но, главное, опасаясь того, что глаза обманывают ее; что если она попытается приблизиться к нему, то он сразу исчезнет, растворившись в воздухе, как всегда бывало в ее снах. Его лицо — его идеальное, красивое, круглое, милое лицо с такими же, как у нее, глазами — осталось таким же, как в ее воспоминаниях, хотя Себастиан успел подрасти. Где-то рядом с ней всхлипнул Дерек.
Ее малыш неуверенно смотрел на нее, но потом лицо его прояснилось — он явно узнал ее. Она стояла слишком далеко, чтобы услышать его голос, но видела, как несколько раз приоткрылся его рот.
— Мамочка.
— Себастиан.
Когда он, уронив плюшевого медведя, побежал к ней, протягивая свои маленькие ручки, она тоже устремилась ему навстречу. В ее снах все происходило точно так же, только на сей раз они встретились в реальности, — ведь он был настоящий, живой и здоровый.
И душа Марин — похищенная четыреста девяносто четыре дня назад — вновь ожила.
Часть IV
Один месяц спустя
Начиная новое, мы расстаемся с прошлым.
Группа «Семисоник» [67]
Войдя в кофейню «Грин бин», Марин увидела выстроившуюся у стойки длинную очередь. Но она пришла сюда не ради кофе. Обведя зал пристальным взглядом, поправила на плече ремень черной сумки. Это сумка Дерека; ее содержимое ему уже не нужно, хотя она и вытащила ее из багажника его машины. Впрочем, Марин оно тоже не нужно. Через мгновение она заметила знакомую фигуру. Сейчас Маккензи не работала за стойкой; она протирала стол в глубине кофейни и уже заметила приближение Марин. Золотисто-пшеничная окраска ее волос, сменившая былую розовую, придала цвету лица болезненно-желтоватый оттенок. Забавно, что когда Марин впервые увидела Маккензи, та показалась ей на редкость живой и красивой, пугающе молодой и полной жизни. Теперь же она выглядела, как любая другая подрабатывающая аспирантка, усталая и подавленная, в общем, ничем не выделявшаяся из толпы себе подобных.
Лицо Маккензи еще больше побледнело, и она нервно отступила. Марин приветливо махнула рукой.
— Я здесь не для того, чтобы устраивать сцену, — спокойно произнесла она, и Кензи вздохнула с заметным облегчением. — Мы можем поговорить?
Столик в дальнем углу пустовал, и Марин вспомнила, что именно за ним сидела в тот день, когда шпионила за Маккензи. Неужели с тех пор прошел всего месяц с небольшим? По ощущениям, с того дня она прожила целую жизнь — между сеансами психотерапии как для Себастиана, так и для себя, и постоянным стремлением создания атмосферы обычной домашней жизни, которой так жаждал ее теперь уже пятилетний сын.
Хотя у него все хорошо. Детский психолог постоянно уверял ее, что дети выносливы, да и доктор Чен говорил то же самое. Оказалось, что Лорна, учитывая сложившиеся обстоятельства, всячески старалась заботиться о сыне Марин. Сэл изначально солгал своей матери, попросив ее помочь ему защитить мальчика от Дерека, якобы жестокого отца, и Лорна, разумеется, согласилась. Она верила всему, что говорил ей Сэл… но в конце концов у нее появились серьезные сомнения.
Все шестнадцать месяцев жизни Себастиана на ферме Лорна хорошо заботилась о нем. Она кормила его, купала, читала ему книжки, приносила игрушки. По возможности ежедневно выводила мальчика гулять, позволяя ему в солнечную погоду побегать на свежем воздухе. Она каждый день говорила с ним о Марин, о том, как сильно мама любит его и скучает, и что она приедет за ним, как только сможет. Про Дерека Лорна говорила мало — ведь она поверила в жесткость отца Себастиана, — но никогда не ругала его.
Кстати, Лорна чувствовала себя вполне здоровой. Она уже полностью восстановилась после прошлой операции по замене тазобедренного сустава, а все ее дополнительные болезни Сэл выдумал, чтобы оправдать частые наезды домой в Проссер для надзора за Себастианом. Огнестрельное ранение в руку скорее оказалось простой царапиной, но травма головы, полученная во время борьбы с сыном за пистолет, была довольно серьезной. Ей сделали еще одну операцию, и она все еще находилась в больнице под пристальным наблюдением врачей.
…Марин села за стол, поставив на пол сумку. Та была не слишком тяжелая, но неудобная, и Марин порадовалась, что больше ей не придется таскать ее. Маккензи села на стул напротив нее, положив влажную салфетку, которой протирала стол, между ними, словно своеобразный микрофибровый барьер.
— Выглядите ужасно, — честно заметила Марин.
— Гм-м, вам виднее, — ответила Маккензи, пожав плечами. — Полагаю, я это заслужила. С тех пор, как меня выгнали из квартиры, я ночую где придется. Собака вчерашнего хозяина сразу невзлюбила моего кота, так что выспаться нам не удалось… — Опустив глаза, она сняла кошачий волос с рубашки. — А как поживает ваш сын?
— Чудесно. На самом деле я пришла к вам именно из-за Себастиана.
— Не поняла.
— Возможно, вы слышали от Сэла… простите, от Джей Ара, что я наняла кое-кого убить вас. — Марин понизила голос, сознавая, как нелепо и ужасно прозвучали ее слова. — Теперь я знаю, что он вовсе не собирался выполнять мой заказ. Этот мошенник просто обманул меня. Но между нами — а я чувствую, что в этом могу довериться вам, — я действительно в какой-то момент желала вашей смерти. Я уже потеряла сына, и мне казалось, что вы пытаетесь отнять у меня единственного оставшегося члена семьи. Мягко говоря, я была не в лучшей форме.
Маккензи кивнула. Еле заметно, но Марин уловила ее реакцию.
— Есть новости от Джулиана?
— Нет, с того самого дня, как он сделал мою фотку для выкупа, — покачав головой, сообщила Маккензи. — Джей Ар подозревал, что Джулиан собирается кинуть его и сбежать с полученными от вас деньгами, — и, похоже, именно так он и поступил. — Она вяло улыбнулась. — Хорошо, что вас не обманули еще на двести пятьдесят тысяч.
Марин подтолкнула сумку вперед; та коснулась ноги Маккензи.
— Да, хорошо. Иначе я не пришла бы сюда, чтобы отдать их вам.
Маккензи недоумевающе нахмурилась и, глянув вниз на сумку, вновь посмотрела на Марин.
— О чем вы говорите? — Она настороженно оглянулась. — Это какая-то ловушка?
— Никакой ловушки, — устало успокоила ее Марин. — Я заплатила за ваше убийство — пусть даже никто не собирался совершать его — и реально жила с искренним желанием вам смерти. Потом опомнилась и все отменила… Но все равно я поступила ужасно и не могу так просто жить с
