У Каменноостровского моста мигала машина ГАИ.
Я круто вывернул руль влево, совершил оборот на сто восемьдесят градусов практически на месте и газанул. Так. Позади ГАИ, впереди ГАИ. Плохо дело. Кажется, я нарвался на общегородской рейд. Ну-ну, ловите! Сейчас я на первом же перекрестке нырну и затаюсь…
То ли коньячок в крови бродил, то ли «особо ценный груз» в багажнике меня из равновесия выводил, – нервы взвинтились, «гуси летят…» не помогли… Нырнул. Вот уж нырнул, так нырнул! Сдуру – на улицу Попова, именно туда, где Управление ГАИ. Более того! Прозевал милицейский «мерседес», стерегущий меня (меня?) с потушенными огнями. Тормоза взвизгнули, «мерседес» круто вырулил вправо и перекрыл путь.
Я бы успел ударить по тормозам, но терять было нечего, и я ударил по «мерседесу». Расстояние между нами было небольшим, скорость уже гасла – удар получился слабеньким. Моя «лохматка» заглохла. Толчок я выдержал легко, почти не почувствовал. Расслабился, из машины не вылез. Ситуация экстремальная, Бояров. Пора отключать сознание, включать рефлексы.
Из «мерседеса» выскочили два мента. У одного из них в руках уже был «ПМ». Второго, видимо, тряхнуло при столкновении – никак не мог расстегнуть кобуру, пальцами скреб.
Я еще больше расслабился, оглупил лицо до дебильности – перегаром от меня разит на всю улицу. В пьяного, но не агрессивного стрелять не станут. Пьяненьким видом я давал понять, что всей агрессивности хватило на аварию, а теперь – хлам безвольный.
– А ну, с-сука, быстро из машины! – скомандовали. Разъярились. Оно понятно, не скоро им доведется снова покататься на «мерседесе».
– Тв-в-врщ-щ лт’нант, тв-в-врщ-щ лт’нант… – загундел я, выкарабкиваясь из кабины марионеточными рывками.
Эх, лейтенант, ничего-то ты не слышал, не видел: «школа пьяницы» – это Школа! Поверил! Опустил пистолет, физиономию состроил презрительную. Пора! Ап!
Правой в челюсть! Есть! Колени у лейтенанта подкосились, но упасть он не успел – левой ногой я снизу вверх поддал по его руке, пистолет выпал, мне оставалось только поймать его. Поймал. А теперь, лейтенант, падай дальше…
Второй милиционер застыл – шок. Я прыгнул к нему и в темп движению нанес боковой удар ногой. Йоко-гери…
Самое глупое, что я мог сделать (если только все предыдущие глупости не принимать в расчет), – это не скользнуть в переулки, а снова выйти на Кировский и голосовать «тачку». Но я как раз так и сделал. «Тачка», по счастью, не попалась (шофера ведь потом отыщут, дознаются: куда вы привезли пассажира?). Зато прикряхтел автобус и остановился. «Сорок шестой». Правильно, это и есть его остановка – и я на ней стою. Вот уж кому наплевать на пассажира, так именно водителю общественного транспорта: для него все на одно лицо, да и не видит он лиц. И народу внутри немного, выйдут каждый где нужно по маршруту – ищи-свищи потом свидетелей для опознания. И мое «самое глупое» оборачивалось «самым умным», оптимальным. Кому, в чью воспаленную голову придет: преступник не подчинился приказу, не остановился, протаранил служебный автомобиль, обездвижил двух милиционеров, завладел оружием, и – спокойненько сел в автобус, пробил талончик (есть у меня талончик?!) и отправился восвояси, домой!
Домой… «Сорок шестой» через три остановки будет у площади Революции, моя остановка, мой дом… Не было у меня теперь дома. Ни квартиры, ни машины, ни работы, ни… свободы. А в тюрьме я просто не выживу!.. Машина записана на меня, в багажнике – труп. Адрес и место работы, зная ФИО, Бояров – Александр- Евгеньевич, выяснить компетентным органам – не задача. И если убийства я не совершал, то остальные подвиги – на мне. И пистолет. На кой мне понадобилась эта чертова железка?! Ни на кой! Сработала школа – а потом… не выкидывать же его! Бессмысленно, только усугубил вину, да и… вдруг понадобится? Да-а, вот и мне теперь может понадобиться «Макаров». Приехали, Александр Евгеньевич, достукались. Ехали-ехали – приехали. Прямо- прямо-прямо – там большая яма. Детская считалка.
Кстати, действительно, приехали. Надо выскакивать, иначе – площадь Революции, «романовский» дом, переставший в одночасье быть моим. Не туда же я еду! А куда?!
Знаю – куда. Именно! «Северная Пальмира». Вовремя выскочил. Вот куда я инстинктивно торопился-стремился. Уж здесь-то меня никто искать не будет. Сегодня во всяком случае. Загадочная русская душа. А тезка-Сандра заждалась. Да я не так долго и отсутствовал. Полчаса? Сорок минут?
Очередь у входа рассосалась, потеряв всяческую надежду проникнуть внутрь. Но для меня это не проблема! «К нам приехал, к нам приехал Альсан-Евгенич да-а-арагой!» Была, не была! Будь, что будет! Хоть погуляю напоследок! Повеселюсь!
… А веселиться я умел. И официанты, и музыканты в курсе. Тезка-Сандра, думаю, даже не успела истомиться – Миша Грюнберг свое дело знал, обещание держал: цветы, шампанское, шоколад, кофе, ликер. Журавель мой, отогревшись, вертел белокурой головкой на длинной изящной шее. По-моему, она чуть обалдела от новизны впечатлений и обстановки – ребятки-официанты обслуживали ее деликатно и уважительно, не подпуская перебравшего хамья («Бояров доверил!»)… Я-то, Бояров, сам, по совести говоря, чуть обалдел – за последний час на меня свалилась такая новизна впечатлений и обстановки, что… «Северная Пальмира», знакомый зал, привычные лица – отдушина. Ну и надышусь полной грудью!
– Эту песню мы посвящаем нашему общему другу Александру! – рявкнул в микрофон солист Степа.
И понесла-а-ась! Сейшн так сейшн! Я обалделый, тезка обалделая – она очень трогательно «поплыла», ликерчик «Полар» ей впервые преподнесли, мягенький, клюквенный, финский, и почти тридцать градусов абсолютно незаметны… поначалу. И «Брют»! И «Ахтамар»! (Ой, нет-нет-нет, извините, я этого не буду… извините… – А я, с вашего позволения, как раз его и только его! Тезка, а мы разве на «вы»? – Ой, извините, извини, пожалуйста, Саша… – Все нормально, Саша, Александра-сандра-сандра!) Я тоже немного «поплыл». Немудрено!
– Гуд бай, Америка, о-о!..
Что гуд бай, то гуд бай. И не только Америка, «где я не был никогда». И прощай, жизнь, привычная и приличная. И тезка-Саша, прощай. Но пока – здравствуй!
А потом Миша Грюнберг совал мне глухую полиэтиленовую сумку с булькающим содержимым, ловил нам с тезкой «мотор», строго-настрого втолковывал водиле: «Шеф, ты понял?! До подъезда! Сашенька, какой у вас адрес?», делал ручкой нам вслед. А я ему, в ответ.
А потом нас с тезкой кидало друг к другу на поворотах. Потом кинуло друг к другу уже без всяких поворотов. И она в ликеро-шампанском полузабытьи по-щенячьи забилась мне под мышку, шепча: «А-а-арик, А-а-аричек мой». И я не отбрыкивался в оскорблении за свое мужское самолюбие, понимая и где-то разделяя ее состояние. Только осторожно сдвигался так, чтобы «Макаров» не прощупывался.
А потом мы поднялись в бесшумном лифте, и я вдруг изрек глубокомысленно:
– То-то и оно… Поднимаешься вверх, а на самом деле стоишь на месте. И стоишь… и не знаешь, может, не вверх, а уже вниз летишь.
– Что? Извини, я просто не расслышала.
– И правильно.
А потом мы оказались в квартире – запашок настоявшийся, «конопляный». Арик-Арик!.. Ну окажись здесь сейчас Арик, я глазом не моргну – еще один грех на душу возьму!
Арика не оказалось. И плейера Сашиного не оказалось. И лайковой курточки. Все как я предполагал еще в «Пальмире».
– Новый купим! И куртку получше прежней! Не смей нюни распускать!
– Извини, Саш… Просто обидно. Он же хороший. Он, действительно, хороший…
– А я?
– Ты… ты… Са-а-анечка… Санечка мой… Нет… Не торопись… Не так… Подожди чуть-чуть…
А в пакете оказалось еще шампанское, еще «Полар», сервелат, сыр, конфеты, пачка кофе «Юбилеумс. Мокка».
– Я не хочу есть. Я не могу сегодня уже ничего есть.
– И я. Утром.
– Утром. Разве что… шампанского.
– Шампан-н-нсква!!!
– Не кричи, Санечка. Не кричи так. Са-анечка… Са-а- аня… Са-а… а-а! аха-а!.. а!.. Са-а-анечка-а мой. Единственный мой… Мой… мой…
Женщины не зря считаются выносливей мужчин. Я проснулся поздно, к обеду. А тезки-Сандры не было. Записка была: «Я в институте. Не дождешься, просто хлопни. Замок защелкивается. Но возвращайся. Я тебя буду ждать-ждать-ждать. Позавтракай. Я».
Она – в институте. Да, она же в ЛИАПе учится! Неужели к первой «паре» поспела? Откуда только энергия берется… Мы же вчера, то есть сегодня, уже под утро забылись. Я, например, чувствовал себя несколько м-м… дребезжаще. «Позавтракай». Скорее, «пообедай», а то и «поужинай».
Да, они выносливей, но они же и безоглядней, безалаберней. Надо же! Только-только марихуанная вонючка Арик со своим «лебединым либидо» наказал на плейер и курточку, а тезка-Сандра оставляет меня одного в квартире: «буду ждать-ждать-ждать». Меня, почти незнакомого мужика… Э-э, нет! Мы с ней теперь знакомы. Мы с ней теперь мало сказать знакомы! Мы с ней теперь!.. Мы. Журавль в руках, и пусть синицы порхают в небе. Вот только, увы, не мог я ей пообещать: «Нас с тобой ничто не разлучит». Не от меня зависит. А жаль. Никогда я еще так не расквашивался. Ну, телки. Ну, курочки. Ну, мочалки. А тут – Са-андрочка. Или это подсознательное желание удержаться в нормальной (еще вчера – нормальной!) жизни и, одновременно, прощание с ней?
