Немецкий офицер был в черной униформе. Он пристально разглядывал всех присутствовавших. Как в кошмарном сне, Кандида не могла оторвать взор от двух металлических молний, прикрепленных к воротничку офицера. Перед девушкой стоял настоящий эсэсовец.
— Вся семья в сборе?
— Да, — ответил Винченцо упавшим голосом.
— Больше никого здесь нет?
— Нет.
— Тогда мы обыщем дом.
Офицер развернулся и отдал команду по-немецки. Кованые подошвы солдатских сапог застучали по лестницам.
Страх ощущался почти физически. Офицер внимательно изучал лицо каждого, словно пытался уловить малейшие проявления страха. Немец был молод, но лицо его выглядело не по годам жестоким и властным. Выражение холодных глаз не знало жалости — он достаточно нагляделся на расстрелы, виселицы и пытки. Наконец офицер картинно развернулся на каблуках и принялся изучать медаль Тео в рамке на стене.
— Чья это награда?
Кандида не узнала свой собственный голос:
— Моего брата. Он получил ее в Греции.
Офицер внимательно стал вглядываться в Тео. стоящего перед ним с видом идиота:
— Герой войны, да?
— Итальянский патриот, — вмешался Винченцо. Лицо немца не выразило ничего.
— Все равно итальянцам нельзя доверять.
Сверху слышался шум открываемых ящиков и шкафов. Солдаты бесцеремонно вываливали из них содержимое. Руки Кандиды дрожали, поэтому она спрятала их за спину. Но Кандида была не одинока: дрожали все члены ее семьи, и девушка ясно слышала прерывистое дыхание матери. Что же они натворили? Кандида вспомнила, с какой неосмотрительностью она решила ухаживать за раненым американцем всего два дня назад. Обнаружив раненого, немцы тут же поймут, что он партизан и. следовательно, участвовал в последней вылазке.
Девушка вдруг ясно представила себе, что они сделают с несчастным, если найдут его. А как они расправятся с семьей? Неужели кто-то предал их за две тысячи лир? Именно столько стоят их жизни?
Офицер между тем взглянул на часы:
— Мне бы хотелось чашку кофе.
Никто не откликнулся на просьбу — если в доме есть кофе, значит, имеешь дело с черным рынком.
— Мы готовим кофе из желудей. Он не очень хороший, — начал оправдываться Винченцо.
— Так сделайте, — приказал офицер и взглянул на потолок, с которого свешивались готовые колбасы. — Продукты конфискованы. Снимите их оттуда.
Семья сразу же пришла в движение: Роза отправилась делать кофе, а Кандида с Тео принялись снимать с потолка колбасы. Все двигались как марионетки, которых беспрерывно дергали за ниточки. Но если немца вдруг заинтересовали кофе и колбаса, то у них появилась слабая надежда: это обычный обыск, а не целенаправленный отлов по наводке.
Звуки тяжелых шагов наполнили весь старый дом. Повсюду слышалось, как падает на иол что-то тяжелое или трещит старая мебель. Роза вся позеленела от молчаливого гнева. Офицер молча выпил желудевый кофе, не спуская глаз с напряженных лиц членов семьи.
Наконец появились солдаты, чтобы доложить о результатах обыска. Офицер продолжал рассматривать людей. Затем указал на дверь, ведущую в подвал:
— Что это?
— Подвал, — прохрипел Винченцо.
— Откройте.
Побледневший отец повиновался. Офицер заглянул внутрь и начал принюхиваться, как ищейка. Это поведение оказалось настолько странным, что Кандида запаниковала:
— Там ничего нет. Только старые вещи.
И тут же она поняла, что совершила большую ошибку. Голос выдал ее. Офицер расстегнул кобуру и вынул Пистолет. Затем он щелкнул предохранителем:
— Покажите мне все сами. Нет, не вы, а старик. Девчонка же пусть несет фонарь.
Кандида взяла фонарь трясущимися руками и пошла впереди. «Господи. Господи, Святая Богородица, спаси наши жизни»!» — не переставая молилась девушка.
Офицер шел следом за Кандидой вниз по лестнице, с отвращением пытаясь пнуть каждую мышь, которая попадалась на его пути.
— Как можно жить в такой грязи? — обратился он к девушке. — Вы, итальянцы, просто не знаете, что такое чистота и порядок.
Кандида, не поднимая глаз, продолжала молиться. Офицер повернулся и позвал двух солдат. Они вошли и начали быстро расчищать дорогу. Держа пистолет наготове, эсэсовец продолжал обыск. Немцы последовательно обыскивали любое, даже самое малое укрытие, в котором, по их мнению, мог спрятаться человек. Кандида осталась стоять у самого основания лестницы, держа фонарь в трясущихся руках. Что, если Джозеф вдруг издаст стон? Или попросит воды?
Вдруг один из солдат направился прямо к укрытию. Девушка услышала, как заскрипели его сапоги. Он остановился, ударил тяжело по бочке, прислушиваясь к звуку.
Сердце Кандиды почти остановилось от ужаса. Нет! Так не должна кончиться ее жизнь и жизнь ее близких. В ушах появился какой-то непрекращающийся шум, а колени подкосились сами собой, и Кандида медленно начала сползать по стене — фонарь ударился об пол.
Во тьме испуганные голоса немцев стали походить на остервенелый лай овчарок.
Кандиду грубо подняли на ноги.
— Что с тобой?! — заорал ей в самое ухо офицер. — Почему опустила фонарь?
— Я… Я потеряла сознание, — запричитала девушка. Офицер с размаху дал ей пощечину:
— Почему?
— Тяжело дышать. Я не переношу закрытого пространства.
Немец выругался на своем языке. А девушка начала медленно подниматься наверх по направлению к кухне. Офицер же, чья фуражка оказалась вся увешана старой паутиной, испытывал теперь самый настоящий приступ холодного гнева.
— Ни один немецкий фермер не будет содержать свой дом в такой грязи, — при этом он даже плюнул в лицо Винченцо. — Вы все — свиньи!
А затем он принялся выкрикивать какие-то команды по-немецки.
Отряхиваясь от пыли, из подвала появились солдаты. Кандида чувствовала, что голова ее шумит после удара. Она никак не могла поверить тому, что укрытие так и осталось незамеченным. Каким-то чудом ее обморок отвлек внимание солдат и спас все дело.
Эсэсовец был похож сейчас на взбешенного пса, который в последний момент упустил попавшуюся было дичь. Он ходил взад и вперед по кухне.
— Вы уже знаете, что произошло накануне. Совершенно хладнокровно кто-то убил немецких солдат. Убийцы будут пойманы. Вы ведь знаете о наказании, которое ждет их. Да или нет?
— Да, — быстро ответил Винченцо.
— Любое предательство будет отплачено только кровью. Кровью самого изменника, а также кровью его матери, отца, жены и детей. — Здесь офицер резко развернулся и обратился к Тео. — Ты, герой войны. Ты ведь согласен, что мы проиграли войну только из-за вас, глупых итальяшек? Согласен или нет?
Тео продолжал стоять молча, уставившись в пол.
— Отвечай!
— Итальянцам эта война не была нужна. Не нужна она и сейчас.
Глаза офицера даже расширились от удивления. Затем он выкрикнул какие-то команды по-немецки. Без промедления два солдата выступили вперед, держа в руках по лому.
— Нет! — вскричала Кандида, бросившись между немцами и Тео. Мать успела схватить дочь за плечи и отбросить ее назад. Девушка видела, как согнулся брат, прикрывая руками голову. Тяжелое железо безжалостно начало крушить человека. Они свалили брата на пол, а он свернулся калачиком, стараясь прикрыть голову.
Роза прижала лицо Кандиды к своей груди, пытаясь помешать ей увидеть страшное зрелище. Но ничто не могло заглушить ужасных звуков.
Наконец эсэсовец дал отбой, и наступила зловещая тишина. Кандида, как малое дитя, вцепилась в мать, беспрерывно что-то причитая.
Тяжелые сапоги застучали по кухне, и моторы дружно заработали на улице.
Рассвет был серым и холодным.
Роза плакала над своим сыном. Но Тео, весь в крови и в синяках, приказал им не звать доктора.
— Мне ничего не сломали, — убеждал он, преодолевая боль, — благодарение Богу, и это счастье.
Отказываясь от помощи, он еле-еле добрался до постели.
Руки Кандиды перестали трястись, но внутренняя дрожь так и осталась. Счастливчики. Интересно, в чем же заключалось это счастье? Дом перевернули сверху донизу, Тео зверски избили, продукты, приготовленные на зиму, растащили. А в подвале по-прежнему оставался лежать раненый американец, как бомба замедленного действия, готовая в любую минуту взорвать всех. Неожиданно Кандида испытала приступ безотчетного гнева по отношению к несчастному страдальцу.
Ей понадобилось немало усилий, чтобы справиться с собой и спуститься вниз с флягой воды. Когда девушка отодвинула пустую бочку, свет фонаря упал на лицо раненого, и она поняла, что американец пришел в себя. Укрытие насквозь провоняло мочой. Кандида накануне оставила раненому ночной горшок, и сейчас он оказался наполненным.
— Это я, — сказала девушка, склоняясь над больным. — Как вы себя чувствуете?
