Она устала убегать и чувствовать себя измотанной. Паранойя, дикая потребность постоянно оглядываться через плечо — все это наконец ушло.
Гэвин мог держать ее на поводке, но он был длинным и метафорическим. Если бы она убежала, он бы нашел ее. Он сказал ей, что найдет, и она поверила. Днем она могла делать все, что хотела, что было легко, поскольку Вэл никогда собственно ничего и не хотела, но ночи принадлежали ему.
Иногда она выходила на улицу, чтобы доказать себе, что еще может, и удивлялась тому, что мир безмятежно продолжает жить, как будто все несчастья, скрывающиеся под сияющей, сверкающей поверхностью, просто не могут существовать, пока нет солнца.
Но они могут, думала Вэл. На самом деле, на свету все гораздо хуже.
Все намного неотвратимее.
***
Она оставила себе телефон. Гэвин не хотел, но она настояла. Это номер был у ее родителей, тот, которым, как они ожидали, она будет пользоваться. Они все еще думали, что она живет в Сан-Франциско, и Вэл еще не придумала, как сказать им обратное.
После того тревожного звонка мать настаивала на встрече с ней, говорила, что хочет «навестить», хотя Вэл знала, что на самом деле она хочет проверить, как у нее дела.
— Я в гостях у друзей, — солгала она. — Но, может быть, ты сможешь приехать сюда?
— Я могу подождать, пока ты вернешься. Когда это будет?
— Эм, я не знаю, — снова солгала Вэл. — Мы снимаем дом — «ложь» — но у меня много свободного времени, и на улице хорошо, так что, может быть, ты просто навестишь меня здесь.
— Вэл, — проговорила ее мать, и она вздрогнула от этого тона. — У тебя проблемы?
«Почему все продолжают спрашивать меня об этом? Они что, видят это на моем гребаном лице?»
— Я… — Вэл посмотрела на что-то, потом в сторону. — Я просто очень занята, и правда хочу тебя увидеть, и было бы намного проще, если бы ты просто приехала сюда.
— Хорошо, — проговорила ее мать миролюбиво, но вместе с тем как-то настороженно. — Я приеду туда.
Вэл положила трубку, бросив еще один затравленный взгляд на наблюдающего за ней Гэвина.
— Тебе что-то не нравится? — огрызнулась она, вздрогнув, когда он опустил нож на луковицу.
— Вовсе нет, — сказал он, и в результате еще одной серии быстрых движений лук превратился в груду кубиков. — Ты обязательно должна встретиться с ней. Уверен, твоя мать очень беспокоится о тебе.
Вэл сложила руки на груди, сжав крепче телефон.
— Правда?
— О да. Она всегда была… оберегающей, когда речь заходила о тебе. — В его голосе прозвучал намек на иронию. Миссис Кимбл как раз и послужила причиной того, что он чуть не угодил в тюрьму. — Да, я думаю, тебе стоит развеять ее опасения.
Вэл почувствовала, что не может дышать.
— Ты не… не причинишь ей вреда.
— Люди могут быть такими неразумными, когда напуганы. — Кубики отправились в кастрюлю. — Я просто думаю, что будет лучше, если ты скажешь своей матери, что ей не о чем беспокоиться. — Он посмотрел на нее. — Пока ты со мной, иди сюда — я хочу, чтобы ты попробовала это.
Она позволила ему поднести ложку к ее рту. На вкус это походило на пепел. Так было всегда.
Вэл сказала ему об этом, и он сухо улыбнулся.
— Тогда нужно больше соли.
— Не трогай мою маму.
— Вэл, — укоризненно проговорил он.
— Я серьезно. Держись от нее подальше.
— М-м, мне не хватало этой твоей стороны. — Рукой, не держащей половник, Гэвин поймал ее за талию. — Яростная, защищающая Вэл, горящая праведным огнем.
— Я серьезно, — сказала она, отворачиваясь. — Я прошу тебя.
— Тогда будь хорошей девочкой и защити ее, — прошептал он. — Ты знаешь, как.
***
Вэл встретилась с матерью в небольшом винном баре в центре города. Она бывала в нем раньше и знала, что там хорошо. Ее отец не смог приехать: у него на работе появилось что-то, от чего он не счел возможным отказаться. Она надеялась, что это правда. В глубине души она беспокоилась, что это потому, что отец на самом деле не хочет ее видеть.
Что ему стыдно.
Ее мать, казалось, постарела лет на десять с тех пор, как Вэл видела ее в последний раз. Ее светлые волосы, собранные в хвост, поредели и покрылись сединой. Она надела свободный свитер, который казался мягким, и Вэл пришлось постараться, чтобы не вздрогнуть, когда мать обняла ее.
— Ты обрезала волосы, — заметила мать, когда Вэл отстранилась.
— Обрезала.
— Выглядит мило. — Ее мать улыбнулась. — Я рада, что они снова стали рыжим. Я всегда думала, что у тебя самые красивые волосы. У тебя были рыжие кудряшки, даже когда ты была маленькой.
В этот момент появилась хостесс, избавив Вэл от необходимости отвечать.
— Сюда.
Вэл чувствовала на себе взгляд матери, когда они садились в кабинку, она внимательно рассматривала ожерелье, блузку, ярко-бирюзовый свитер дочери. Одежда, которая вряд ли показалась бы ей знакомой и была слишком дорогой для мизерной зарплаты официантки.
Как и ожидалось, ее мать спросила:
— Я купила тебе этот свитер, Вэл?
— Нет. — Вэл опустила взгляд на меню, позволяя рукавам прикрыть ее руки.
— Я и эту блузку не помню.
Вэл чуть не покраснела.
— Она новая, — призналась она, борясь с детским желанием завернуться в свой кардиган и спрятаться подальше.
— Очень красиво, — успокаивающе сказала ее мать. — Как ты, дорогая?
— Я в порядке. — Она прикусила губу. — Занята.
— Как работа официанткой?
— Из-за нее я и занята.
— Ну, городской воздух определенно идет тебе на пользу, — заметила ее мать. — Ты выглядишь уже не такой худой — о, дорогая, я имела в виду, что ты выглядишь намного здоровее. Не то чтобы ты…
— Я знаю. — Вэл уставилась вниз на свои колени. — Я поняла, что ты имела в виду.
— Ты хорошо питаешься?
— Мама, пожалуйста.
Их прервал официант, подошедший принять заказ. Миссис Кимбл заказала салат. Вэл, которая не привыкла сама делать заказ, уставилась в пространство, пока официант не прочистил горло от нетерпения, и ее мать обеспокоенно спросила:
— Вэл?
— Хм? О, простите. — Она покраснела. — Я, гм, буду то же самое.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты выглядишь немного странной.
— Я в порядке, — заверила Вэл. — Я бы сказала тебе, если бы что-то было не так.
Ложь.
— Я беспокоюсь о тебе, детка. По крайней мере, скажи мне, что ты все еще встречаешься с тем психиатром.
— Мама, — Вэл перебила свою мать. — Ты ведь любишь меня, правда?
Беспокойный взгляд ее матери усилился.
— Конечно, люблю.
— Но можешь когда-нибудь прекратить? Например, если бы я сделала что-то… что-то, что ты считаешь ужасным… — Ее голос сорвался. — Вы с папой перестали бы любить меня?
— Почему ты спрашиваешь об этом? У тебя проблемы, Вэл? — Ее мать отодвинула свой стакан с водой в сторону. — Мы с отцом никогда не перестанем любить тебя. Ты наш ребенок.
Вэл покрутила кольцо на пальце под столом.
«Больше нет, — подумала она. — Теперь я его».
— Иногда я все еще думаю о нем. — Вэл посмотрела на свою мать. — Несмотря на все, что он сделал со мной, я не могу… не могу запретить себе желать его.
Ее мать отвела взгляд.
— Он был хищником. Он тебя выслеживал.
— Что, если я пойду с ним? — наседала Вэл. — Что, если я позволю ему прикасаться ко мне?
Она увидела, как напряглась ее мать.
— Вэл, — сказала она, и Вэл приготовилась к пощечине, жестоким словам, окончательному, разрывающему душу приговору. — Что бы этот человек ни сделал с тобой, ты не виновата.
Кондиционер холодил лицо, которое начало пощипывать.
— Что, если я позволю ему трахнуть меня? — прошептала Вэл.
Мать Вэл взяла в руки салфетку. «Чтобы чихнуть», — подумала Вэл, пока ее мать не издала звук, который Вэл никогда в жизни не слышала от нее, и начала незаметно вытирать глаза.
— Нет, — с усилием произнесла мать. — О, Вэл.
«Она не может даже смотреть на тебя. — Глаза Вэл горели. — Она считает тебя отвратительной. Ты заставила ее плакать».
