– Beacoup, beacoup! – повторял старик и при этом резко взмахивал рукой, будто резал глотку врагу.
Я повернулся к Сьюзан.
– Спроси, его винтовка все еще у него?
Старик выслушал вопрос, посмотрел на меня и едва заметно кивнул.
Невероятно сморщенное лицо, щелочки-глаза. Мы стояли на площади Кесанга и держались за руки. Было ли у нас что-то общее? Ничего, кроме того, что мы воевали на одной войне, которая могла никогда не вспыхнуть.
– Он спрашивает, – перевела Сьюзан, – не знаешь ли ты капитана Боба, который был его командиром?
– Скажи ему, – ответил я, – что я как-то встретил его в Америке. Капитан Боб живет хорошо и всем рассказывает о своих храбрых горских стрелках.
Старик поверил всему. Он еще крепче сжал мои руки, а потом взял с лотка бронзовый горский браслет и протянул мне. Такие браслеты они продавали. Но если человек нравился или если он был храбр, они могли подарить. Он защелкнул тонкий браслетик на моем левом запястье, отошел на шаг и отдал мне честь. Я ответил тем же.
Вокруг нас собрались несколько американцев и десяток вьетнамцев. Последние были явно раздосадованы.
– Поблагодари его, – попросил я Сьюзан. – И скажи, что мы с капитаном Бобом вернемся и организуем новую горскую армию.
Сьюзан что-то сказала старику. Он улыбнулся, и мы пожали друг другу руки. А ей внезапно потребовалось целых шесть платков и цветных кушачков, и впервые во Вьетнаме Сьюзан не стала торговаться и сразу дала старухе десятку. Конечно же, ей захотелось пофотографировать. И хотя я предупреждал, что ей отрежут голову, она попросила у горцев разрешения. И те ее не тронули. Мы тоже позировали в горских платках, а потом попрощались с продавцами и пошли в кафе.
– Они из племени бру, – объяснила мне Сьюзан. – Дай-ка посмотреть твой браслет.
Я протянул ей руку.
– В нем есть какой-то смысл?
– Это знак дружбы. У меня уже один такой хранится дома. Теперь будет два.
– Правда? А кто тебе подарил?
– Естественно, горец.
– А почему он это сделал? Или это была она?
– Он. Мы не приставали к их женщинам, иначе наши кочаны вполне могли насадить на кол.
– Ну хорошо, он. За что он подарил тебе браслет?
– В знак дружбы. Они легко с ними расстаются, если человек им нравится. Но к несчастью, горцы ждут, что друг разделит с ними стол, а их трапеза куда отвратительнее, чем ротный рацион.
– Неужели?
– Самое ужасное блюдо – это вьетнамцы. Горцы вообще любители мяса: олени, медведи, птица и другая дикая живность. Они запекают добычу в золе. Но предлагают запить кушанье стаканом крови. А это с непривычки непросто.
– Ты сумел выпить кровь?
– Ничего. Под мясо нормально идет.
Когда мы вошли в кафе, было около часа и за столиками оказалось много белых: европейцев, американцев, даже рюкзачников. Кое-кто по возрасту мог участвовать в войне, но в основном – групповые туристы. И у них Кесанг не вызывал никаких ассоциаций – просто экскурсионный город. Видимо, им предложили в Хюэ прокатиться сюда, и они согласились. Клюнули на рекламу: "Кесанг! Город, где три месяца находилась в кольце американская военная база! Почувствуйте из салона снабженного кондиционером автобуса смертельный ужас тридцати тысяч осажденных! По дороге заезд в горскую деревню. Стоимость обеда включена в путевку".
Все столики были заняты. Но я заметил один, где сидели всего двое: американец и вьетнамец. Они пили пиво.
Я подошел и спросил:
– Не возражаете, если мы сядем?
– Валяйте, – ответил американец – крупный малый примерно моего возраста.
Мы со Сьюзан сели.
– Меня зовут Тед Бакли, – сообщил наш сосед и протянул руку.
– Пол Бреннер. А это Сьюзан Уэбер, – ответил я.
Американец пожал Сьюзан руку.
– А это мистер...
– Мистер Трам, – представился вьетнамец, которому на вид было лет шестьдесят. – Рад с вами познакомиться.
– Представляете, – продолжал Тед Бакли, – мистер Трам служил в северовьетнамской армии – был капитаном. Он воочию видел здешние бои. Так?
Трам улыбнулся краешками губ и кивнул.
– А я служил с января по июнь шестьдесят восьмого в двадцать шестом полку морской пехоты. Так что мы с мистером Трамом были здесь в одно время, но по разные стороны колючки.
Я посмотрел на Трама, и наши глаза встретились. Он пытался понять, был ли и я здесь, а если воевал, затаил ли злобу или, как Тед, тоже считал наше противостояние гнусным совпадением.
– Мистер Трам предложил мне быть экскурсоводом на базе, – сказал американец. – А вы, ребята, туда собираетесь или уже были?
– Собираемся.
Подошла официантка, и мы со Сьюзан заказали пиво – не важно, какого сорта, было бы холодное.
Тед покосился на меня и спросил:
– Морской пехотинец?
Я ответил традиционным:
– Вот еще! Неужели я кажусь настолько тупым? Он рассмеялся.
– Пехота?
– Первая кавалерия.
– Не мандишь? – Он повернулся к Сьюзан. – Ах, извините. Так ты точно был здесь?
Я ответил в лучшем духе добродушного соперничества между родами войск:
– Неужели забыл, как кавалеристы упали с небес и вытащили из дерьма ваши задницы?
– Враки! Мы держали красных там, где хотели.
– Это они вас держали три месяца там, где хотели, – в окружении.
– Потому что мы так хотели.
Мы оба рассмеялись. Забавно получилось, подумал я.
Сьюзан и Трам курили и молча слушали, о чем мы говорили.
– Этот человек тоже здесь был, – сказала ему Сьюзан. – Вы поняли?
Вьетнамец кивнул и повернулся ко мне:
– Вы прибыли сюда первого апреля. Так?
– Верно.
– Я очень хорошо помню этот день.
– И я тоже.
Принесли пиво, и мы подняли бутылки.
– За мир, – предложил Тед. Все чокнулись бутылками и выпили.
Тед Бакли был крупным малым, но явно прибавил несколько фунтов с тех голодных месяцев в осаде. Морщинистое лицо, огрубевшие руки – он явно зарабатывал себе на жизнь физическим трудом.
– Вы здесь один? – спросила его Сьюзан.
– С женой. Она осталась в Хюэ. Сказала, у меня будет больше впечатлений, если я поеду без нее. Мы приехали туда из Сайгона с тургруппой на микроавтобусе. И вот только что я познакомился с мистером Трамом. Он обещал мне персональную экскурсию. Присоединяйтесь.
– Спасибо. С удовольствием, – поблагодарил я.
Тед повернулся к Сьюзан:
– А вас-то как сюда вытащили?
– Я сама вызвалась.
– Никогда не следует вызываться самому. Так, Пол? – пошутил американец. И спросил: – Вы, ребята, остановились в Хюэ?
– Да, – ответила Сьюзан.
– Мы вчера осматривали Цитадель, – продолжал он. – Господи, большая часть до сих пор в руинах. Ты там был?
– Нет, – отозвался я. – Мы стояли в основном в Куангчи.
– Да, конечно. Район высадки Шарон. Помню-помню. И что ты делал в кавалерии?
– Тянул солдатскую лямку.
– Вот и я тоже. Шесть месяцев угробил в этой сраной дыре. Простите, – снова извинился он перед Сьюзан. – Не подберу другого слова.
– Ничего, – хмыкнула она. – Я в последнее время привыкла. – И повернулась к вьетнамцу: – А вы сколько здесь были?
– Четыре месяца, – сказал он. – Прибыл в декабре шестьдесят седьмого, а в апреле был отозван. – Он поднял на меня глаза. – Так что мы разминулись с мистером Полом. – Это показалось ему смешным, и он хихикнул.
– А каково было по вашу сторону проволоки? – спросил его Тед.
Трам понял вопрос и на мгновение задумался.
– Очень плохо. Американские бомбардировщики прилетали ночью и днем. И ночью, и днем стреляла артиллерия. Очень плохо... и у нас... и у вас... но бомбардировщики – совсем нехорошо.
– А я, приятель, три долбаных месяца огребал от вашей артиллерии.
– Да, война – это плохо для всех.
Тед повернулся ко мне:
– Слушай, ты способен поверить? Поверить в то, что вернулся?
– Пытаюсь.
– А вы, – повернулся он к Сьюзан, – выглядите слишком молодо, чтобы помнить о войне.
– Это верно. Но Пол любезно делится со мной воспоминаниями.
Тед явно хотел спросить о наших отношениях, и пока его совсем не замучило любопытство, я решил действовать на опережение.
– Мы познакомились в Хюэ, – сказал я. – И сегодня я пригласил Сьюзан поехать со мной.
– Вот как? Значит, вы только что познакомились? Сами-то откуда?
– Из Ленокса. Штат Массачусетс.
– Да? А я из Чатема, Нью-Йорк, прямо по другую сторону границы штата. Владею маленькой строительной компанией. В свое время накопал здесь так много траншей и построил такую прорву бункеров, что, когда вернулся в Америку, мне захотелось обложить дом мешками с песком и нарыть вокруг окопов. Но мой старикан удружил мне работенку каменщика.
