У Кирквуда кровь застыла в жилах. Он понял: каким-то образом хаким подслушал тот разговор, и постарался вспомнить каждое свое слово.
— И все-таки вы сразу поехали сюда для разговора вот с этим человеком! — Он указал длинным тонким пальцем на мохтара. — Так что же вы рассчитывали у него узнать?
Кирквуд молчал.
— Наверное, надеялись выяснить, что стало с вашим предком? А может, даже узнать, что ему удалось открыть, да? — Хаким подошел к окну и устремил взгляд вдаль. — Замечательным он был человеком, этот ваш предок. Одаренный многими талантами… и многими именами, — насмешливо проговорил он. — Себастьян Гуэрейро. Маркиз Монферра. Граф Сен-Жермен. Себастьян Ботелхо. И это только известные нам имена. Впрочем, он вел такую интересную жизнь, полную всяких приключений, не правда ли?
При каждом имени у Кирквуда перехватывало дыхание. Смысла скрывать не было. Хаким обладал всей полнотой информации.
— Откуда вам все это известно?
— Ну, если вы знаете о своем предке, — надменно проговорил хаким, — то должны были встретиться с упоминанием и о моем. Может, вам покажется знакомым его имя — Раймондо ди Сангро?
Горло Кирквуда стиснула судорога. Это имя было ему слишком хорошо знакомо.
Хаким придвинулся к Кирквуду, с мрачным любопытством рассматривая его.
— Это придает совершенно новое значение выражению «вернуться на круги своя», вы не находите?
Лицо его стало серьезным.
— Но я сэкономлю нам время. Как я сказал, мы с нашим любезным хозяином, — он мотнул головой в сторону мохтара, — только что имели очень приятный разговор. И помимо всего прочего, пресловутый разговор послужил для меня очередным доказательством того, что в таких изолированных и отдаленных местах память людей уходит в глубь веков. — Он указал на стены комнаты.
Кирквуд обвел комнату взглядом и понял слова хакима. Из-под потускневших стекол со стен смотрели выцветшие портреты предков мохтара. Они занимали почетное место на главной стене комнаты.
— У людей не было для развлечения ни современных видеоигр, ни кабельного телевидения, — продолжал хаким. — Поэтому они усаживались вокруг очага и рассказывали различные истории, делились своим опытом жизни и знаниями. Язиди в особенности свойственны феноменальные традиции устного рассказа, очевидно развившиеся вынужденно, поскольку их самые сакральные летописи бесследно исчезли.
Священная книга язиди, Машаф Раш, то есть Черная Книга, действительно пропала в давние времена. Язиди считали, что ее похитили англичане и что в настоящее время она находится в одном из английских музеев. В результате у них появились сказители, пересказывавшие по памяти все содержание утраченной книги.
И вот как-то дед этого милого старика рассказал ему: однажды к ним в деревню спустился с гор человек, ни больше ни меньше как сам шейх. Он бредил от высокого жара — как я полагаю, он был болен тифом или холерой. В последние часы жизни он говорил в бреду на разных языках, которых в деревне и не слыхивали. Конечно, в деревне его появление стало целым событием.
— Здесь он и умер? — скрывая волнение, спросил Кирквуд.
— По всей видимости, — язвительно подтвердил хаким. — Мы как раз собирались взглянуть на его могилу. Не желаете ли составить нам компанию?
Лиссабон, Португалия, март 1765 года
Себастьян ехал верхом от пристани, и сердце его билось взволнованно и радостно. В такие ясные, пронизанные золотистым светом заходящего солнца вечера Лиссабон представал во всей своей красоте, и он испытывал безграничное счастье, вернувшись сюда.
Слишком долго он отсутствовал.
Он волновался, возвращаясь на родину, да еще в город, где родился, но выбор оказался удачным. Как и город, он переживал подлинное возрождение, в результате чего оба стали лучше и совершеннее.
Утром 1 ноября 1755 года, в День всех святых, в Лиссабоне произошло мощное землетрясение. Первый толчок дал себя знать, когда церкви были полны людей, пришедших почтить умерших. Спустя четыре минуты последовал второй толчок. Тежу вышла из берегов и затопила почти весь город. Остальное уничтожили пожары. К концу дня от города остались одни развалины, затянутые пеленой дыма. Погибло более тридцати тысяч горожан, выжившие лишились крова.
В борьбе с последствиями стихийного бедствия маркиз де Помбаль, правитель Португалии, проявил поразительную энергию и заботу о людях. Наспех сооружались приюты для бездомных и больницы, военные подвозили необходимые продукты и вещи. Затем он выписал знаменитейших архитекторов, быстро превративших старый средневековый город в великолепную европейскую столицу.
Город возродился не только физически. Возросший в результате успешного устранения последствий катастрофы, авторитет Помбаля позволил ему избавить страну от гнета, против которого он боролся не один год. Для Себастьяна особенное значение имел указ Помбаля о роспуске ордена иезуитов, изгнании из страны его членов и превращении его резиденции в больницу. А разрушенный землетрясением Дворец инквизиции так и не восстановили.
Себастьян и Терезия прибыли в Лиссабон в разгар восстановительных работ. Его отлично устраивали гибель архивов и заразительный энтузиазм горожан. Все, кто знал о его службе в инквизиции, давным-давно отошли в мир иной. А с изгнанием из Португалии иезуитов Себастьяна окончательно покинули мрачные призраки его прошлого.
И вот граф Сен-Жермен снова принял имя, которым наградили его родители — Себастьян. Из предосторожности он отказался от своей настоящей фамилии и взял фамилию матери, Ботелхо. Он построил в районе Альфама небольшую сахарную фабрику по переработке сахарного тростника, поставлявшегося из колоний в Бразилии, и экспортировал во все страны Европы готовую продукцию. Бизнес Себастьяна процветал, как и его личная жизнь. Он женился на Терезии, устроив скромную свадьбу в церкви в Томаре, и через два года у них родился сын Мигель.
По дороге в свое поместье Себастьян неторопливо пересек площадь Коммерции с ее аркадами и, покачиваясь в седле, вдруг вспомнил, как в тот день, когда они с Терезией покинули Париж, он избавился еще от одного призрака своего прошлого.
Он глубоко вздохнул и представил себе лучистые глаза и нежную улыбку Терезии. К черту прошлое! Ему есть чем порадовать женушку: сегодня ему удалось заключить несколько выгодных сделок. Он пришпорил коня и галопом обогнул озеро с бурными волнами, с наслаждением вдыхая свежий соленый воздух, после чего свернул на север и помчался в сторону низких округлых холмов, цепочкой огибающих город.
Дома слуги сказали, что Мигель и Терезия еще не вернулись с верховой прогулки, и его охватил ужас. Недавно он приобрел сынишке пони, и Терезия любила усаживать его в седло и водить пони под уздцы вокруг озера в пределах их поместья. Они никогда так долго не катались, тем более осенью, когда рано темнело.
Оставив лошадь на попечении слуг, Себастьян торопливо спустился по зеленому склону. Скоро он уже шел по тропинке между оливами и лимонными деревьями. Сердце у него замерло, когда, добравшись до просторного луга, он увидел спокойно пасущегося пони — без маленького всадника и без Терезии. В тревоге осматривая берега озера, он побежал к лошадке и примерно в ста ярдах от нее увидел лежащую в траве Терезию. Неподалеку на огромном валуне Мигель сидел рядом с человеком, погруженным в глубокую задумчивость. Даже издали Себастьян сразу узнал его по фигуре.
Заметив его, человек встал на ноги, держа мальчика за руку, а Себастьян бросился к Терезии и безумно обрадовался, обнаружив, что она дышит. Он не увидел ни крови, ни раны. Жена была в обмороке. Себастьян понял: ди Сангро сбил ее с ног, вырвав у нее сына.
— Мигель, — еле слышно пробормотала она, когда Себастьян встряхнул ее.
Он стянул с себя камзол, свернул и положил ей под голову, после чего встал лицом к лицу со своим мучителем.
Весь внешний облик ди Сангро говорил о том, что со времени их последней встречи в Париже он вел жизнь тяжелую и безрадостную. Плечи его поникли, волосы поседели, бледное осунувшееся лицо изрезали глубокие морщины. Вместо прежнего властного и стройного князя из Неаполя Себастьян увидел лишь его жалкую тень. Но в его черных глазах по-прежнему сверкал неугасимый огонь.
— Отпустите мальчика! — в бешенстве потребовал Себастьян.
Ди Сангро крепко сжал ручку его сына.
— Вы передо мной в долгу, маркиз. Как говорится, око за око, зуб за зуб.
Он достал из-за пояса кинжал и поднес его к лицу мальчугана.
И Себастьян понял: сын ди Сангро умер от той раны, которую он нанес ему на Иль-де-ла-Сите.
— Вы приходили за мной! — вскричал Себастьян, тщетно стараясь обуздать свою ярость. — Вы сами подвергли его опасности!
