такси. — Выудив негнущимися пальцами пухлый бумажник, извлек из него две стодолларовые купюры, протянул патрульным. — Это за работу. В качестве компенсации. И вот еще… за такси.
Третья сотенная перекочевала в карман первому патрульному. Второй с сомнением покачал головой, вздохнул, махнул рукой:
— Ладно, поезжайте. И смотрите, в аварию не вляпайтесь. А то ведь с нас головы снимут.
— Не волнуйся, — подмигнул напарнику первый. — Все будет нормалек. — Подхватив Андрея под локоть, сказал: — Ну что, друг, поехали? Тебя уж, поди, дома заждались?
Андрей только вздохнул. О том, что ждет его дома, думать не хотелось. Они пошли к машине.
— Эй! — донеслось из-за спины. Андрей и патрульный обернулись. Второй милиционер указывал пальцем на полы Андреева пальто: — Ты бы отряхнулся, брат. Пальто вон в грязи все.
Андрей послушно приподнял полу. Действительно испачкался. Обе полы забрызганы чем-то темным, почти черным, похожим на густую, жирную грязь. Тряхнул, потер рукой. Не отчищается, зараза. Но не грязь, катышки не сыплются. Придется теперь в чистку отдавать. Вот же невезуха.
— Поехали? — напомнил о себе первый патрульный. — У меня через полтора часа смена.
— Да, конечно, — покорно согласился Андрей. — Поехали.
24 Октября. День. ВолинВолин потянулся за сигаретой. Скобцов описывал произошедшее отстраненно, но достаточно подробно. Он забывай какие-то детали, но в других был невероятно точен. Волин отчетливо представлял себе двор и эти обшарпанные мусорные бачки. И патрульных. И даже рыжую здоровущую дворнягу с желтыми глазами.
«Кожаный» Паша щелкнул зажигалкой. Не из услужливости, а из самой обычной вежливости. Волин поблагодарил, затянулся, спросил Пашу:
— Личности патрульных установили?
— Откуда? — вздохнул тот. — Он же, — кивок на Скобцова, — показания давать отказался. Но теперь-то выясним. Обязательно.
Волин кивнул, хотя и сам пока толком не понимал, зачем ему понадобились эти два милиционера. Ну подтвердят, что нашли Скобцова именно у помойки и именно в таком виде, в котором он говорит. И что дальше? Что это даст следствию? Да ничего. Кстати, если уж быть совсем точным, факт «беспамятства» работает-то как раз против Скобцова. Подобная симптоматика характерна для шизофрении. Надо будет пригласить эксперта. Психиатра.
Волин раздавил окурок в пепельнице.
— Скажите, а как часто у вас случаются провалы в памяти?
— Довольно часто.
— И давно?
— Месяца полтора.
— Вы обращались к врачу?
— Понимаете, — Скобцов смутился, — если бы в банке стало известно, что у меня… то есть что я…
— Ясно, ясно, — кивнул Волин. — Вас бы уволили.
Скобцов кивнул.
— Да. Иметь дело с человеком, страдающим подобной «забывчивостью», чревато, — сказал он. — Мало ли какие бумаги он может наподписывать, а потом даже не вспомнит. Поймите правильно, для меня очень важна работа. Очень.
Волин понимал. Сегодняшний день не принес ничего нового по сравнению с днем вчерашним. Как и пятнадцать лет назад, если уж на человека навешивали ярлык, то содрать его можно было только вместе с кожей.
