Он вздохнул и поехал дальше. А через полчаса остановился на парковке возле торгового центра рядом с грузовиком компании «Ю-пи-эс», припаркованным очень необычным образом — поперек проезда, в гуще других машин. В кабине его ждал молодой человек, привалившись плечом к дверце и скрестив руки на груди. Он энергично жевал жвачку. Когда Кош постучал по стеклу, он поднял голову.
— Двести долларов, как договорились, — сказал Кош, протягивая ему деньги. — Завтра будет еще тысяча, если сделаешь ту небольшую работенку, о которой я тебя просил.
— Спасибо, мистер, — сказал молодой человек. — Можете на меня рассчитывать.
— Ты не забудешь надеть униформу. Поведешь машину осторожно. И все сделаешь вовремя.
Парень кивнул.
— И ты не будешь жевать эту дурацкую жвачку!
Молодой человек слегка покраснел, вынул жвачку изо рта и выбросил ее в окно кабины со словами:
— Хорошо, мистер.
— Зови меня Алан, — с улыбкой сказал Кош.
И, протянув руку, потрепал молодого человека по щеке, словно послушного пса.
Этого юнца он недавно отымел в туалете ночного клуба. Новому знакомому было не больше двадцати, и Кош стал для него кумиром. Первостатейный юный идиот!
Кош ощутил прилив хорошего настроения, воображая все, что проделает с этим типом, когда тот закончит работу. Увы, малышка Мэдисон достанется богатому заказчику. Но уж этого-то кретина он оставит на сладкое для себя.
Вопреки поговорке, ночь не принесла совета — лишь усугубила мое смятение и страх.
Возможно, этому способствовало то, что я провел ее в бетонной камере без окон, площадью шесть квадратных метров, всю обстановку которой составляли узкая железная койка, раковина и унитаз.
Я спал всего несколько часов, и мне снились кошмары. Самым ужасным оказался тот, в котором я увидел свою мать.
В этом кошмаре добрая и мягкая Элеонора Беккер оказалась Черной Колдуньей — кровожадным существом, варившим детей в котле. Ее живот был огромным, словно она вынашивала ребенка. Длинные черные волосы колыхались вокруг ее головы, словно водоросли в воде. Кошмар был настолько реален, что я почти ощутил запах вареной человеческой плоти. Время от времени моя мать склонялась над котлом, обнажая острые железные зубы. Вдруг она упала на пол и жутко завопила. Ее живот буквально взорвался, и оттуда, почти как в фильме «Чужой», появились два розовых младенца.
У одного из них была голова Коша.
У другого — моя голова.
Я проснулся весь в поту, с бешено колотящимся сердцем.
Встав с кровати, я подошел к раковине и умылся холодной водой. Под рукой у меня, разумеется, не было зеркала, но я догадывался, какое у меня сейчас лицо. Я протер глаза и попытался вернуться к реальности. Она тоже была малоутешительна: я находился в тюремной камере.
Но уж лучше это.
По крайней мере, Кош не был моим братом.
Разумеется, я обдумывал такую возможность, прикидывая, насколько она реальна. Если волос, найденный на маскарадном костюме, принадлежал моей матери, значит, она носила этот костюм. Стало быть, монстр, с которым я уже столько времени играю в прятки, который почему-то бережно хранит этот маскарадный костюм отдельно от других, как-то связан с моей матерью и Джорджем Дентом.
Но какого рода эта связь? Семейная?
Кош — незаконный сын Джорджа Дента и Элеоноры?
Значит, не мать или отец, а оба моих родителя с самого начала окружали меня стеной лжи?!
Я тряхнул головой. В нее это явно не укладывалось.
Теперь я понимал, почему фармацевтические компании зарабатывают целые состояния на продаже снотворных.
Примерно через полчаса за мной пришли. Скудный завтрак, душ, одевание (мне оставили мою одежду вместо тюремной) — и вот, в бледно-сером свете раннего утра, я уже стоял на парковке, с наручниками на запястьях, в компании агента Мосса, Аарона Альтмана, Конни Ломбардо и сияющего шефа Гарнера.
Про него-то я совсем забыл.
Он приветствовал меня фальшивой улыбкой, горделиво выпятив грудь. Несмотря на то что он провел всю ночь за рулем, у него был вид триумфатора. Если бы сейчас вышло солнце, от сверкания ярко начищенной пряжки на поясе Гарнера наверняка можно было бы ослепнуть.
— Шеф Гарнер, — сухо сказал Альтман.
— Господин директор, — отозвался Гарнер, энергично пожимая ему руку.
— Вас будет сопровождать один из наших агентов, — сообщил Альтман.
— О, конечно, — все так же благодушно сказал Гарнер, поворачиваясь к агенту Моссу.
— Я говорю об агенте Ломбардо, — уточнил Альтман.
У Гарнера вытянулось лицо.
— Женщина? Но… мне совсем не нужно, чтобы меня опекали. Беккер будет сидеть на заднем сиденье в наручниках. А чтобы его успокоить, если он вдруг начнет дурить, у меня есть вот это. — Он похлопал ладонью по кобуре, висящей на поясе.
Альтман смерил его взглядом:
— Отлично. Вы здорово изображаете типичного местного шерифа, рубаху-парня с акцентом Джона Уэйна. — Директор филиала ФБР небрежно взглянул на часы и продолжал: — Ну, хорошо. Итак, мисс Ломбардо едет в одной машине с вами, или мне вызвать машину сопровождения?
Лицо Гарнера сморщилось, словно он вдруг врезался в какую-то невидимую преграду. Он резко развернулся, сел в машину, положил обе руки на руль и больше не произнес ни слова.
Конни распахнула заднюю дверцу:
— Садитесь, Пол.
Я в последний раз обернулся к Альтману.
Лицо у него было непроницаемое.
— Удачи, — сказал он.
И мы тронулись в путь.
Некоторое время мы ехали в полном молчании.
Движение в это пятничное утро в северном пригороде Майами было на удивление плотным. Никто не проявлял особого почтения к полицейской машине — нас то и дело обгоняли с нарушением самых элементарных правил.
Сиденье подо мной обтягивала какая-то грубая синтетическая материя, напоминающая пластик. На ощупь она была неровной, словно гранулированной, это было неприятно. От переднего сиденья меня отделяло прочное матовое стекло. У меня возникло ощущение, что я сижу в огромных сотах.
— Вы знаете город под названием Джибсонтон? — громко произнес я в стекло.
— Не стоит так вопить, мы вас хорошо слышим, — ответил Гарнер. — Хотя, впрочем, говорить вам вообще не стоит. Лучше помолчите.
— Джибсонтон, недалеко от Тампы? — переспросила Конни.
Гарнер, должно быть, испепелил ее взглядом.
— Что? — спросила Конни. — Я не имею права говорить с задержанным?
— Правила требуют…
— Пожалуйста, смотрите на дорогу. Вам нужно будет остановиться на ближайшей бензозаправке.
Хихикнув, Гарнер сказал:
— Только не говорите, что вам уже захотелось пописать.
— Нет. — Конни указала на приборную панель. — У вас бак почти пустой. А после того, как мы проедем пункт оплаты дорожной пошлины, на протяжении шестидесяти километров не будет ни одной бензозаправки. Впрочем, если вы предпочитаете прогуляться пешком — дело ваше. — Она повернулась ко мне: — Так что вы говорили о Джибсонтоне?
— Вы знаете это место?
— Конечно. Я же вам говорила, что обожаю фильмы ужасов.
— А при чем здесь фильмы ужасов?
— Этот уголок — настоящий бестиарий. Культовое место для любителей страшных историй. Странно, ваш отец работал в цирке — и никогда вам не рассказывал о Джибсонтоне?
— Нет, — ответил я, слегка нахмурившись.
— Именно там многие бродячие цирки останавливались на зиму. Этой традиции, как минимум, полвека. Помните фильм «Под куполом самого большого в мире шапито»?
— Смутно. Так какая связь с фильмами ужасов?
— На самом деле большая часть бродячих цирков располагалась вблизи Сарасоты. А в пригороде Джибсонтона обитала не вполне обычная цирковая публика.
— Это какая?
— Бородатые женщины, карлики, гиганты, уродцы, животные-мутанты… Это место дало материал для сценариев многих фильмов ужасов. Там даже снимали один эпизод «Секретных материалов». Некоторые считают, что это выдумка, но на самом деле Фриктаун — реальное место.
— Фриктаун?
— Город монстров.
Мы остановились у бензозаправки. Гарнер залил полный бак бензина, в то время как бледно-розовый оттенок неба понемногу сменялся бронзовым, предвещая очередную грозу. На лобовое стекло налипло множество крылатых муравьев. Конни опустила боковое стекло со своей стороны.
— Вы ехали всю ночь? — спросила она Гарнера.
Тот пробормотал что-то неразборчивое.
— Готова спорить, вы даже не позавтракали, — продолжала она.
Гарнера, видимо, удивило это неожиданное внимание.
— Ну, в общем…
Конни отстегнула ремень безопасности, распахнула дверцу и вышла:
— О’кей. Предлагаю вам перекусить.
Затем открыла заднюю дверцу и помогла мне выйти.
