— Еще в полицейской академии нас учили не верить на слово, если подозреваемый твердит о своей невиновности.
Манкевиц резко отодвинул от себя чашку с недопитым кофе.
— Помощник шерифа Маккензи. Мне все известно о том выстреле. Семь лет назад.
Бринн похолодела.
— О выстреле в вашего мужа. — Он посмотрел на Джейсонса.
— Кейта Маршалла, — подсказал тот.
— В официальном рапорте это было признано несчастным случаем при неосторожном обращении с оружием, — продолжал Манкевиц, — но все подозревали, что стреляли в него вы, потому что он снова пытался вас избить. Как и в тот раз, когда сломал вам челюсть. По счастью на нем был бронежилет. Он выжил и дал показания, подтверждавшие версию случайного выстрела.
— Послушайте…
— Но мне-то известна вся правда. В Кейта Маршалла стреляли не вы, а ваш сын, пытавшийся вас защитить.
— Нет, нет… — только и повторяла Бринн, у которой заметно тряслись руки.
Новый кивок в сторону Джейсонса. На стойку бара легла папка — старая, в мягкой обложке. Бринн посмотрела на нее. «Архив Совета по вопросам образования округа Кеноша».
— Что это? — испуганно спросила она.
Манкевиц постучал пальцем по имени в углу папки.
«Доктор Р. Джермейн».
Ей потребовалось всего мгновение, чтобы вспомнить. Этому психиатру поручили наблюдать Джоуи в третьем классе. У мальчика появились тогда проблемы в школе. Он проявлял излишнюю агрессию, отказывайся выполнять домашние задания, и его обязали посещать врача несколько раз в неделю. Закончилось все это еще более сильным потрясением для Джоуи, когда доктор скончался от обширного инфаркта в ночь после их очередной беседы.
— Откуда это у вас? — Не дожидаясь ответа, она открыла папку влажными от пота пальцами.
«О, мой бог…»
Они-то считали, что Джоуи, которому тогда было всего пять, либо забыл, либо сумел каким-то образом заблокировать свои воспоминания о том жутком вечере, когда его родители дрались, катаясь по полу в кухне. Мальчик с криком прибежал на шум. Кейт оттолкнул его и замахнулся, чтобы еще раз ударить Бринн кулаком по лицу.
Тогда Джоуи достал пистолет из кобуры на поясе Бринн и выстрелил в своего отца, угодив точно в середину груди.
Им пришлось приложить огромные усилия, чтобы замять дело, а Бринн взяла на себя всю ответственность за неосторожное обращение с пистолетом, на чем ее карьера в правоохранительных органах вполне могла оборваться. Многие считали, что она стреляла в Кейта намеренно — всем был известен его вздорный характер, — но никто и подумать не мог на Джоуи.
Однако, как явствовало из лежавших сейчас перед ней записей, Джоуи связно и в подробностях поведал доктору Джермейну о тех событиях. Бринн даже представить себе не могла, что мальчик запомнил все с такой ясностью. Теперь она поняла: единственное, что уберегло ее тогда от лишения родительских прав — а их с Кейтом, вероятно, еще и от уголовного дела по обвинению в создании угрозы жизни ребенку, — была кончина Джермейна, после которой никем не прочитанный отчет затерялся среди других архивных бумаг.
— ФБР и полиция Милуоки уже почти наложили на этот документ свои лапы, — заметил Манкевиц.
— Что? Зачем?
— Они хотят, чтобы вас отстранили от дела. Их единственная и главная цель — прижать меня к ногтю. А ваша — разобраться в том, что на самом деле произошло у озера Мондак.
Его помощник пояснил:
— Они начали копаться в вашей жизни. Для них этот документ стал бы бесценным оружием. Они могли бы дискредитировать вас, возбудить дело и заодно привлечь к суду всех, кто помог вам тогда замести следы.
Ее подбородок дрожал сейчас сильнее, чем той ночью, когда она с таким трудом выбиралась из ледяной воды озера Мондак.
У нее отберут сына… Уволят с работы. Том Даль пойдет под суд за сокрытие улик. Кое-кто из полиции штата тоже попадет под следствие.
Манкевиц заглянул ей в подернутые слезами глаза.
— Эй, не надо так расстраиваться!
Она посмотрела на него. Он снова постучал по папке своим мясистым пальцем.
— Мистер Джейсонс заверил меня, что этот документ существует всего в одном экземпляре. Копий с него не снимали. Никто, кроме вас, Кейта и вашего сына не знает, что произошло тем вечером.
— Теперь и вы знаете, — пробормотала она.
— Но мне этот документ нужен лишь для того, чтобы отдать его вам.
— Что?!
— Пропустите его через шредер. Нет. Сделайте, как сделал бы я. Сначала пропустите через уничтожитель бумаг, а потом сожгите.
— И вы не…
— Помощник шерифа Маккензи. Я здесь не для того, чтобы вас шантажировать. И не собираюсь давить на вас, чтобы вы бросили свое расследование. Я отдаю это вам в качестве жеста доброй воли. Я невиновен. И не в моих интересах, чтобы вас отстранили от расследования. Я хочу, чтобы вы его продолжали до тех пор, пока не установите, кто на самом деле убил людей.
Бринн вцепилась в бумаги — казалось, они излучали радиацию — и сунула папку себе в рюкзак.
— Спасибо!
Подрагивающей рукой она поднесла ко рту стакан с колой, отпила несколько глотков и задумалась над тем, что услышала.
— Да, но кому еще была нужна смерть Эммы Фельдман? Кто мог иметь мотив для ее убийства? Вроде бы никто.
— А разве хоть кто-то искал его?
Это верно, признала она. С самого начала все считали, что за этим преступлением может стоять только Манкевиц.
Профсоюзный босс отвел взгляд. Плечи его поникли.
— Мы и сами пока ни к чему не пришли. Хотя Эмма занималась расследованиями и других дел, причем достаточно деликатных, чтобы кто-то еще мог пожелать устранить ее. Взять хотя бы дело о деньгах и недвижимости члена палаты представителей, который покончил с собой.
Бринн знала об этой истории. Политик попытался вычеркнуть жену и детей из своего завещания, оставив всю свою собственность двадцатидвухлетнему гомосексуалисту-проститутке. Репортеры раздули скандал, и пожилой мужчина наложил на себя руки.
— Кроме того, — продолжал профсоюзный босс, — она занималась одним случаем, который может представлять интерес.
Взгляд в сторону Джейсонса, служившего Манкевицу чем-то вроде короля информации и ее источников.
— Речь идет об ответственности производителя, — пояснил тот. — Они выпустили новый автомобиль с гибридным двигателем. И одного из водителей убило током. Его семья подала в суд на клиента Эммы Фельдман — компанию из Кеноши. Именно она занималась производством генераторов, деталей электроцепи или чего-то в этом роде. Эмма много работала над этим делом, но потом все собранные досье пропали, и никто их больше не видел.
Опасный для жизни дефект машины? До судов подобных дел доходит немного. Строго говоря, их вообще, как правило, до суда не доводят, хотя здесь могли фигурировать крупные суммы ущерба. Быть может, Эмма обнаружила нечто, не предназначавшееся для чужих глаз?
Может быть…
А Кеноша уже фигурировала в расследовании Бринн… Ей нужно будет просмотреть записи, сделанные за последние дни. Кому-то туда надо было перезвонить. Кажется, человеку по фамилии Шеридан, интересовавшемуся кое-какими документами Эммы Фельдман.
— Но ни по одному из ее дел нам не удалось найти сколько-нибудь существенных зацепок, — продолжал Манкевиц. — Так что вам придется продолжать самой.
Он жестом потребовал счет, расплатился и кивнул на недоеденный Бринн суп.
— За это я не платил. Было бы неэтично с моей стороны, знаете ли. — И надел пальто.
Его сопровождающий продолжал сидеть, но выудил из кармана визитную карточку. На ней значились только имя и номер телефона. «Хоть имя-то подлинное?» — подумала она.
— Если я вам зачем-либо понадоблюсь, если смогу хоть как-то помочь, пожалуйста, звоните. Это всего лишь голосовая почта, но я немедленно свяжусь с вами.
Бринн кивнула.
— Спасибо вам еще раз, — сказала она, похлопав по своему рюкзаку.
— Подумайте над тем, что я вам сказал, — посоветовал ей Манкевиц. — Создается впечатление, что и вы, и ФБР, и все остальные ищете не в том месте.
— Или, — добавил субтильный человечек, потягивая колу, словно дорогое, выдержанное вино, — думаете не о том человеке.
Лента полицейского оцепления, окружавшая террасу перед входом, порвалась, и ее обрывки болтались на ветру, как тощие и длинные желтые пальцы.
Бринн не была у загородного дома Фельдманов на Лейк-Вью с той самой ночи, то есть уже почти три недели. Странно, но при свете дня дом выглядел более запущенным, чем во мраке. Стены были покрашены неровно, и краска местами облупилась. Углы казались слишком острыми. Жалюзи и шторы неприятно темного оттенка.
Она подошла к месту, где стояла тогда рядом со своей машиной, задыхаясь от страха, но с пистолетом наизготовку, и ждала, чтобы Харт поднялся из-за кустов, став мишенью для выстрела.
